Поджигательница звезд

– Знаешь, ничего уже не было… потом, – вдруг сказала Кристина. – Ничего похожего. Никогда! – Она смотрела на него с улыбкой.

Он кивнул. Он не смог бы сказать «никогда». Он просто не знал. Алик говорил, что память у женщин работает иначе, там застревает любая мелочь, вроде набежавшей тучи, упавшей ягоды малины, паутинки, опустившейся на лицо в известный момент, а мы, мужики, помним только то, что в этот самый известный момент мы ее…

Она смотрела, ждала. Он взял ее руку, поднес к губам, поцеловал. Она погладила его по щеке. В ее жесте были легкое сожаление, грусть, ностальгия и благодарность. Они помолчали. Он не помнил, почему они расстались. Как-то так получилось. Потеряли интерес друг к другу, должно быть. Наступили долгие летние каникулы, они разъехались, новые знакомства, новый опыт. Потом ее семья переехала в другой район, они стали реже видеться. И все «рассосалось» само собой, как сказал однажды школьный дружок Шибаева Вадик Стеценко. Он видел ее с футболистом местной команды, культовой в городе фигурой, дебоширом и скандалистом, доложил Шибаеву и предложил разобраться, но тот отказался. «Эх ты, слабак! – сказал Вадик. – У него бабу уводят, а он! Или что? Рассосалось?» Шибаев смазал его несильно по затылку, Вадик ответил. Они подрались тогда…

Однажды он наткнулся на стихотворение Есенина – они все вдруг повально увлеклись Есениным: «…со снопом волос своих овсяных отоснилась ты мне навсегда…», и подумал, что это про них с Кристиной.

– Саша, мне нужна помощь, – сказала она, заглядывая ему в глаза. – Такая нелепая история… – Она порылась в сумке, достала свернутую газету и протянула ему. – Вот здесь, подчеркнуто.

Это была «Вечерняя лошадь», местный бульварный листок месячной давности. Отчеркнута маленькая заметка. Шибаев стал читать. Заметка называлась: «Шокирующая находка», и гласила:

«Страшная находка на участке одного из дачных кооперативов нашего города шокировала даже видавших виды людей. Во время посадки кустов сирени в земле был обнаружен скелет человека. По словам специалистов, этот скелет принадлежит женщине, и пролежал он в земле около двадцати-тридцати лет. Кто эта несчастная, какое преступление произошло на участке много лет назад, кто виноват в ее смерти – на все эти и на многие другие вопросы предстоит ответить нашим правоохранительным органам, которые были вызваны немедленно. Открыто дело. Будем следить за результатами решения этой страшной загадки».

Шибаев прочитал и поднял глаза.

– Это наша дача, Саша. Леонид Стоянович, отец мужа, купил ее в начале девяностых у человека, которому не хватало денег на свадьбу дочки. Бывали они там редко – Леонид Стоянович не мог без своего кабинета, а Игорю… это мой муж, – было все равно. Когда мы поженились, Игорь привез меня туда, и я сразу влюбилась и в дом, и в сад, там еще лес вокруг. Стала вытаскивать туда и Леонида Стояновича, и Игоря, звать гостей… – Она вздохнула. – Теперь туда паломничество. Скелет забрали, сказали, будут разбираться. И все. С тех пор мы никого не видели. Яму засыпать не разрешили. Я перестала ездить на дачу, не могу видеть эту яму. Черт меня дернул покупать эту сирень! – Кристина всхлипнула, помолчала немного и добавила: – Извини, так нельзя говорить, я понимаю. Несчастная женщина! Как подумаю, что мы там и шашлыки устраивали, и танцы-шманцы, и вообще… а она лежала под землей, мне дурно делается! Я бы продала дачу, так никто ж теперь не купит! Может, лет через пять, да и то! Не купят, соседи расскажут…

Шибаев сложил газету, пододвинул к Кристине.

– Что я должен сделать?

– Ты же частный сыщик, Саша! Я тебя нанимаю, узнай, кто она и что там произошло. Не могу я, чтобы ее зарыли, как собаку, под номером! Не могу! – Она заплакала.

Шибаев не помнил Кристину плачущей и вдруг именно сейчас увидел в этой огорченной и беззащитной женщине девочку из детства. Наверное, в его теперешнем восприятии их обоих в те далекие времена присутствовал элемент сочувствия и жалости – молодые, глупые, зависимые. Ему хотелось вытереть ей слезы и погладить по голове. Но он не сделал ни того, ни другого, просто протянул салфетку. Кристина кивнула благодарно, промокнула глаза и нос.

– С тобой говорили? – спросил он.

– Ну, в самый первый день вроде допрашивали. И все. С тех пор я никого не видела. Была в райотделе, спрашивала. Они меня помытарили, походила я по кабинетам, да так ничего не сказали. Взяли телефон, обещали позвонить, если что. Яму, сказали, можете зарыть. А толку? Что есть яма, что нету, ты же понимаешь! Я ее видеть не могу, эту дачу! И кусты пропали, хотя… теперь не до них. Там сажать я уже ничего не буду. Никогда! А ее хоть похороню по-человечески. Наш сосед работал когда-то в органах, так он говорит, какое дело? О чем вы говорите? Никакого дела не будет. Свежаков полно, а тут старое захоронение. Никому это уже не нужно. Заройте яму и забудьте. Поверишь, я спать перестала!

– Ты действительно хочешь, чтобы я этим занялся? Или чтобы я спросил у своих по старой памяти? Что и как.

– Я хочу, чтобы ты этим занялся, если у тебя есть время. Я заплачу!

– Не надо мне платить. Если понадобятся деньги на расходы, я скажу.

– Так ты берешься?

– Посмотрим. Ты… хорошо подумала?

Она взглянула недоуменно, и он пояснил:

– Сосед прав, может, и не стоит… – И поспешно добавил, увидев, как задрожали ее губы: – Не подумай, что я против…

– Чтобы ее как собаку!

Она смотрела на Шибаева заплаканными глазами, и ему стало неловко. Прав Алик – он сухарь и никогда не понимал женщин. Может, от этого все его проблемы. Он зарыл бы эту яму и… все. Или посадил кусты сирени.

– Мы не могли бы поехать туда? – спросил он деловито.

– Сейчас? Можем! Конечно! – обрадовалась Кристина. – Спасибо, Ши-Бон. Ты не представляешь себе, что это такое…

Она назвала его полузабытым детским прозвищем, кликухой, как они говорили, и что-то отозвалось в нем с сожалением.

– Я перестала спать…

Он не понял, что она имеет в виду, снова пожурив себя за толстокожесть. Такая скорбь по неизвестной женщине показалась ему, мягко говоря, странной. И он снова подумал, что они другие, прав Алик, и никогда их не поймешь…

Вечерело, когда они въехали в ворота дачного кооператива. Залаяла собака сторожа и побежала следом. Кристина руководила, и Шибаев послушно сворачивал направо и налево. Пышные кусты и высокие стебли желтых цветов бились в окна машины.

– У тебя красивая иномарка, – заметила Кристина.

– Угу, – ответил Шибаев. Он любил свой мощный темно-синий «BMW», купленный на «американские» деньги[1 - Имеется в виду гонорар, полученный Шибаевым за розыски человека в Нью-Йорке. Эта история описана в романе Инны Бачинской «Голос ангельских губ». Издательство «ЭКСМО».].

Дача Кристины оказалась большой, двухэтажной, сложенной из красного кирпича, с широкой деревянной верандой и крыльцом. От калитки к дому вела выложенная красной и зеленой плиткой дорожка, обсаженная цветами. У Шибаева не было дачи – хижина дяди Алика, маленькая кособокая хибара на Магистерском озере, не в счет, – и теперь он с удовольствием рассматривал густые заросли кустов, цветы, деревья и высокую траву. За домом угадывался сад. На лужайке справа, у буйных зарослей малины – Шибаев определил, что это малина, по засохшим кляксам ягод на ветках, до которых хозяева, видимо, не смогли дотянуться, – зияла продолговатая яма, наводившая на мысль о кладбище. Рядом лежали увядшие кусты сирени.

Шибаев подошел к яме, заглянул. Отвесные края, перерубленные белые корни растений, кое-где уже новые зеленые ростки по стенам. Природа брала свое. Кристина приблизилась, стала рядом, вцепившись в сумку. Лицо ее побледнело. Он положил руку ей на плечо, сжал, успокаивая.

– Пошли, – сказала она хрипло. – У меня нет еды, могу предложить чай. Кажется, там есть сухари. Не спешишь?

Они взглянули в глаза друг другу. Шибаев взял ее за руку. У нее было заплаканное лицо. Светлые волосы… когда-то длинные… Такие длинные, что он накручивал их на руку… Со снопом волос своих овсяных…

В доме было холодно и пахло нежилой сыростью. Веранда отозвалась негромким скрипом на их шаги, качнулись кресла-качалки.

– Я здесь не была с того самого дня, – сказала Кристина. – Не могу! Вот кухня…

Они прошли мимо кухни. Мимо большой комнаты. Шибаев мельком заглянул туда. Диван, кресла, телевизор. Дача, видимо, охранялась не на шутку. Они поднялись на второй этаж по деревянной лестнице.

– Это спальня…

Они вошли. Здесь было совсем темно. Окно, заросшее диким виноградом, не пропускало света. Широкая кровать, грубая крестьянская скамья у изножия. Тусклое зеркало. Домотканая дорожка на полу.

Он развернул ее к себе. Она не то всхлипнула, не то вздохнула. Ее теплое дыхание обожгло его. Он нашел губами ее губы…

Они целовались как когда-то, сто лет назад, когда их распирало и разрывало молодое страшное желание. У нее были мягкие податливые губы. Он притиснул ее к себе, смял, накрутил на руку недлинные теперь волосы.

Покрывало полетело на пол. Они поспешно стаскивали с себя одежду.

– Сашенька! – прошептала она. – Мы вернулись, да?

– Да!

Близость с ней ударила Шибаева. Кристина вскрикнула, и он вспомнил, что она всегда вскрикивала, а он боялся, что их услышат, и спешил зажать ей рот поцелуем…

…Они в ту осень сошли с ума. Желание настигало их с силой пожара, землетрясения, цунами.

И в ту зиму. Он помнит, как они лежали в стогу, выкопав пещерку, а вокруг было заснеженное поле. Снег пах арбузом, сено пахло сыростью, где-то в глубине шуршали мыши. Он неосторожно сказал, что это мыши, и Кристина завизжала. А он привычно закрыл ей рот поцелуем…

И в ту весну. Он помнит свою куртку на земле. Кристину… И белые цветы в лесу, как яркие солнечные пятна… Ничего вокруг, только земля, бурая от прошлогодних листьев, и вдруг – белые цветы! Как взрыв. Кристина знала их название. Не вспомнить сейчас. Шибаев в цветах не разбирался.