Полеты на Марс и наяву, или Писатель-функционал

– У-у-у-у! – замычал Иван, кое-как присел на кровати, накинул на себя одеяло и сиганул в ванную. Хорошенько проблевался, помылся, почистил зубы, завернулся в полотенце и выполз в божий мир глянцевым, блестящим, почти готовым к подвигам и преодолимым препятствиям. Но космонавтов рядом уже не было.

– Упс, пустота! Все меня кидают, – разочарованно развел руками писатель, оделся и вышел из спальни, забыв прихватить с собой телефон.

В столовой тоже было пусто, к тому же пропала и кастрюля с борщом. Он растерянно оглянулся вокруг:

– Ох!

Дверь, куда исчез великий и ужасный Розгов, была приоткрыта, и оттуда доносились голоса. Иван крадучись подполз к двери и перекрестившись, заглянул внутрь. А там! Кандидаты в космонавты Коля Тихонов и Андрюха Бабкин на плите разогревали борщ, помешивая его огромной поварешкой.

Писатель тряхнул головой, как бы приходя в сознание:

– Бр-р-р-р!

Космонавты оглянулись и расплылись по пространству кухни фантастическими улыбками:

– О, Витя Олегич, вы проснулись!

Иван смутился:

– Моё имя: Иван Петевич Водкин-Безделкин.

– Да? А нам сказали, что сам Пелевин будет изучать наши звездные настроения через призму дзен-буддизма.

– Кто сказал? – сощурился писатель.

– Ну как кто? – развели руками кандидаты. – глава Роскосмоса Розгов.

– Да, кстати, где этот Гудвин? Он вчера был тут, а потом взял и исчез вот в этой самой комнате.

– Какой Гудвин?

– Димон Олегич Розгов.

– Не знаем, мы получили приказ по рации. Голос точно был его. Да и линия наша: внутренняя связь.

Коля и Андрюха внимательно вглядывались в непримечательное лицо Водкина-Безделкина:

– А вы точно не Витя Олегич?

– Точно. Не видно что ли?

– Да в том то и дело, что вы очень похожи на его фотографии.

– Ну, ребята, вы даёте! – прыснул Иван. – У меня же веснушки!

– Ну, – замялись космонавты. – Веснушки и отфотошопить можно.

– Или наоборот, набить тату.

– Думайте, что хотите! – пробормотал писатель. – Мертвецам разрешается нести всякий бред.

Он уже успел уверовать, что живёт в мире мёртвых. И от этой мысли на душе стало даже легче. В реальном мире ведь надо корячиться и что-то корчить из себя. А в загробном можно жить легко и всякие непонятные вещи принимать, как должное, и даже не искать смысл жизни и всякие там прочие ответы на разнообразные загадки.

Дружественной и очень жизненной компанией все трое наелись борща. А после завтрака ребята кинули Ивану вещмешок:

– Переодевайтесь!

Ваня осторожно вытряхнул его содержимое. Там оказался такой же синий комбинезон с сапогами-бахилами, как и у кандидатов, термобельё, сухой паёк, пластиковая посуда и невероятно большой термос. Помучившись, Иван напялил на себя снаряжение – добры молодцы помогли. Затем космонавты наполнили термос борщом. Иван, как мог, крепился, и смотрел на их телодвижения, но злосчастный супец уже сам по себе превращался в кошмар, прямо до обморока!

– А зачем вам нужны 48-часовые бдения у моей капсулы? – робко спросил Иван Петевич.

В дальнейшем «Двое из ларца одинаковы с лица» отвечали на вопросы Водкина-Безделкина всё так же: по очереди, но кто из них что конкретно сказал – наверное, не столь важно; поэтому нашей истории они будут именоваться, как Андрюха-Коля.

Андрюха-Коля бодро объяснили летописцу:

– Наша посадочная капсула в экстренных случаях может упасть куда угодно. Поэтому космонавтов сначала должны найти, а потом прилететь за ними. А на это нужно время! Такие тренировки идут 1965 года, после того, как Александр Леонов, первым совершивший выход в открытый космос, приземлился не там, где его ждали, а в глухой тайге. Прежде чем экипаж обнаружили, Леонов и Беляев провели двое суток в лесу на сильнейшем морозе. А вот вашу новую экспериментальную капсулу, Витя Олегич, нам даже очень сильно не терпится рассмотреть!

Иван поморщился:

– То Сопелкин, то Витя Олегич. Да ну их, пусть хоть горшком обзывают.

– Выдвигаемся, пора! – сказали Андрюха-Коля, закинули баулы со всем необходимым за плечи, повесили небольшой рюкзак на писательскую спину, и все вместе вывалились во двор.

Яркий солнечный свет и белоснежный снег ослепили глаза Ивана. А когда он начал более или менее различать предметы, то космодром остался уже позади.

– Что за чертовщина! – буркнул он, – А-а-а-а… я хотел рассмотреть все конструкции Восточного.

– Успеете еще! – обернулись кандидаты и прибавили ход.

Тут Иван вспомнил о своём телефоне, порылся по карманам, не нашёл оных на новом комбинезоне, плюнул:

– Потом!

– Что вы сказали, Витя Олегич?

– Ничего. А зачем нам лезть по пояс в снегу? Вы хоть бы снегоступы с собой привезли.

– Нельзя! Всё должно быть как в реале: у звёздного десанта нет снегоступов.

Они шли по следам, оставленным Иваном и «Бураном» вчера, и вскоре наткнулись на баллистическую капсулу.

Молодые космонавты кинулись рассматривать её, как чудо:

– А почему она совсем мизерная? Ну понятно, что рассчитана на одного человечка, но всё же! И она не так сильно обгорела, как выгорают наши в плотных слоях атмосферы. Какова высота полета вашей «бомбы», вам сказали?

Водкин-Безделкин наморщил лоб, вспоминая слова инструктора Падалкина:

– Высота полёта двести километров, большая капсула сгорает в атмосфере, но успевает выплюнуть пассажира, находящегося во второй капсуле, которая и раскрывает свой парашют.