Коварные драгоценности

Поверх пледа лежал револьвер.

– Я – Нина Дмитриевна. Садитесь. Я, как видите, не могу встать вам навстречу.

Женщина была немолода, но красива черной цыганской красотой. Глубокие, неземные, притягивающие глаза. Они испытующе смотрели на Инну.

Инна, как завороженная, села.

– Что ж, Андрей Ильич сделал неплохой выбор, – после паузы сказала жена. – Только не надо мне возражать. Я все знаю…

– И что дальше? – спросила хриплым от волнения голосом Инна. Свою сумочку она поставила на колени. Открыла ее, запустила туда руку и мяла там, рвала, скручивала свой платок.

– Дальше… – задумчиво проговорила Нина Дмитриевна.

Повисла пауза.

– Вы в русскую рулетку когда-нибудь играли? – вдруг спросила Нина Дмитриевна.

– Что? – пересохшими губами переспросила Инна.

– Ну, раз не играли, так слышали. Правила просты. Берут револьвер. В револьвере – один патрон. Игроки крутят его по очереди и стреляют каждый себе в висок. Кто убит, тот и проиграл… Что это вы побледнели? Страшно?

– Душно у вас… – пробормотала Инна.

– Да. Душно… Ну, а я вместо револьвера предлагаю использовать кофе. С цианистым калием. Мы же с вами не гусары… Для женщин цианид как-то больше подходит, верно? – Она усмехнулась.

Инна сжалась в кресле.

– Сейчас мы возьмем по чашке кофе, – продолжала жена. – В одной из них яд. В какой – я не знаю. Честно не знаю. Вы не знаете тоже. Каждая отхлебнет, и…

– Но зачем? – потрясенная, пролепетала Инна.

– Все очень просто. Андрей встречается с вами уже два года. Значит, это у него серьезно… Человек он честный и меня никогда – я надеюсь! – сам не бросит. Но и вас не бросает. – Она вздохнула. – Значит, выбирать предстоит нам. Нам с вами. Делить вас с ним я больше не намерена… Поэтому кому-то из нас надо уйти. Я уходить не хочу. Да и не могу уйти. – Нина Дмитриевна усмехнулась. – Но и вы просто так, добровольно, от него не уйдете. Так ведь?

Инна молча кивнула. Она нервно сжимала платок в своей сумочке.

– Тогда пусть нас рассудит случай, – продолжила Нина Дмитриевна. – Давайте, пейте. – Она взмахнула своим пистолетом. – Или вы предпочитаете револьвер?.. Пейте-пейте… Считайте, что это дуэль…

Выстрел грянул неожиданно.

Пуля попала Нине Дмитриевне прямо в лоб.

Инвалидная коляска покачнулась. Ее отбросило назад. Безвольная рука задела столик. Загремела чашка. Разлился кофе.

Все было кончено.

Инна вытащила из сумочки руку с револьвером. Бок сумочки был пробит. «Хороший выстрел, если учесть, что я била вслепую, – похвалила себя Инна. – Придумала тоже, карга: русская рулетка! Я в такие игры не играю. У меня пистолет заряжен всеми пулями!»

* * *

Спустя десять минут Инна с объемистой сумкой через плечо уже сбегала по лестнице.

«Вы думаете, вы оба мне были нужны? – весело думала она. – Ты думал, Андрей, ты был мне нужен? Все эти твои подарки? Вся эта твоя любовь? Да ведь мне просто надо было попасть в твою квартиру, дурачок!»

* * *

Это преступление произошло семь лет назад, 23 июня 1993 года.

Тогда в квартире нефтяного магната Андрея Р. на Кутузовском проспекте была не только застрелена его супруга Нина Дмитриевна, но и похищена частная коллекция: полотно Рембрандта, семь эскизов Рубенса, два полотна Моне, эскизы Ренуара, три картины Левитана, ювелирные украшения работы Фаберже – всего на сумму около семи миллионов долларов.

Преступника до сих пор не нашли.

Ольга Володарская. К гадалке не ходи

Антонина поднесла ко рту фужер с шампанским и приготовилась сделать глоток, но тут по квартире разнесся такой громкий крик, что она поставила бокал на столик и выбежала в прихожую, чтобы узнать, кто кричал и почему.

Как и следовало ожидать, голосила маменька. Из трех присутствующих в помещении женщин только она могла издавать столь пронзительные звуки. Две остальные были слишком интеллигентны, чтобы орать в гостях. К тому же у одной из них был ларингит, и она могла только шептать. Тогда как маменька орала. И орала так, что остальные женщины зажимали уши ладонями, а находящиеся в некотором отдалении мужчины страдальчески морщились.

– Мама, прекрати! – попыталась урезонить ее Антонина. Но та голосить не перестала, зато сменила репертуар: если до этого она просто кричала «а-а-а», то теперь стала выдавать вразумительные слова:

– Укра-ал! Украл, гад!

– Что? – полюбопытствовали гостьи хором.

– Кто? – спросили мужчины и тоже в унисон.

– Бриллиант! – ответила маменька на первый вопрос, причем весьма пространно: – Фамильный бриллиант! Старинный. Чистейшей воды. Редкого цвета. Ценой в миллион долларов!

На самом деле она, как всегда, преувеличила. Бриллиант был изготовлен из алмаза, добытого на якутских приисках двадцать лет назад. В их же семье он появился и того позже: в конце девяностых. Купил его ныне покойный Тонин отец на «черном» рынке в подарок жене на золотую свадьбу. Стоил тот сравнительно недорого, поскольку был не очень чист: мало того, что сам был мутноват, так еще и попал на прилавок после какой-то темной истории. Но Тониного папу не смутило ни первое обстоятельство, ни второе, и он приобрел бриллиант, затем вставил его в золотую оправу и преподнес перстень любимой женушке. Та, естественно, пришла от подарка в неописуемый восторг, но носить не стала. Спрятала! От греха подальше. Но при этом стоило в их доме появиться новому гостю, как матушка доставала сокровище и хвасталась им, с каждым годом прибавляя к его стоимости десятки тысяч долларов.

И вот теперь он достиг цены в миллион!

– Мама, что ты несешь? – одернула ее Тоня. – Ему красная цена – тысяч сто пятьдесят, и не долларов, а рублей!

– А по-твоему, сто пятьдесят тысяч уже не деньги! – возмутилась та. – Не знала, что библиотекари у нас сейчас столько зарабатывают, что им сам Абрамович позавидует.

– Я получаю восемь тысяч рублей, и ты это знаешь, – парировала Тоня. – Но справедливости ради должна сказать, что миллион – это совсем не та сумма…

Договорить ей не удалось – матушка прервала. Она всегда это делала, поскольку считала дочкины рассуждения слишком занудными, чтобы выслушивать их до конца.

– Бриллиант, может, миллиона и не стоит, но твоему голодранцу и тысяча рублей – деньги! – громыхнула она и из прихожей ткнула перстом в сидящего в кухне Емельяна. – И как не стыдно ему грабить честных людей в светлый праздник Рождества Христова!

– Мама! – возмущенно вскричала Тоня. – Не смей обвинять Емельяна!

– А кого еще, как не его?

– Нас тут, между прочим, восемь человек.

– Ха! Нас, может, и восемь, но голодранец только один – твой кавалер!