Браслет с Буддой

Она с облегчением выбежала из гостиной…

…Они пили кофе. Кукольный сервиз на журнальном столике. Печенье и конфеты в ажурной металлической вазочке. Кофе был слабый, настоящий дамский кофе. Алик такой любит. Еще туда полагается пол-литра сливок и кило сахару.

– Может, покушать? – спросила Эмма. – У меня есть мясо. Хотите?

Шибаев вдруг почувствовал пустоту в желудке и представил себе большой кусок жареного мяса. Сглотнул и кивнул, сомневаясь – не надо бы, не в гости пришел, достаточно кофе. Но Эмма уже снова выбежала из гостиной. Он, все еще сомневаясь, пошел следом и сказал ей в спину:

– Давайте на кухне. Помочь?

– Ну что вы! – Она обернулась, стрельнула глазами, смутилась. – Садитесь, Саша.

Не Александр, а Саша. Алик Дрючин сказал бы – она на тебя запала, Ши-Бон, не теряйся!

Он наблюдал, как суетится Эмма, достает из холодильника отбивные, кладет на сковородку. Отбивные начинают шипеть, по кухне плывет такой сумасшедший запах, что пустота в желудке приобретает космические размеры, превращаясь в черную дыру. Он пытается сопротивляться и начинает искать, к чему прицепиться… Из принципа. Под девизом «нас вашими отбивными не возьмешь». Алик называет это духом противоречия, на самом же деле – элементарная упертость. Что есть, то есть. Кто без греха, возьмите камень.

Он обводит кухню внимательным взглядом. В кухне идеальный порядок; в холодильнике идеальный порядок… Не иначе, выносила супругу мозги: не туда сел, не там стал. Он и сбежал. Что и требовалось доказать. Хотя нет, сбегают не поэтому. Лично он, Шибаев, сбегает… А почему, собственно, он сбегает? Насилие! Семейное насилие. Ломание через колено. Она считает, что знает лучше, что ему нужно. И ломает. Еще скука. Смотришь на нее – и скулы сводит. Губы шевелятся, все время шевелятся, над верхней – милые усики. Зудит и воспитывает, замечает взгляд, затыкается и спрашивает: что? Ничего. Разве расскажешь… Он вздохнул.

Мясо… Отбивная. Вкуснейшая. Запах… до слез! Алик тоже умеет отбивные, но они не пахнут так соблазнительно. И черный хлеб. Одинокие женщины, как правило, не готовят, перебиваются хип-хап, как говорит Алик – шоколадкой и мороженым. Кухня – тот же театр, нужны зрители. Нет зрителей – нет театра. А у Эммы отбивная. Если хорошенько поискать, то можно не сомневаться, что найдутся и борщ, и тушеные баклажаны… Шибаев вздохнул.

– Что мне делать? – вдруг спрашивает Эмма.

Подперев щеку рукой, она смотрит, как он ест. Они все смотрят на него, когда он ест, и в глазах у них что-то… сразу даже не скажешь, что. Умиление, любопытство, радость… Алик считает это латентной сексуальностью и материнским инстинктом. Женщина, которая не кормит своего мужчину, асексуальна, считает Алик. «Взять твою Жанну, например, – говорит Алик. – Или мою австриячку. Архетип женщины, на которую западают, – это здоровеннаая тетка в фартуке с половником в руке, образно выражаясь. Горячая во всех отношениях». – «Не сказал бы, – не соглашается Шибаев, – Жанна вообще не готовит, но из себя очень даже!» Он натыкается на внимательный взгляд Эммы…

– Ничего. Делать буду я, – говорит Шибаев и внутренне морщится – фраза вполне в духе сериала, Алику понравилось бы. – Я попытаюсь его увидеть. Эмма… – он замолчал.

– Да?

– Вы сказали, что никогда не видели его раньше, так? Если предположить, что тот, из магазина, наш подозреваемый, – она кивает, – то есть никаких мыслей, кто он и что ему надо? – она мотает головой. – Вы храните дома какие-то ценности? Деньги, золото?

– Немного денег… Откуда золото? Цепочка и пара колечек. Едва хватает на жизнь, коммуналка растет и налоги. Я бы продала салон, пошла мастером, мороки меньше. Да кто ж его купит? И жалко. Мы родительскую дачу продали, машину. Мужу еще надо выплатить его долю, слава богу, согласился подождать.

– Почему вы расстались?

– Из-за бизнеса, наверное. Он давно хотел уехать, мы вместе планировали, у него друзья в Италии, а когда подошло дело, мне вдруг стало страшно, и салон – как любимая игрушка… Как его бросишь? Если бы хоть дети были…

– Никаких конфликтов с клиентами, соседями, коллективом? – деловито продолжает Шибаев, не желая углубляться в темы ее семейной жизни.

Она хмурится, морщит лоб, вспоминает.

– Нет, ничего такого…

– Незнакомые люди, которые ошиблись адресом, телефонные звонки, странные письма?

Эмма качает головой:

– Не припомню… Нет.

– Ключ не теряли? Может, сумочку забыли или кража?

Она снова качает головой. Нет, нет и нет.

– То есть ничего путного совершенно не приходит в голову? – настаивает Шибаев.

Она пожимает плечами:

– Нет… По-моему.

– Как фамилия знакомого из налоговой?

Она вспыхивает.

– Это обязательно?

– Не знаю пока. На всякий случай. Не переживайте, он меня даже не заметит.

– Толик. Анатолий Ильич Варга, восьмой кабинет.

– Хорошо. Вы завтра работаете?

– Да, с полдевятого утра. Мы открываемся в девять.

– А отбой?

– В восемь.

– Вы завтра как?

– Весь день, до восьми.

– Я буду где-нибудь рядом. Не оглядывайтесь, идите домой как обычно. Кроме того, я загляну к вам днем, хочу посмотреть на сотрудников. Когда лучше?

– Часов в одиннадцать все будут. – Она смотрит на него оценивающим взглядом и вдруг выпаливает: – Вам нужно изменить прическу!

– Договорились. В одиннадцать. И еще! Поменяйте хотя бы замок.

Он оставляет без внимания ее замечание насчет прически, отмечая тем не менее, что она тоже знает, что ему нужно делать. Они все знают, что ему нужно делать. Уверены, что знают. Он поднимается. Она идет в прихожую проводить. Запирает дверь и возвращается в кухню. Наливает себе кофе, отпивает, глубоко задумывается. На лице ее выражение досады, она уже не уверена, что поступила правильно. И подруга говорит – рассосется, не бери в голову, тебе все кажется. Этот Александр Шибаев… Серьезный мужчина, вопросы задает в лоб, смотрит – как будто не верит ни одному твоему слову. Она зябко передергивает плечами, хотя в квартире жарко. Может, не надо было? Вообще не надо! Может, кажется? И с прической вылезла… Кто только за язык тянул! Его аж перекосило.

Она моет посуду и думает о Шибаеве…

* * *

…Он был на похоронах Варги. Тот, кто однажды назвал себя мстителем. Высокопарно, но в точку. Разве он не мститель? Мститель и есть.

Ему было интересно посмотреть на семью шантажиста, чью судьбу он так резко изменил. Жена, толстая неприятная бабеха, бледная тонкая дочка, обе в черном, заплаканные. Коллеги, друзья, соседи. Виновник скорби, муж и отец, мелкий вымогатель, шантажист и рэкетир, важный, серьезный, неподвижный, со сложенными на животе руками. Ушел. Навсегда. Когда гроб опускали в страшную сырую яму, жена заголосила, и дочка прижала мать к себе и стала что-то ей говорить. Их горе было подлинным и чистым. Они осиротели. Их жалко. Им невдомек, что их муж и отец попал в капкан, который сам же расставил. Решил, что он охотник, а оказалось, что мелкий глупый хищник. Хорек.

У него мелькнула мысль, показавшаяся ему забавной. Он даже сделал шаг, чтобы подойти к ним поближе и выразить соболезнования, но после секундного колебания от этой мысли отказался. Не нужно множить сущности без необходимости… или как там сказал мудрец. Прокалываются на мелочах.

Он кивнул лежащему в гробу Варге и пошел по аллее к выходу.