– В Художественную академию.
– Да ты что?
– Да, тут вот картины на стенах развешаны… И задушенная блондинка на полу лежит. Как говорится, картина маслом: «Четвертая жертва». Заметь, все потерпевшие – студентки этой самой Академии. Так ты едешь?
– Еду. – решительно ответила я. Вернувшись в зал, тихонько наклонилась к уху Мули и прошептала:
– Поеду к Митяю, он там четвертую убитую блондинку нашел.
– Лучше бы он нашел что-нибудь другое. – в сердцах ответила Муля. – Например, нормальную одежду. Мне что, тут одной оставаться?
– Так вот же Нателла!
Муля только вздохнула в ответ. К нам неслышно приблизилась Ванда:
– Лена, ты уезжаешь?
– Да. – через плечо бросила я, устремившись к выходу. От мысли сделать интервью с Вандой я отказалась еще вчера.
В Академии я была через минут двадцать. У входа стояла милицейская машина, студенты, негромко переговариваясь, кучками ходили вокруг старинного красного фасада здания. Я набрала номер Золотухина:
– Митя, я приехала, где тебя искать?
– Сейчас выйду.
Через пару минут Митяй показался на ступеньках Академии вместе с крепко сложенным пареньком среднего роста с темными, стриженными ежиком волосами.
– Знакомься, это Тимур, то есть тот самый криминальный отдел, о котором ты спрашивала. – насмешливо сообщил Митяй.
– А меня ты представлять не собираешься? – в ответ поинтересовалась я.
– А, точно, забыл! – Митяй жестом отчаяния схватился за голову. – Это Лена, гламурная журналистка. Убийствами и маньяками интересуется не по долгу службы, а исключительно из-за врожденной любви к искусству.
Я в немом удивлении смотрела на Митяя. Почему он так взвинчен? И ехидничает как-то не по делу?
– Ты вроде сам меня позвал. Но, если я тебе мешаю, могу уехать.
– Да ладно, Ленка, хорош обижаться. – Митяй потер рукой виски. – Что-то мне сегодня не по себе…
– Тяжкое зрелище, – согласно кивнул головой Тимур. – Зря мы с тобой сюда поехали.
– А почему вас вообще пропустили к трупу? – удивилась я. – Вроде, в штате милиции вы не состоите?
– Ты что, не помнишь, мы с Валеркой Толокно давние друзья? – в свою очередь, удивился Митяй. – Как он мог меня не пропустить?
– А меня пропустит? – выпалила я.
– Ни фига, вот тебе и хрупкая девушка! – присвистнул Митяй. – Откуда такая кровожадность?
– А у тебя откуда?
– Мне для статьи впечатления нужны!
Вероятно, мы бы снова поругались, но тут вмешался Тимур.
– Митяй, так кто из нас опишет сегодняшнее происшествие? Время поджимает, это нужно давать в номер!
– Описывай ты. – великодушно разрешил Митяй. – Я приеду попозже, и дам развернутый комментарий по поводу нашего серийного убийцы, и небольшой исторический экскурс по поводу серийных убийц вообще.
– Замечательное разделение труда. – не удержалась я. Митяй только отмахнулся. Тимур на прощание кивнул мне и побежал на остановку троллейбуса.
– Бедный парень. – с сочувствием произнесла я. – Мотается вместе с тобой по трупам, а комментарии пишешь ты.
– Что поделаешь, ему так не написать. – пожал плечами Митяй. – Как никак, у меня талант. А он – обычный журналист.
– А ты – обычный задавака!
– Сама знаешь, что необычный. – усмехнулся Митяй. – Ладно, пошли-ка на наш замечательный тренинг. Сама понимаешь, рекламную статью никто не отменял.
– Постой, а зачем я, по твоему, сюда приехала? – возмутилась я.
– На меня посмотреть. – спокойно ответил Митяй. Я невольно засмеялась.
– Нет, так дело не пойдет. Пошли, покажешь мне место преступления.
Мы поднялись по ступенькам и вошли в здание. Следователь Валерий Толокно беседовал с вахтершей, поэтому я взяла Митяя за руку, и под пристальными взглядами милиционеров мы важно проследовали по коридору направо. Перед одной из дверей стояло два часовых. При виде нас они насторожились:
– Господин Золотухин, кто это с вами?
– Это наш редакционный фотограф. – беззастенчиво соврал Митяй. Милиционеры недоверчиво покосились на мою маленькую черную сумочку, затем один спросил:
– Следователь Толокно не давал разрешения на съемки.
– Да вы что, при вас отдал распоряжения. – я подивилась актерскому мастерству Митяя. – Как же я потом смогу описать похождения рижского Чикатилло, если не будет оперативных съемок?
Он покрепче сжал мою руку, и мы, как два танка, двинулись грудью на блюстителей закона. Растерявшись, они без дальнейший пререканий пропустили нас внутрь. Мы вошли в обычную студенческую аудиторию. Правда, внутри не было столов, лишь стулья и небольшой постамент на том месте, где обычно расположена доска. Тело убитой уже увезли, и вместо него остался лишь обведенный мелом силуэт. Я и сама не понимала, почему так рвалась на место преступления, скорее всего, просто для того, чтобы как-то оправдать в глазах Митяя свой поспешный приезд.
– Ну что, насмотрелась, пошли обратно? – спросил Золотухин.
Не отвечая, я оглядела стены аудитории. Несколько висящих пейзажей меня не впечатлили, и вообще, обиталище рижских художников навевало скуку. Похоже, придется уходить несолоно хлебавши. Вот Митяй посмеется! Я повернулась к двери, и тут же замерла. Прямо над дверью висела большая картина маслом: фиолетово-свинцовое грозовое небо, бьющие косым зигзагом молнии и в самом центре – большой, обугленный по краям цветочный бутон. В ярком свете молний он казался кроваво-красным, а иссини-черные подтеки на краях лепестков выглядели, как запекшаяся кровь.
– Митя, а это что за произведение искусства? – спросила я, указывая на картину. Золотухин задумчиво посмотрел вверх:
– Тут только работы студентов. Сейчас прочитаю: Игорь Таридиев, 3 курс. Интересно, что сегодняшняя жертва тоже с третьего курса.
– А три предыдущие?
– Две – первокурсницы, но тоже художницы. И еще одна первокурсница – с потока, занимающегося росписью текстиля. Видишь, я все уже узнал!