Венди рисует тихую воду. Мини-роман о любви

– Сломаны ребра? – пробормотала Венди.

Массажа ему не видать – это точно.

Что ж делать?

Он задрожал, словно в ознобе. Зубы оскалились, застучали друг о друга.

Венди, без всякой задней мысли, обхватила его руками, прижала к себе.

– Всё нормально. Все хорошо, – бормотала она ему в ухо. – Помощь едет. А погода сегодня прохладная. Но это и к лучшему…

«Что за бред? Я ненормальная!» А его темные, коротко остриженные волосы пахли табаком…

– Быстрее! Быстрее, Лиз! – кричал, меж тем, пухляк в трубку. – Мы тут, у самой воды. Да, плохо стало. Решил пробежаться. Он синий! Хрипит! Раздери тебя! Мне надо было связать его?! Висеть на нем?! Заткнись и волоки сюда свою задницу и свою сумку! Или завтра будут похороны!

– Вы что?! – завопила Венди. – Не позвонили в скорую?!

– Скорая тут не поможет. Лиз лучше, – буркнул пухляк, вновь присаживаясь рядом с девушкой. – Как он? Что?

– Синий, хрипит, – передразнила его Венди.

– Чёорт, – простонал вдруг долговязый ей в грудь.

Она дернулась от неожиданности, выпустила его – он упал обратно на её куртку. Повернул голову, скривившись, как от сильной боли, открыл, наконец, глаза. Серо-голубые, как платина. Пронзительные.

– Будь ты проклят, – вырвалось у Венди.

Он вдруг улыбнулся, одним углом рта. Из-за этого лицо его помолодело лет на десять, стало каким-то мальчишеским.

– Merci, ma cherie, – прошептал он почему-то по-французски и вновь закрыл глаза; а через минуту застонал и уперся рукой в песок, пытаясь сесть.

– Лежи, ублюдок! – рявкнул на него пухляк.

– Да-да, вам лучше лежать, месье, – испуганно сказала Венди, обращаясь к долговязому на французский манер.

Он фыркнул на неё, затем поднял руку, ткнул пальцем в сторону пухляка и пообещал, недобро сверкая глазами и растягивая гласные звуки:

– Я убью тебя… потом…

Эти слова и этот голос были такими мужскими, что у Венди в животе всё перевернулось. Она судорожно сглотнула, встав на ноги и сделав шаг назад.

– О, мой бог, да лежи уж спокойно, – простонал пухляк. – Вон Лизбет на всех парусах.

– Чёорт! – долговязый вновь простонал и растянулся-таки на песке, умостив опять голову на куртку Венди.

Было видно, что ему ещё здорово нездоровиться. Бледность лица перешла в серость, губы опять посинели, дыхание вновь стало частым и хриплым, и, похоже, он собирался второй раз потерять сознание.

Но он еще увидел, какой у Венди напуганный вид. Слабо усмехнулся ей и пробормотал её же слова:

– Всё нормально. Всё хорошо.

Потом в груди у него что-то заклокотало, и он закрыл-таки глаза, затих.

– Мам, – сипло выдохнула Венди. – Он же не умер? Нет?

Пухляк, побелев не хуже лежащего, кинулся к нему, схватил за руку, чтоб щупать пульс. Не нашел, выругался и приложил пальцы к горлу. Просиял – пульс был, хоть и слабый.

– Жив, мерзавец, жив, – прошипел пухляк. – Ох, милая мисс, мы наверно здорово вас напугали…

Венди пожала плечами, хотела ответить, но тут с громким воплем к ним подлетела высокая стройная женщина в джинсах и белой рубашке. Шлёпнула на песок большую сумку, сама упала на колени. Блеснул шприц – она лихо всадила иглу в шею долговязого и ввела неслабую дозу какой-то прозрачной жидкости.

Венди ахнула – так всё быстро произошло.

– Будет жить, – ухмыльнулась женщина, тряхнув светловолосой головой, и обернулась к Венди. – Всем привет. Я Лизбет Мун.

Голос у ней был приятный и решительный. И глаза были серо-голубые, как у лежащего на песке мужчины.

– Хело, я Венди Финн, – кисло отозвалась художница, испытывая что-то вроде ревности при виде того, как блондинка нежно погладила лежавшего по щеке.

– Хело. Я Стив. Просто Стив, – вздохнул пухляк, протягивая Венди руку. – Что теперь? – тускло осведомился у Лизбет.

– Тим и Бен на подходе, – кивнула Лизбет. – Отнесем героя в дом. Не оставлять же тут. А вы, мисс Финн?

– Идет с нами. На чай, кофе, – отозвался Стив. – Она мне неслабо помогла… Вы ведь не против, мисс? У нас еще есть отличное безе. Любите безе? – он смотрел на Венди взглядом преданной собаки.

Художница не знала, что и подумать. Слишком уж много всего случилось за последние минуты такого, что её потрясло. Её кстати и дрожь стала бить – от пережитого стресса.

– Конечно, любит, – Лизбет, мило улыбаясь, подошла к Венди и обняла её. – Добрая мисс, парни поволокут Гилберта, а вас поволоку я. Я заварю вам самый лучший кофе!

Между тем, к ним подбежали два парня в джинсах и кожаных куртках. Один был совершенно лыс и жевал спичку. Второй мог похвастать светло-рыжей, курчавой шевелюрой. Мужчины без лишних слов и приветствий легко подняли всё ещё бессознательного верзилу и осторожно понесли его к ступеням.

– А мои краски? – промямлила Венди, кивнув туда, где остались её вещи.

– Скажу Тиму – всё заберёт, ничего не сломает, – кивнула Лизбет и затараторила. – А вы рисуете? О! В каком стиле? Я тоже рисую. Иногда. Но только карандашом. Вроде как я график, – она засмеялась так, будто ничего страшного пару минут назад не произошло.

– Я так… я пока начинаю… акварели рисую, – мямлила Венди, провожая глазами Гилберта, уплывающего на руках Тима и Бена. – А это… это новый владелец Кленового Дома?

– Гилберт? Он не владелец. Он арендует, – отвечала Лизбет, увлекая девушку за собой. – Стив! Моя сумка!

– Ага, – отозвался пухляк, послушно беря сумку.

– Гил не уверен, что останется тут надолго. Это мы – его друзья – настояли, чтоб он здесь пожил. Может, со временем он и купит этот дом. Места тут замечательные.

– У него больное сердце? Я хотела массаж сердца сделать – я умею. А там бинты…

Лизбет чуть нахмурилась, ответила приглушенным голосом:

– Сердце? Да, пошаливает, после всех операций. У него ранения тяжелые были. Переломы ребер тоже были. Он военный врач, хирург. Он был в горячей точке…