Я прижимаю руку ко лбу, словно так можно унять круговерть мыслей. Но все по-прежнему кажется невероятным, если только не…
– Колдовство?
Он склоняет голову, ну совершенно как благовоспитанный придворный.
– Тебя прокляли? – допытываюсь я, снова хватаясь за балку между нами.
– Нет, – отвечает он с веселыми нотками в голосе. – Отнюдь. Умение говорить в моей природе. Я просто предпочитаю не щеголять им перед вашим видом.
– Тогда как ты… почему ты здесь?
И почему подобное создание не соизволило подать голос для того, чтобы обрести свободу?
– Я попался в трудное время, был сам не свой, – отвечает жеребец. – А твой брат просто выкупил меня, едва узнал, что я не даю себя оседлать. – И продолжает, будто невзначай: – Этот твой братец – дурень дурнем, между прочим. Я было разочаровался в человечестве, но тут наконец появилась ты.
У меня вырывается смешок, потом еще один, резкий и сдавленный. Так я отчаянно стараюсь проглотить хохот, чтобы не привлекать внимания людей с кухни. Моего брата обзывает дурнем говорящая лошадь, а я, значит, надежда человечества? Похоже, я теряю рассудок. Может быть, так мстит Дама – отнимает у меня ясный ум, обрекает всю жизнь скакать за бабочками – безобидной, безопасной. И бесполезной.
– Нужно было уходить, – говорю я мягко. Безумна я или нет, но он все еще здесь, а Валка не оценит коня, на котором нельзя ездить.
– Я остался, потому что ты мне нравишься. В тебе есть милосердие и справедливость.
– Это совсем не повод. Что бы там во мне ни было, я едва ли смогу тебя защитить. Так что принцесса наверняка…
Я снова изумленно смотрю на него. Принцесса, назвал он меня, впервые заговорив. Твой брат, сказал он.
– Я знаю, что с тобой случилось. В тот день я оставил ваш отряд и уже ушел в лес ниже по реке, когда твою жизнь отняли и отдали ей. Я был не в силах вмешаться, но стал свидетелем содеянного.
Голос у него глубокий, спокойный, такой настоящий. Это никакое не наваждение, просто нечто, неведомое мне доселе.
– Поэтому ты остался с нами, – заканчиваю я тихо. – Но объясни же, как ты говоришь? Что ты такое на самом деле?
– Я – Конь, мое племя существует издревле и отличается от ваших вьючных созданий так же, как ты сама. Твой конюх почти не промахнулся, сказав, что меня пригнали с Пышных Равнин, я был рожден не намного южнее тех мест. Во времена, давние даже по людским меркам.
Он встряхивает гривой и косится на двери кухни, но там по-прежнему тихо.
– Ты уже придумала, как снять заклятие?
– Снять?
– Ну конечно! Ты ведь хочешь его снять, не так ли?
Я собираюсь с духом.
– Сначала хотела, но… но у меня было время подумать, так что больше не хочу.
– Так что больше не хочешь, – повторяет он, словно слова могут поменять от этого смысл.
– Не хочу.
– Почему? – Если лошади способны всем своим видом выражать ошеломление, думаю, это выглядит именно так.
– Не придется быть той, кем я была. Понимаешь? У меня никогда и не получалось, я терпеть не могла двор, а теперь могу просто оставить все позади. Могу сама выбирать себе жизнь.
Белый пристально смотрит на меня, а когда заговаривает вновь, я слышу нотки разочарования:
– Ты не чувствуешь долга перед своим народом?
К щекам приливает кровь.
– Мой народ остался дома. Кем бы я ни была, я не смогу помочь им из Менайи.
– Менайцы и есть твой народ. Они тебя выбрали. Хочешь подсунуть им гадюку вместо себя?
Я застываю, думая о Валке и о дворцовой жизни.
– Она не причинит вреда больше, чем дозволит королевская семья. А если они дозволят хоть что-то – значит, скорее всего, и сами не лучше ее. Я бы не смогла с ними бороться. Она в любом случае справится лучше меня. Она понимает в политике.
– Желающие власти редко в самом деле заслуживают ее. Она принесет стране одни несчастья. Ты же изо всех сил старалась бы не навредить. – Он пытается быть терпеливым.
Я качаю головой:
– Вал…
И замолкаю, потому что удавка впивается в шею, пережимает дыхание и кровь. Я повисаю на ограде, хватаясь рукой за горло и широко открывая рот. Наконец воздух снова врывается внутрь с хриплым свистом.
– Принцесса? – мягко спрашивает конь.
Я выпрямляюсь, убираю руку и пробую снова, будто ничего не случилось. Голос звучит сипло и сдавленно.
– Она не злая от природы. Просто черствая и мелочная. И станет беспокоиться о платьях и украшениях больше всего прочего. А принцессе в таком не будет отказа. Есть в правителях черты похуже неравнодушия к брошкам.
Если бы только знать, что Валка не предаст принца, меня совсем ничего не тревожило бы. Но она предаст, хотя бы потому, что теперь тоже во власти Дамы. Я не могу помешать ни той, ни другой, зато могу предупредить принца. И точно могу сделать это, не возвращая своего прошлого.
– И тебе совершенно безразличны собственное имя и статус?
– В жизни так много всего кроме имен и статусов. – В моем голосе звенит напряжение. – Настоящей принцессой я все равно никогда не была.
Хотя бы это удавка позволяет заявить вслух.
– Да, – соглашается конь, немного подумав. – Ты никогда не желала власти. Это лишь делает тебя лучшей принцессой, чем прочие.
Настырный говорящий конь, кто бы мог подумать.
– Почему тебе вообще так важно, кто я?
– Я думал, это важно тебе. И, думаю, еще станет, когда ты поразмыслишь. А на это у тебя теперь, кажется, предостаточно времени. – Он отворачивается и идет к остальным лошадям. – Приходи поговорить снова, принцесса.
Я смотрю ему вслед, вижу, что остальные лошади не отличают его от своих – говорящего коня с обостренным благородством. И не представляю, что со всем этим делать.