– Зачем же мы тогда собираем ягоды, которые нельзя есть?
– Не ягоды, а шипы! – ответила Идунн, как будто это и так было понятно.
Альба заглянула в корзинку Идунн и не увидела там ни одной ягоды: Идунн собирала только длинные шипы.
– Что Сири будет с ними делать?
– Это сонные шипы. Ну, березовая дрёма! – ответила Идунн, как будто это все объясняло.
Увидев, что Альба по-прежнему ничего не понимает, Идунн вздохнула:
– Они оказывают снотворное действие. Те, что растут здесь, не очень сильные, но если поджечь их на ночь, то лучше спится. Полезно при сотрясении мозга.
Идунн продолжила срывать с веток сонные шипы.
– Сири тебя всему научила? Лечебным травам, целительству и всему такому?
Идунн кивнула.
– Давно ты с ней живешь?
– Всю жизнь, – коротко ответила Идунн.
Альба вдруг поняла, что Идунн, как и она сама, выросла без родителей.
– Я живу с дядей, – сказала она. – Но у нас нет такого замечательного сада, как здесь.
– А где вы живете? – спросила Идунн.
Альба никому не рассказывала, где живет, но почувствовала, что должна открыться Идунн, чтобы заслужить ее доверие.
– Мы… м-м… живем в фургоне на стоянке.
Идунн эта новость не смутила.
– И какой он, твой дядя? – спросила она.
Альба пожала плечами. Ей не хотелось быть нытиком.
– Одд… своеобразный. Но он взял меня к себе, когда родители умерли. Грех жаловаться.
Идунн наконец посмотрела на нее.
– Он рассказывал тебе… – Идунн запнулась. – А как они умерли?
Альба прочистила горло и ответила:
– Дядя говорит, что их ударило молнией. Но я думаю, что он врет. Либо потому, что правда слишком ужасна, либо потому, что она слишком скучная.
– Но у тебя же есть право знать, как умерла твоя мать!
Похоже, Идунн это по-настоящему волновало, и Альба почувствовала, что благодарна ей.
– А твои родители как умерли? – спросила она.
– Мои живы, – возмутилась Идунн. Помолчав, она добавила: – Говорят, моя мама – плохой человек… Поэтому ей нельзя со мной видеться. Пойдем за лестницей, чтобы добраться до верхних веток.
Альба подумала, что, наверное, мама Идунн в тюрьме, но расспрашивать не стала. Они вытащили из-за сарая заляпанную краской лестницу и приставили к крушине.
– Я могу залезть, если ты подержишь, – предложила Альба.
– Давай по очереди?
– Да, но… Я подумала… После того, что недавно случилось… – Альба посмотрела на ссадину на лбу Идунн.
– Ты же не позволишь мне упасть и удариться? – резко бросила Идунн и полезла наверх, а Альба поспешно схватилась за лестницу.
– Прости, – сказала она. Оказывается, извиняться проще, если не смотришь в глаза. – За то, что случилось.
– Все нормально, – ответила Идунн.
– Ничего не нормально, – возразила Альба. – Корнелию и Мартина нужно было послать куда подальше. Не надо было тебя обманывать. Ты же просто хотела дружить.
Похоже, последняя фраза задела Идунн: она довольно резко перебила Альбу:
– Вовсе я не собиралась с тобой дружить.
Альба нахмурилась.
– Нет? И ты просто так подсела ко мне за обедом и завела разговор, чтобы…
– Заманить тебя сюда, – закончила за нее Идунн.
– Заманить меня? Ты что, так сильно головой ударилась? Это я тебя заманила, помнишь?
Альба вздохнула и постаралась говорить более дружелюбно:
– Неважно. Я просто хотела извиниться…
Идунн спрыгнула с лестницы и с надменной улыбкой пошла к дому.
– Ты и в самом деле ничего не понимаешь.
– О чем ты?
Но не успела Идунн ответить, как из кухни показалась Сири и сообщила, что обед готов.
Альбе расхотелось разговаривать с Идунн. Она ела молча, сразу после обеда поблагодарила за гостеприимство и попрощалась. Альба направилась к своему велосипеду, но по пути остановилась у грядки, где под кошачьей мятой дремал Рассел, и убрала еще несколько слизевиков. Эти липкие комочки росли по всему Бьёркагорду, особенно на грядке с травами. Они напоминали мягкий сыр, целый день пролежавший на солнце.