На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре

– Я не делаю ничего того, что тем или иным образом не касается дела. Теперь понятно?

– Выкладывай, что узнал?!

Глебов с сарказмом хмыкнул:

– Ничего, что стоит тебе говорить.

Малышев взвел курок:

– Может прострелить тебе голову?

– Валяй. И всю работу будешь выполнять сам. – Глебов расстегнул защитный шлем и снял. Провел пятерней по волосам. – Твоя слежка за мной утомляет и мешает работать. Не нравится – делай все сам.

Щелкнув затвором, Малышев убрал револьвер.

– Сутки, Глебов, затем ты мне докладываешь о проделанной работе. И не вздумай бегать от меня, иначе я тебя найду и пристрелю.

Малышев пролез между канатами и, спрыгнув на пол, зашагал к выходу.

Алексей усмехнулся:

– Вот и поговорили.

Малышев же в ответ громко хлопнул дверью.

* * *

Алексею снилась Лиза. Она улыбалась, строила ему глазки, смеялась. Он протягивал к ней руки, хотел обнять ее, ощутить тепло ее тела… Но она ускользала от него, тая в его руках, как дым, затем вновь появлялась, и все повторялось вновь и вновь…

Глебов открыл глаза и уставился в потолок. За окном светила яркая луна, а лунный свет, проникая в комнату, квадратным пятном отражался на стене. Алексей закрыл глаза, попытался уснуть, но сон сняло как рукой. Он поднялся с кровати, подошел к окну. Вдалеке на Марсовом поле возвышалась Эйфелева башня. Это громоздкое сооружение человеческого прогресса высилось над другими строениями Парижа, будто заявляло о своем превосходстве.

Алексей оделся и покинул номер. В тот же миг дверь соседней комнаты отворилась, и на пороге появился Малышев. Убедившись, что Глебов ушел, он быстро оделся и последовал за ним.

…Перейдя Йенский мост, Алексей двинулся на Марсово поле к Эйфелевой башне. Оказавшись вблизи нее, он задрал голову и посмотрел вверх.

Вся выполненная из железа, башня состояла из трех ярусов. Каждый ярус представлял собой пирамиду, образуемую четырьмя колоннами, с платформой наверху. На верхней платформе высился освещающий округу маяк с куполом, над которым находилась узкая площадка.

На башню вели лестницы и подъемная машина, но Алексея они не интересовали. Он с прищуром оценивающе посмотрел на колонны, затем расстегнул пальто, снял его и бросил на бордюр. Подтянув на руках черные кожаные перчатки, он вновь изучающе посмотрел на башню – снизу вверх – мысленно прокладывая путь. Затем ухватился за металлический остов и стал забираться.

Первоначально подъем давался Глебову без особого труда. Но чем выше он взбирался, тем сложнее было передвигаться. Металл был холодным и скользким, холод сковывал движения… Оказавшись на второй платформе, Алексей остановился, чтобы передохнуть и взглянуть на город. Перед ним – как на ладони – лежал Париж, залитый серебристым лунным светом…

Шум вывел Глебова из задумчивости, и он успел укрыться за металлической колонной прежде, чем появился охранник. Какое-то время пришлось ждать, пока охрана не удалилась, затем Алексей продолжил свое восхождение.

Прошло достаточно много времени, когда он, наконец, взобрался на балкон третьей платформы. Маяк освещал район в десять километров, не меньше, но рассвет уже набрал свою силу, и перед Алексеем предстала еще одна потрясающая панорама города. Все, что находилось внизу, казалось мелким, ненужным, несущественным…

Выбравшись на лестницу и убедившись, что охрана отсутствует, Глебов стал спускаться вниз. «Одна тысяча семьсот девяносто две», – насчитал он ступени, спустившись вниз, и тут же, на входе, столкнулся с Малышевым. Тот грубо втолкнул его обратно и прикрыл дверь. Мимо, не заметив их, прошла охрана.

– Я не удивлен, – заметил с усмешкой Глебов, когда охранники удалились, – моя тень всегда при мне.

Сыщик грубо сунул ему в руки пальто. Алексей оделся.

– К чему все это? – спросил раздраженно Малышев.

– Mens sana in соrроrе sano[58 - В здоровом теле – здоровый дух! (лат.)]! – ответил Глебов.

– Скорее beata stultica[59 - Блаженная глупость! (лат.)]!

Алексей приподнял бровь:

– Ба, какие познания латыни!

Малышев смерил его недобрым взглядом:

– Только идиоту придет в голову взбираться на такую высоту.

– В следующий раз обязательно позову тебя с собой.

Малышев сжал кулаки, но сдержался.

– Башня охраняется, – сквозь зубы процедил он.

– Военные. Проводят опыты с какой-то техникой. – Глебов осторожно выглянул на улицу.

– Какой техникой?

Алексей взглянул на Малышева:

– Беспроводное радио, предполагаю.

– И когда же ты…

Они притихли – рядом вновь прошла охрана.

Глебов тихонько выскользнул наружу, Малышев последовал за ним.

Как назло на улице залаяла собака, привлекая внимание охранников. Они бросились в их сторону. Алексей отступил в тень. Зато крупная высокая фигура Малышева попала в поле зрения охранников, и они накинулись на него.

Первым желанием Глебова было поскорее смыться, оставив сыщика в одиночку выкручиваться из передряги. Однако, передумав, он вырубил одного из охранников, а затем, убедившись, что Малышев вполне справится без него, бросился бежать.

Позади раздавались крики, противные звуки полицейского свистка, но Алексей беспрепятственно вскочил на запятки[60 - Запятки – место для слуги, лакея на задке экипажа.] проезжающего мимо экипажа. Напоследок он обернулся, наблюдая, как мощная фигура Малышева спасается бегством от своры французских полицейских. Глебов засмеялся. Да уж, во Франции легавых значительно больше, чем в России!

* * *

Алексей возвращался в гостиницу ближе к вечеру, потратив все это время на слежку и наблюдение за Азефом.

«Итак, – рассуждал он, сидя во мчащемся по улицам экипаже, – Валентин и Азеф – одно и то же лицо, но Лопухин не поверит в это без доказательств. А доказательств нет, и время идет».

Глебов вынул папироску и закурил.