– Не имел, не имел… – задумчиво повторила Алена. – А вам не кажется, что это «ХА-ХА!» очень похоже на издевку? Автор издевается над нами. Автор намекает, что разгадка рядом. А мы, идиоты…
– Кхм, кхм! – сердито кашлянул Громовой. – Прошу не обобщать.
– Не буду, – покладисто согласилась Алена. – Но давайте следовать логике тангеро. То есть примем за основу, что мы ищем человека, который танцует аргентинское танго. Значит, он мыслит тангообразами. В том смысле, что у нас, у тех, кто тангирует, мышление очень своеобразное. Помнится, я в Париже, в метро, увидела надпись salida…
– Да ну?! – перебил АВ со смехом. – Я тоже ее видел. Дико, да?
Аксютин и Громовой переглянулись.
– Вы не понимаете, – усмехнулась Алена, посмотрев на них покровительственно. – И понять не можете. Дело в том, что salida по-испански – выход, то есть эта надпись встречается в метро в ряду других, которые на разных языках подсказывают, где находится выход: sortie, exit, salida… Все нормально для нормальных людей. Но, кроме этого, salida – еще и название базовой фигуры аргентинского танго. Поэтому нам с АВ и показалось странным увидеть это слово в метро! Понимаете?
– Нет, – дружно сказали Аксютин и Громовой.
Алена безнадежно махнула рукой:
– Да ладно, это не важно. Короче, есть фигура салида, а есть – салида крузе, что означает выход в крест. То есть партнерша делает ножкой вот так, – она показала, как именно, – и становится в крест. Понятно?
Аксютин и Громовой переглянулись с тоскливым выражением.
– Да вот, посмотрите! – воодушевленно предложил АВ, подхватил Алену в эль альбрасо, то есть в объятие, и вывел в крест на пяти шагах с самой понятной и удобной скруткой, какую ей только приходилось испытывать в жизни.
– Теперь понятно, – глубокомысленно сказал Аксютин, глядя на скрещенные ноги Алены.
– Ну да, – подтвердил и Громовой, заходя сзади и глядя туда же. – Все понятно!
– Итак, с крестом мы разобрались, – подытожила Алена, продолжая оставаться в той же стойке. – Из креста очень удобно выйти в очо кортадо.
АВ немедленно вывел ее в очо кортадо.
– Очо кортадо – это прерванное очо, – продолжала Алена, стоя чуть сбоку АВ с расставленными ногами и с трудом сдерживая себя, чтобы не сделать какое-нибудь украшение. Но сейчас было, конечно, не до танго-бижутерии! – Очо, ocho, – это название красивой такой фигуры, но еще это – восемь по-испански. В танго партнерша как бы восьмерки перед партнером выписывает, оттого так фигуру и назвали. Понимаете, раньше, на заре атанго, когда его танцевали в каких-нибудь, ну, не знаю, тавернах, трактирах, где пол был посыпан опилками или песком, а девушки еще не носили коротких юбок и их ног не было видно, – она для наглядности помахала ножкой и встала в прежнюю стойку, – зрители смотрели на их следы на полу. Ровненько выписанные восьмерки, ну, ochos, свидетельствовали о мастерстве партнерши.
– То есть вы хотите сказать, что цифра 8 в записке – это обозначение фигуры танго? – проявил чудеса сообразительности Аксютин.
– Совершенно верно! Но там написано не просто 8, а именно 8С, что означает очо кортадо, мы для краткости, записывая схему какой-то связки, так и пишем: 8С. – Она кивнула на фотографии, лежащие на пластиковом столе. – На испанском слово cortado пишется с буквой С, но произносится К. Понятно? То есть после креста следует очо кортадо.
– Ну и что? – со скептическим выражением проговорил Аксютин. – Перечень фигур, не более того. Что это нам дает?
– Нам дает это то, что за ними следует точка, – сухо сказала Алена. – Думаю, точка тут обозначает некое пропущенное слово, название фигуры, которая следует за очо кортадо.
– Вообще существует два выхода, – подсказал АВ. – Можно снова поставить партнершу в крест, а можно вывести ее в американу.
– А, ну да, – с непостижимым выражением кивнул Аксютин. – Если в американу можно вывести, тогда конечно! И все же насчет бутерброда…
– Американа… – пробормотал АВ. – Бутерброд…
– Бутерброд здесь тоже не с печки упал, – сказала Алена.
– Не с печки, – согласился Громовой. – Его в магазинах вокзальных покупали.
– Да нет! – махнула рукой раздосадованная Алена. – Не в том смысле! Бутерброд – это тоже название фигуры аргентинского танго! По-английски она называется sandwich, по-испански – mordida, но часто преподаватели для простоты говорят просто – делаем бутерброд. То есть выглядит все вместе вот так… АВ, поведите меня, пожалуйста.
АВ повернул Алену так, что вес ее перешел на правую ногу, и вывел с левой ноги перед собой. Сам он шел с правой. То есть, как это называется у понимающих людей, они шли с внутренних ног. Вообще, к слову сказать, у тангерос и вообще танцоров не две ноги, левая и правая, а шесть: левая, правая, задняя, передняя, внешняя, внутренняя. Иногда, впрочем, их бывает даже восемь: добавляются еще верхняя и нижняя.
А впрочем, вернемся к американе. Итак, АВ вывел Алену с внутренней ноги и поставил перед собой, но не просто так, а зажав ее ступни между своими.
– Вот вам бутерброд, пожалуйста, – с торжеством сказала Алена. – Сандвич, мордида, бутерброд, как хотите, так и назовите! Вообще не слишком удобный выход из очо кортадо, правда, АВ? То есть американа вполне уместна, но вот так сразу в бутерброд…
– Американа! – воскликнул вдруг АВ. – Бутерброд! Но ведь это любимый выход Розы Рыбиной! Она вообще американу любит, у нее даже студия называется знаете как? «Американа»!
– Вот! – с торжеством воскликнула Алена. – Подпись расшифрована! – И она даже в ладоши захлопала от восторга: – Вы говорили, эта дама амбиц иозна? Она студию открыла? Вот вам мотивы!
– В самом деле, – сконфуженно хмыкнул АВ, – кроме того, она, когда с Белым Лебедем перестала танцевать, очень сильно меня осаждала… в том смысле, чтобы стать моей партнершей. Но у меня же Танечка есть… и вообще, Рыбина – она Рыбина в полном смысле слова. Холодная, даже замороженная, расчетливая! По ней сразу видно было, что ее вовсе не я интересую, а мое раскрученное дело. Ни как женщина, ни как компаньонка она меня совершенно не трогала. Конечно, она ужасно разозлилась, когда я ее бортанул! Но неужели…
– Определенно! – с энтузиазмом воскликнула Алена.
– А я бы так не сказал, – перебил Аксютин, и Алена с изумлением обнаружила, что голос его звучит с прежней насмешливостью, а из серых глаз не исчезло скептическое выражение. – Все это очень впечатляюще, конечно, но, сколь мне известно, АВ, ваша Роза Рыбина подвернула ногу и сидит дома. То есть здесь ее не было и быть не могло. Тогда кто-то все это устроил?
За спиной скрипнула дверь. Кто-то заглянул и исчез.
– Бог ты мой, – тихо сказала Алена, берясь за голову. – Я знаю кто.
– Ну? – хором произнесли АВ, Аксютин и Громовой.
– Имени ее я не знаю, но… слушайте, там какие-то отпечатки пальцев остались? – спросила она. – На бутерброде, на туфельке, на задвижке туалета изнутри, на стенах, еще где-то?
– Определенно остались, – кивнул Аксютин. – А что?
– А то, что я знаю, с чьими отпечатками они совпадут. И я вам ее покажу… если она уже не ушла, конечно. Но все равно я знаю, как она выглядит, теперь ее можно найти. Пойдемте посмотрим.
Снова заскрипела дверь, и все четверо вышли в танцевальный зал, уже переполненный тангерос до такой степени, что казалось просто немыслимым кого-то в нем разглядеть. Однако Алене нынче фартило! Не прошло и минуты, как она вцепилась в руку АВ:
– Вот она! Вон та черненькая, в черном платье! Вы ее знаете?
– Конечно, – сказал АВ. – Это Ира Стасова, самая близкая подруга Розы Рыбиной. Одна из преподавательниц в «Американе». Настолько нас ненавидит, что, вообразите, даже перестала аргентинскую обувь у нас покупать, танцует черт знает в чем просто из принципа!
– Ха-ха, – сказала Алена. – Из принципа, значит? А между тем я уверена, что она покупала у вас туфли. Одна из них была ею оставлена сегодня в туалетной кабинке. Видимо, они с этой Розой все и придумали. Роза, конечно, нарочно купила сегодня такую же пару, чтобы еще посильнее все запутать. А ногу она точно не подворачивала – просто обеспечивала себе полное алиби на всякий случай. Я не я, и туфля не моя.
– И все же я не пойму, почему вы Ирку подозреваете, – сказал АВ.
– Потому что она вышла из соседней туалетной кабинки, у нее порван чулок, а дверь не скрипела! – с торжеством объявила Алена.
Трое мужчин посмотрели на нее, потом переглянулись, потом снова посмотрели на нее.
– Э-э… – пробормотал АВ.
– Да-а… – пробормотал Аксютин.
– Ну-у… – пробормотал Громовой.