– Электрик?
– В отключку!
– Математик?
Наступила пауза. Никто не знал, как напивается математик.
Добродеев кивнул Монаху: давай, мол, подмогни.
– Должно быть, в ноль, – предположил Монах.
– Правильно! Христофорыч, ты гигант! Медик?
– До потери пульса! – закричала девушка Ивана, длинная блондинка с короткой стрижкой.
– Умница! – похвалил Добродеев.
– А мент? – заорал Иван Денисенко.
Новая пауза. Никто не знал.
– В ленивого полицейского! – Иван заржал.
Монах поглядывал на Лару, рассматривал ее короткими взглядами, пытаясь понять, что с ней не так. Кирилл поминутно обнимал жену, чмокал в щеку; лицо ее выражало покорность и равнодушие. Она постоянно поднималась и выходила из комнаты, унося пустые тарелки и принося полные.
В один из походов Монах увязался за ней под предлогом помощи. Сказал благодушно, что любит возиться по хозяйству.
Она слабо улыбнулась и кивнула.
– Привыкли у нас? – начал он издалека процесс выворачивания объекта наизнанку, как учит представитель желтой прессы журналист Добродеев. – После большого города, должно быть, трудно, масштабы другие.
Лара пожала плечами:
– Муж настоял на переезде. Из-за бизнеса.
Что и требовалось доказать! Муж настоял, а она была против. Конечно, променять столицу на их скромный город – это поступок.
– Почему именно к нам? Бывали у нас раньше?
– Я? Никогда! И города почти не знаю. Рассматриваю больше с балкона. Да и занята была, то ремонт, то мебель… И муж тут не был. Его заинтересовал завод, он решил, что нужно что-то менять в жизни…
– Я бы тоже не отказался от пивзавода. Любите пиво?
Лара улыбнулась:
– Не очень. А вы?
– Люблю. Когда-то Володя Речицкий угощал меня молодым пивком… Ну, очень, доложу вам! Удивительно, как в человеке сочетается… э-э-э… скажем, некоторая склонность к публичному асоциальному поведению с деловой хваткой. Мой друг Добродеев… Знаете его? – Лара, улыбаясь, покачала головой. – Тот, что с викториной. Толстый и кричит. Любит называть себя Лео Глюк. Как наткнетесь в газете, знайте, это наше все, он же золотое перо, гордость местной журналистики и так далее, Леша Добродеев. Он уверяет, что Речицкий, хоть хулиган и пьяница, но очень душевный и добрый человек. Лет двести назад он был бы пиратом… вроде капитана Блада.
– Капитан Блад не был хулиганом и пьяницей, – заметила Лара. – Он был благородным пиратом.
– Разве? В таком случае Речицкий тоже благородный пират. А мой друг Иван Денисенко, замечательный художник и фотограф, правда, пьяница и много говорит. Если попросите, он сделает ваш фотопортрет.
Лара рассмеялась:
– Я подумаю.
– Подумайте. Повесите в гостиной. У вас красивая квартира. Я тоже купил квартиру, но пока не обставил. Купил большой диван… Знаете, когда лежишь на диване и думаешь, просто думаешь, в голову приходят потрясающе интересные мысли. У нас с другом детства Жориком Шумейко фабричка травяных чаев и всякой ерунды, «Зеленый лист» называется.
Как же, знаем! Монах числится там генеральным директором, а друг детства и просто хороший человек Жорик – исполнительным. Головная боль, выстраданный, просчитанный, зачатый в муках проект…
Если честно, надоевший до чертиков, и только врожденная порядочность… гм… и беспомощный Жорик удерживают Монаха от побега куда глаза глядят.
Слова, слова… Сбежать он захотел! Так прямо и сбежать. С хромой ногой сильно не побегаешь. А Жорику постоянно что-нибудь нужно, то налоговая наедет, то пожар, то поставки задерживаются, и тогда Монах поднимается с дивана, надевает костюм и с отвращением идет разруливать. Он хитер как лис, кроток как голубь и дипломат как этот… Макиавелли. Кроме того, он волхв, как читателю уже известно, а потому знает, какие кнопки нажать и какие слова сказать. А Жорик – прекрасный механик, ну там оборудование сложить, механизм починить или забить гвоздь в нужное место – тут ему нет равных…
– Возможно, вам известно, что ваш супруг сделал нам предложение о покупке. Он у вас серьезный бизнесмен. – Лара кивнула, на лице ее появилось странное выражение… неприятия? Раздражения? Что не ускользнуло от внимания Монаха. – Так вот, лежа на диване, – продолжил он благодушно, – я задумал запустить линию парфюма и назвать его, допустим, «Незнакомка в тумане» или «Легкое дыхание», или еще как-нибудь похоже. (Бессовестное вранье!) Вернее, не духи, это сложно, это потом когда-нибудь, а туалетную воду, знаете, такую легкую невесомую… Иногда идешь в толпе и вдруг чувствуешь, как повеяло чем-то неземным… – Монах пошевелил в воздухе пальцами. Он нес всякую ерунду с целью расшевелить Лару, она казалась ему необычной и не очень счастливой. – Помните, где-то у Куприна: «упоительный запах фиалок» или как-то так. Упоительный! Не резкий или удушливый, а упоительный. А какие у вас духи?
– Муж любит дарить духи, – сказала Лара. – Ему нравятся сладкие ароматы.
Она сказала: «Ему нравятся»! Монах не стал развивать тему духов дальше, только сказал:
– Хотите, покажу вам город?
Во времена его юности это было их с Жориком любимым приколом: притвориться приезжими и попросить незнакомую девушку показать им город. Они ходили с ней по городу, удивлялись и задавали дурацкие вопросы. Барышня добросовестно отвечала, а они давились от смеха. Работало тогда, сработает и сейчас. Только в роли девушки, показывающей город двум шалопаям, теперь выступит сам Монах. Ему бы только вытащить ее на прогулку.
В ней чувствовалась загадка. Она напоминала ему закрытую коробку или языческого истукана под покрывалом. Несмотря на цинизм и прекрасное знание ближнего и вследствие этого отсутствие иллюзий, сидел в нем какой-то юношеский романтизм, на что ему неоднократно пенял Лео Добродеев, сам неисправимый романтик, готовый за первой попавшейся юбкой в огонь и воду. Причем за так, без всяких задних и далеко идущих мыслей. Скорее, чтобы покрасоваться самому. Было в нем это – желание распустить хвост и прихвастнуть, безбожно привирая при этом.
Одним словом, два романтика. Один, полный любопытства исследователя – потрогать, разломать и посмотреть, что внутри; другой звенящий как колокольчик и получающий кайф от собственного звона. Сказать, что Лара понравилась ему как женщина, автор не может. Непохоже вроде. Монаху, наоборот, понравилась незатейливая Одри, с которой легко и просто. К сожалению, затейник-жиголо Яков Ребров…
Кстати, Речицкий называет его Яник! Они друзья детства, как оказалось.
Интересная комбинация, однако.
К сожалению, сегодня Яник позвал с собой в гости только Анфису, с которой у него… э-э-э… как сейчас говорят, отношения.
– Даже не знаю… – сказала Лара, не глядя на Монаха.
– Вот моя визитка, позвоните, когда надумаете, – не стал налегать Монах, протягивая ей карточку. – Готово? Давайте я отнесу! – Он деловито подхватил тарелки с закусками и понес из кухни.
– Спасибо! – сказала она ему вслед.
В прихожей Монах наткнулся на жиголо Яника, который скандалил с кем-то по мобильному телефону.
До Монаха донеслось: «Ты, дрянь, угрожаешь? Мне? Да я тебя размажу…»
Он осекся и замолчал при виде Монаха.
Тот, пробормотав «пардон», свернул в гостиную, где был встречен радостным ревом.