Ищи, кому выгодно

В рассуждениях Лидки отсутствовала логика – она то призывала гнать Гетмана поганой метлой и не прощать, то, наоборот, не теряться и урвать свое. То есть логика была, но сиюминутная, на данный определенный момент, зависимая от градуса, а в следующий момент менялась на противоположную. Как маятник – туда-сюда. Ирина слушала вполуха и думала о Гетмане. Она все время о нем думала.

– Так что ты, мать, не теряйся! – кричала Лидка, вытрясая из бутылки последние капли себе в стакан. – А где кабачки? Заханырила? Хочу кабачков! Икры хочу! Праздника!

Под занавес Лидка позвонила Кирюше, чтобы он приехал и забрал ее из гостей.

А Ирина провела еще одну бессонную ночь…

…Он позвонил вечером. Напросился в гости. Пришел с цветами – розами на длинных стеблях. Прекрасного палевого цвета. У нее дрожали руки, когда она опускала их в вазу. В гостиной он осмотрелся. Подошел к окну. Вид был хорош: старый городской парк с яркими клумбами, пешеходная улица.

– Я помню, у вас была другая квартира.

– Мы сменяли квартиру мужа и нашу старую после смерти мамы.

– Хорошая квартира, центр, – похвалил он.

Обратил внимание на ковры – сказал, необычные, никогда таких не видел.

– Муж привез из Непала. Ручная работа…

Он расположился на диване, вытянул ноги, с улыбкой взглянул ей в глаза.

– Чай? Кофе? – спросила она поспешно.

– Чай. Для кофе поздно. – Он похлопал себя по левой стороне груди.

– Сердце?

– Пока нет, но лучше поберечься. Сядь, давай поговорим. Успеется с чаем.

Ирина, вспыхнув, опустилась рядом. Да что за наваждение! Прямо как девчонка!

– Как ты живешь, Ирушка? Где работаешь?

Он внимательно выслушал об архиве, индиго Иване, начальнике и коллегах.

– А я думал, ты пойдешь в школу. Хотя сейчас там трудно. В архиве спокойнее. А… – он чуть запнулся, – … с кем ты?

Она пожала плечами.

– Знаешь, после смерти мужа… Все как будто только вчера. Я никогда не умела быстро переключаться…

Последняя фраза прозвучала как упрек, и она испугалась.

– Я понимаю. Но ведь жизнь продолжается, правда? – Он не принял сказанное на свой счет.

– Продолжается. Я много читаю, Лида забегает, ходим в театр… Помнишь Лиду Кулик?

– Помню. Я всех помню. А где ребята?

– Да почти все в городе. Хочешь увидеться? Лидка бьет копытом, хочет устроить встречу. Требовала твой телефон.

– Да, интересно было бы пообщаться. Как летит время…

– А ты думаешь тут остаться? Или вернешься?

– Пока не знаю, там видно будет.

Они помолчали.

– Знаешь… – начал он. – Знаешь, я часто вспоминал тебя. Очень. Ты стала еще красивее.

Он взял ее руку, поднес к губам. Притянул ее к себе. Она потом не могла вспомнить, как случилось, что губы их встретились. Кажется, он что-то сказал, а она что-то ответила. А в следующий миг она ощутила его дыхание и губы на своих губах. Это был долгий ласковый поцелуй. Так, как целовался он, никто не целовался. Они снова были молоды, и этот поцелуй через двадцать пять лет был как первый. Он обжигал как первый. Который она помнит до сих пор. Он стиснул ее, и она вспомнила культового барда их времени: «будь понадежнее рук твоих кольцо…», которого они все тогда слушали. Рук кольцо…

Они целовались… Не разнимая губ, задыхаясь, в кольце рук.

Он, наконец, выпустил ее, отодвинул. Она смотрела на него пьяными глазами; его глаза потемнели, сузились, он был похож сейчас на хищного степного кота.

– Ирка… Что ты со мной делаешь… Пойдем!

Он не мог расстегнуть запонки, рванул. Она рассмеялась. Когда-то у него была манера бросать на пол часы. Он сдирал их с руки и бросал на пол. Ее это страшно смешило. Они оба помирали от нетерпения. Часы летели на пол, со стуком приземлялись, и она начинала смеяться. «Да что ж ты… смеешься…» – бормотал он, впиваясь в ее рот. Ей казалось, у него дрожат руки. Она уворачивалась и хохотала, пока он не зажимал ей рот своим ртом.

– Ирочка… девочка… Ирушка…

Она узнавала его запах, родинку на плече, шрам на левой руке у локтя. Она могла найти его на ощупь, с закрытыми глазами.

Кажется, она вскрикнула.

– Сейчас, сейчас… – бормотал он. – Сейчас!

…Они лежали молча. Переполненные, боясь расплескать. Держась за руки.

– Спасибо…

…Потом они пили чай. За окном стемнело. В парке зажглись фонари. Оттуда долетал неясный шум толпы, шорканье ног, музыка. Он посмотрел на часы и заторопился.

Еще одна бессонная ночь. Она была переполнена… любовью? Наверное, это была любовь. Любовь, благодарность, счастье. Права Лида, какая разница? Они снова вместе. И все как тогда. Он не забыл, он ничего не забыл. Даже слова, словечки, которые говорил тогда. Словно и не было этих проклятых двадцати с чем-то лет… Не было! Все вернулось на круги своя.

Она забылась неверным сном лишь под утро, и во сне к ней пришла мысль: почему он не сказал, что жалеет? Сказал, что часто вспоминал ее, значит… любил? Почему же он не сказал, что был дурак, что раскаивается, что хотел вернуться? Но была семья, обязательства, карьера. Она бы поняла. Почему? Почему он отказал ей в такой малости? Это было бы как… цветок, розы, которые он принес, склоненная повинная голова. Это ни к чему бы его не обязывало. Он бросил ее, молодую, глупую, беременную… Правда, он ничего не знал. И ни звонка, ни открытки ко дню рождения за долгих двадцать… сколько их там натикало? Ничего! И не чувствует себя виноватым. Вот оно! Никакой неловкости, чувства вины, ничего! Он мог бы сказать, что жалеет. Бросить косточку, соблюсти приличия. Мог бы?

Не мог. Славик Гетман не мог. Правда, одна правда, и ничего, кроме правды. Никаких ложных надежд, никаких сложностей. Отрезать, уйти, отодвинуть. Она не была нужна ему тогда, она не нужна ему сейчас. Точка. Розовые слюни (тоже из его фразочек!) из разряда «ах, он вернулся, ах, они снова вместе» могла придумать только ее глупая голова. А она вместо того, чтобы… Что? Сказать – пошел вон, я тебя ненавижу, ты сломал мне жизнь? Или продолжать делать вид, что ничего не случилось, вернулся старый друг, через много лет, приятно вспомнить былое?..

Вдруг ее обожгла мысль, что он может никогда больше не прийти. Никогда! Заглянул, убедился, что она помнит, готова откликнуться и принять, самоутвердился… Нет! Слишком сложно для Гетмана. Все проще. Пришел, увидел, взял. Элементарно. И ушел. Такая ее судьба: он будет приходить, брать и уходить. К другой. К возможным детям. А их ребенок…

И что теперь? Быть или не быть? Принять его правила, подчиниться или хлопнуть дверью и уйти? Фигурально выражаясь. У нее не получится. Она не сможет уйти. Уходить будет он. А она будет ждать… Господи! Как она ждала его тогда! Боялась отойти от телефона, слонялась под его домом, все еще надеясь. Без надежды надеясь. Пряталась в кустах, пережидая тошноту…

Измученная, Ирина наконец уснула. Так ничего и не решив. А утром, разглядывая себя в зеркале, в здравом уме, при трезвой памяти… или как там полагается… призналась себе, что теперь в ее жизни появился хоть какой-то смысл. Что она ждала Гетмана всю жизнь. И всю жизнь надеялась. И теперь пусть будет что будет. Элементарно.

Она с наслаждением стояла под душем, горячим и холодным попеременно, с наслаждением пила кофе, выбирала платье и украшения. Во всем теперь появился смысл. И невольно улыбалась. Права Лидка, надо быть проще. Ох уж эта Лидка!