Стена и сама крепость не особо изменилась за эти месяцы, осталась такой же массивной и внушающей искреннее уважение.
Однако очень многих знакомых парней и мужиков на ней погибли, те, с кем я вместе отбивался здесь от все же пришедшей сюда огромной орды орков. Все же пришедшей после захвата всех остальных небольших крепостей-фортов на окраине обжитого людьми мира.
Сейчас я уже знаю, что пусть крепость и правда очень внушительна и крепка, есть в этом мире сила, которая чуть-чуть ее не сломила.
Едва-едва люди в крепости, а значит и я смогли отбиться от врагов, которые потеряли под стенами четыре пятых своей орды и только тогда ушли восвояси.
Каким наивным оказался я семь месяцев без шести дней назад, когда впервые вошел в распахнутые ворота Датума, с радостным восхищением вертя головой кругом. И мощные ворота, и толщина стен, и укрепления, щедро раскиданные по самой стене – все это разительно отличается от скромной крепостенки под названием Теронил.
Какие большие дома и склады, широкие мощеные улицы, множество народа внимательно смотрит на нас, желая услышать хорошие новости.
Жены и дети воинов, оборонявших Теронил, пытаются рассмотреть своих мужей и отцов среди выходящих со скуфы, быстро понимают, что никого из родных и знакомых не видят и требовательно преграждают нам дорогу.
Сразу же спрашивают о судьбе воинов крепости и вскоре одни плачут, вторые проклинают судьбу, дети молча смотрят на нас, пуская обильно слезы.
Да, невеселые новости принесла наша ладья в этот город, никто из крепости не смог на ней спастись.
Очень невеселые, на все расспросы экипаж скуфы кивает на меня, как на единственно пока спасшегося из крепости. Теперь женщины берут в осаду меня, называет имена своих мужей, однако что я могу им сказать?
Я знаю по именам только своих товарищей по работе, Дианила и Териила, могу рассказать, как погиб от стрелы на стенах один из них, судьба второго мне не известна.
То есть конечно известна, однако лучше я об этом промолчу. И так дело попахивает побоями для меня, просто за то, что я спасся, а чьи-то мужья и отцы не смогли, да еще прикрывая своими жизнями мое бегство, как подумают все собравшиеся здесь уже вдовы.
Гребцы предупреждают новых вдов и детей, что я почти не говорю на местном языке и вообще даже не воин. Однако проклятий и ругательств в свою сторону я выслушал немало, судя по интонации говорящих. Именно из-за того, что не могу по имени сказать, когда видел кого-то в последний раз и что с ним стало.
Толпа разъяренных такими новостями женщин – это вам не шутки! Могут и разорвать на клочки по закоулочкам.
Едва меня не порвали на маленькие кусочки просто потому, что я здесь стою живой и невредимый. В отличии от их мужей, про которых никто не хочет знать правду. Да и понятно, какая правда всем нужна – что я не видел лично смерть воинов крепости, а значит они могли выжить.
Только я по именам знаю одних своих приятелей, даже как зовут начальство крепости – мне неведомо. Поэтому я только отрицательно киваю головой, когда слышу незнакомые имена.
А имя Териила так никто и не назвал, хотя про Дианила спросила пожилая женщина, только и его смерти я доподлинно не видел, поэтому ничего не говорю.
Хорошо, что меня прикрыли пара служивых, отправленных со мной начальством корабля, они отвели свежего свидетеля захвата крепости в полуподвальный этаж здания на самой большой тут площади.
Пахло там совсем нехорошо, меня сразу закрыли в камере с парой потрепанных мужиков и одним служивым, на котором лица не видно, так здорово его отлупили.
Да, так я попал в местное КПЗ, как непонятный и подозрительный чужеземец, вместе с пойманными на воровстве и неподчинении начальству. Кинжал с пояса у меня сняли еще на скуфе, мешок обыскали, но из него ничего не забрали.
Самое смешное, что мой заслуженный сапожный нож в потайном кармане опять не нашли, как и красивую красную зажигалку. Карман с ножом опять не заметили, зажигалку снова не смогли нащупать, небрежно охлопав мою одежду с Земли. Здесь такие миниатюрные вещи еще делать не умеют, поэтому и не обращают внимание.
Я его снова туда спрятал, как только уплыл из рабства. Один раз выручил, вдруг еще придется именно на него полагаться, серьезный такой инструмент в любом непредвиденном случае.
Запустили свои руки в чужое имущество простые мужики, послал своего командира служивый – истории оказавшихся со мной рядом в камере довольно типичны.
Зато мной служивый человек сильно заинтересовался, а так как я не могу ответить на его вопросы, решил заняться моей учебой:
– Так делать здесь больше нечего, – это он мне объяснил потом. – И от мыслей о своей судьбе отвлекает.
Мужики же угрюмо молчат, боясь еще раз что-то неправильно сделать и усугубить свое положение лишними разговорами.
Однако когда я смог как-то рассказать воину о захвате крепости и гибели всех ее защитников, он сразу повеселел и высказал авторитетное мнение, что теперь его вернут в строй, а суд не состоится.
Через пару дней, когда меня забрали на дознание, я уже обогатил свой разговорный язык еще полусотней слов и смог внятно объяснить паре коренастых и сумрачных мужиков в форме свою историю.
Однако они мне не поверили, как не верят похоже здесь вообще никому сразу, отвесили несколько серьезных зуботычин и даже попинали своими подкованными сапогами немного для острастки.
Я уже собрался было перестать давать себя лупить, а отвесить как следует им в ответ, только про такое начало дознания меня уже предупредил сосед по камере:
– Бьют всех сначала, потом уже разговоры разговаривают. Терпи, здесь иначе не бывает.
Только потом дознатчики залезли в мой мешок и долго рассматривали мою одежду, рабочую униформу сантехника из синтетических тканей и с яркими вставками. Впрочем даже простые карманы повергли их в шок, невиданное здесь дело.
После этого меня снова посадили на табурет и уже вполне вежливо зафиксировали мои слова даже на бумаге.
– Начальство с тобой решать будет, – так мне и сказали в конце допроса. – Мы тебе верим, чужеземец.
Учитывая, что обоих крестьян за мелкое воровство вообще принесли под руки и бросили на пол в бессознательном состоянии – лучше здесь даже по мелочи не брать чужого.
И по тому, какая казнь ждет серьезных душегубов – в плен властям сдаваться тоже нет никакого смысла, все бандиты отбиваются до самого конца.
Пока я отлеживался после побоев учеба моя продолжилась. Когда через местную шестидневную неделю нас начали привлекать на стены крепости, чтобы выносить раненых и убитых, я уже общался и понимал команды более-менее нормально.
Примерно так же, как совсем темный и неразвитый крестьянин из глухого угла.
Еще через неделю, когда половина защитников крепости оказалась на том свете или в лазарете от стрел орков, а я уже сносно стал разговаривать, всем находящимся под следствием и даже осужденным предложили вступить в стражу, чтобы искупить своей кровью вину перед Империей, Императором и ее жителями.
Судя по потерям профессиональных солдат, это такой себе шанс получался, дай бог сможет выжить один новобранец из пяти.
Я вступил и подписал контракт, кто-то остался сидеть и ждать, только и их привлекали постоянно на стены. Они все равно так же гибли, совсем не готовые к тому, что их там ждет, да еще за бесплатно.
Даже моего небольшого опыта вполне хватило, чтобы вести себя обдуманно и осмотрительно, не подставляться под стрелы и оказаться в числе тех полутора сотен воинов, которые смогли увидеть долгожданное зрелище ухода орды обратно в свои степи. Все-таки такие стены, в полтора раза выше, чем в предыдущей крепости-форте, оказались для неуклюжих нелюдей совсем неприступны.
Все, время наряда, сегодня особо медленно тянущееся, закончилось.
Пришла смена, мы возвращаемся в караулку. Я сдаю служебное оружие, доспехи, то же казенное обмундирование и достаю из мешка принесенную заранее одежду, отшучиваясь от приятелей.
Теперь я могу носить вещи, подчеркивающие мой статус воина в отставке, однако покупать все придется за свои кровные. Империя никому ничего за так не отдает, на том стоит и стоять будет.
Пришлось бы, однако с тех же орков и погибших товарищей уже столько всего набрано, столько барахла и тех же кинжалов, что думать про такое не приходится. Даже неуставное копье длиной в два с лишним метра из дорогого здесь дерева ценной породы у меня уже припасено для будущей жизни.
Так-то все имущество погибших, кроме казенного добра, передается его семье, если она имеется и официально зарегистрирована в том же храме. Однако молодые парни первого срока службы еще не успели многие ни с кем обручиться и зажить как муж с женой.
Поэтому все оставшееся после них поступает в когорту, а там уже разыгрывается или выкупается кем-то из нас, если что-то особенно приглянулось. Так я уже выкупил за небольшие деньги несколько оставшихся трофеев, показавшихся мне необходимыми для дальнейшей жизни. И один дорогой предмет за большие деньги.
Ну больших-то у меня еще и нет, приходится жить на свое денежное довольствие и еще монеты с продажи некоторых трофеев, типа сувениров.
Все же моя когорта два раза совершала ночные вылазки в лагерь орков, успела немного пограбить обозы с теми же трофеями, которые набрали нелюди до этого. Пусть и вернулось с этих вылазок не больше половины воинов, зато все старательно тащили полные мешки всякого разного добра.