Инчик-Сахалинчик

Маленькие пяточки

Отец сидит, гладит мои пяточки, целует и легонько их покусывает:

– Маленькие мои ножки, бегали по дорожке. Бегали, устали, легли, засыпали…

– Ну, пап, где ты видишь, что я сплю? Утро уже, не уразумеешь что ли?

– Ну ладно, – говорит отец. – Давай по другому. Маленькие мои ножки, бегали по дорожке. Бегали, бегали, убежали на самый край острова и вышли замуж за гиляка. Вышли замуж за гиляка и: «До свидания, пока, папа-ка»!

– А чего это за гиляка? – возмущаюсь я.

– Так сказала твоя мама-ка… – задумался отец.

Но мне думать было некогда, я росла, и росла очень быстро:

– Ага, я ещё в садик не ходила, в школу ни разочка ни ногой, а они меня уже сплавили со двора. Ну спасибо, родители!

– Сплавили… – снова задумался отец. – А ведь скока мы леса Японцам сплавили! Ты, дочь, даже не представляешь сколько! Эка, ведь, ведь сволочи.

– Пап, ну пойдем в садик, я ещё туда не выходила! Давай, надевай мне носочек, а я тебе песенку спою, ладно? Маленькие мои ножки, бегали по дорожке. Бегали, бегали, убежали к Толику и вышли за него замуж.

– Что-о-о? – открыл рот Иван Вавилович. – Знаешь что, моя дорогая, двух соплежуев в садик я уже не выхожу! Собирайся и иди к Толикиному папке жить.

Отец вспылил, поставил меня на пол, всучил в руки маленькие носочки и ушел курить. Пришлось надевать носки самой.

С этих пор я жутко возненавидела странное слово «гиляка»:

– На гиляка он не психовал, а на Толика, видите ли, психанул. Ишь, какой умный! Ну и ладно, сама в садик выхожусь, там меня Толик в соседней группе ждёт, опять рожицы будет строить и в щечку целовать.

И я запела свою любимую песенку про пяточки.

А ты, папка, ревнуй, ревнуй. Недолог папин век: вырастет дочь большая-пребольшая, убежит далеко-далеко, аж в соседнее село, выйдет замуж и больше не даст тебе свои пяточки: ни покусать, ни погладить, ни поцеловать… Да ты и сам не захочешь – состаришься, скукожишься, вредным станешь, злым, нехорошим. А дочка тоже завредничает и не будет тебя старого вспоминать, а будет помнить тебя молодого, доброго-предоброго, ревнивого!

Дедушкин сундук и новый самовар

Залезла я как-то в старый сундук деда Вавилы. А в сундуке сокровища так и блестели, так и блестели, глаза слепили старинными елочными игрушками! Обрадовалась деточка, оделась и бегом во двор – соседние елочки наряжать. Бегаю туда-сюда: хвать две игрушечки и до ёлки, хвать две игрушечки и до ёлки… Но счастье длилось недолго, выросли из-под земли мама, папа, дед, бабушка и застукали свою дочку-внучку за этим занятием. Встали в кружок у красиво наряженной ёлочки, руками всплескивают, головами качают, ай-я-яйкают и пальцами грозят:

– Ты зачем игрушки у деда украла, может, мама тебе их не покупала?

– Или папа не хлопал по попе?

– Вот девушку и прохлопали: проглядели, не уследили!

– Как-то не так растили?

– И куда же ты, погремушечки волочешь? Потом в дом бежишь и ещё берёшь. Ой, не нравится деду эта затея. И бабушка ложкой огреет.

– А на дворе зима и гуляешь ты долго.

Я попыталась доходчиво объяснить родственничкам, что события текут в правильном русле:

– Не понимаете, это на ёлку! Наряжаю зелёную я красиво, деду с бабой на диво. Удивить хотела маму и тятьку, хоровод устроим на Святки.

А родственники никак не унимаются:

– Да не Святки, доча, начинаются, а февраль на дворе кончается. Уж к Масленице б и наряжала.

Зарыдала маленькая:

– Я не знала!

Родня понемногу начала остывать:

– Ладно, деду шепнем, мол, внучка у нас не воровка, он погладит тебя по головке.

– А бабушка напечет оладий и родителям скажет: дочка у вас, на зависть, хорошая; тащит, правда, чего не положено!

Сильно обиделась я на незаслуженные насмешки взрослого населения острова, насупилась, отдала деду игрушки, которые в руках держала, и пошла в избу. Уселась у наблюдательного пункта – окошка закопченного и принялась диверсионно подглядывать за дальнейшими действиями врагов. Смотрю на них и диву даюсь:

– А чего это они трясущимися руками мои игруньки с елки снимают? Ну, дед с бабой ладно, старенькие уже! А мать с отцом? Совсем уже что ли!

И в окно родне пригрозила своим малюсеньким кулачком:

– Уйду я от вас, плохие вы!

И решила я навсегда убежать из дома. Долго думала и надумала в лес пойти, в теремочке жить со зверюшками разными, уж очень мне полюбилась сказочка «Теремок», которую мама каждый вечер перед сном рассказывала.

В общем, дождалась я, когда родители на работу уйдут и начала собираться: надела шапку, шубу, валенки, свои лыжи широкие и пошла.

Шла я, шла да и заблудилась. Заблудилась, плачу! А вокруг елки, ели, снег и снежинки. Холодно! Вдруг, откуда ни возьмись, выплывает из-за ёлки чужой злой дед на лыжах и спрашивает:

– Чего, красавица, плачешь?

Испугалась я его грозного облика. А ещё больше испугалась рассказывать ему историю про свою родню и игрушки заветные. И соврала:

– Заблудилась я, дедушка, а ведь дел-то совсем ничего было: пошла в лес по грибы да по ягоды.

– Кто ж по грибы зимой ходит, дурочка?

Оглянулась я по сторонам, пожала плечами:

– Не знаю, кто ходит, я, наверное.

– Ну, и чего ты хочешь теперь: домой или грибов?

– И грибов, и ягод, а потом домой, я ведь девушка запасливая!

Вздохнул дед чужой, развёл руками и велел за ним по его лыжне ехать. Ну и фамилию мою не забыл спросить. А я его в ответ спрашиваю строго-строго: