Сила любви

Шатры и красная дорожка лестниц,
И с плеч долой меха,
А на плечо – мундиры и чины.
И зеркала, наполненные красотою,
Начавшейся игрой увлечены.

И запахи цветов легли дурманом
На белизну прекрасных дам плечей,
Освещены алмазным водопадом,
Как тысячей свечей.

А музыка поет, звучит, волнует
И лоск паркета превращает в лед,
И тот, во фраке: легкий, одинокий,
Чуждый, – в сей час уже совсем не тот.

И от тепла толпы, скользящей шумно,
Людно, так сладко захмелела голова.
И вот уже так вежливо-надменны повороты
Его прекрасного и тонкого лица.

Но вот ее лицо мелькнуло сквозь смог
Волнующе-волшебной суеты, и видеть хочет
Он те, прежние черты, но кружится от бала
Голова, и лишь в чарующее волшебство
Старания его превращены.

О, да, она уже не та. Стал тоньше стан;
И юность, скинув повседневные покровы,
Как тяжкий кокон, сбрасывают с плеч,
И бабочке прекрасной, тонкокрылой
Свободою уже не пренебречь.

И вечность танцевать готова,
Всю грацию свою отдав взамен…
Но почему же взгляд его прощально-долог
Сейчас, когда так много счастья в ней?..

И в теплой бальной зале становится
Так холодно, и он мечтает лишь о тишине
В своей квартире, и не дают покоя
Два вопроса: прощу ли я твою свободу
И порочность; простишь ли мою ревность
Ты в другом, не бальном мире…

Венеция

Ах, Венеция! Вот и наряд закончен мой
И, треуголку одевая, тот прежний мир
Я оставляю и открываю новый,
В котором издавна сама Венеция живет.

И впитывать в узоры платья моего
Таинственность ее мне лестно,
И, вот уж итальянкой властно-страстной,
Взбегая по мосту, я на свидание спешу,
И шорохи моих шагов я прячу под накидкою
небесной.

И состязаться с Казановой в поисках любви мне
сладко, —
Украдкой шепчет нам слова она и в сладости их
Укрывается – украдкой.
И вот уж сердце из муранова стекла держу в
ладони,
Любуясь тайною стеклянною его,
И тайны настоящих тех сердец, что за окном,
Уже грозят и манят за собою.

Венеция, ты нас, доверчивых своих детей,
В волшебные запутываешь сети, чтобы
околдовать навек
И страсть к себе внушить навеки.
И я иду за томною романтикой тумана твоего,
И в дар я от нее беру лишь грезы – жить о любви
мечтою,
И, лишь оглядываясь, понимать: любовь, моя
наперсница,
Всегда была со мною.

Баллада о Казанове и любви

Венеции привычно услаждать нас,
Вуалью древности своей глаза нам закрывая,
И сквозь вуаль тумана самой за нами наблюдать,
Восторги все предвосхищая.

А вот и столб, и лев, и книга вместе с ними,
И, приподняв личину истории из забытья,
Их обхожу из суеверия кругом я.
И каждый шаг, здесь сделанный, начнется вздохом,
А кончится он выдохом любви,
И в тысячах влюбленных отзовется,
Сцепляя их ладони и проникая в сцепленные рты.

И в том кафе, что «Флориан» зовется,
Я встречу назначаю с тем, с кем я по книгам
Свела свое знакомство, – единожды зовет себя
Он Казановой, а чувствует – в стократ.