– Как это?
– Обычно он волосы аккуратно зачесывает назад, а тогда у него волосы взъерошенные были, будто он их теребил.
– Он нервничал?
– Я бы не так сказал, скорее озадаченный был.
– И больше вы его не видели?
– Нет, – покачал головой Роман.
– Хорошо, спасибо за помощь.
Софиев, как бы между прочим, спросил майора:
– Вы будете сегодня игру смотреть?
Майор непонимающе уставился на лейтенанта.
– Сегодня же стартует Кубок России по футболу. Мы все идем в спорт-бар, – напомнил Софиев.
– Какой спорт-бар?! Какой футбол?! Человек застрелился! – с досадой выпалил майор.
Софиев пожал плечами, мол, одно другому не мешает, и быстро покинул кабинет.
– А кто сегодня играет? – спросил Герман.
Майор отмахнулся и, присев на край стола, снова позвонил Сорокиной.
Герман решил ознакомиться с протоколами допросов сотрудников, что сталкивались с полковником в день происшествия, и углубился в чтение.
– Опять не отвечают, – выпалил Михаил и бросил трубку. – Пойду в кадры, узнаю, с кем бухгалтер проживала по адресу и есть ли контакты ее ближайших родственников.
Из всех протоколов допросов, приобщенных к делу, Германа заинтересовал лишь один: бухгалтера Сорокиной. Пока еще он не понимал, почему именно она привлекла его внимание, но чувствовал, что внезапное увольнение новенькой сотрудницы произошло не по той причине, которую она озвучила коллегам. Он закрыл глаза и мысленно прокрутил еще раз сбивчивые показания бухгалтера. Наверняка майор не обратил внимания на некоторые нестыковки. Кто будет подозревать сотрудницу Управления, когда на руках такой список доказательств самоубийства? В протоколе было указано, что, по утверждению Сорокиной, она как раз проходила мимо машины Архангельского, когда раздался выстрел. Герман задумался: ее присутствие на стоянке не вязалось с самоубийством. Если полковник в самом деле спонтанно решил свести счеты с жизнью, разве делал бы он это в присутствии посторонних, тем более женщины? Он взглянул на схему места происшествия. Сорокина была хорошо видна из машины полковника.
Михаил вернулся в кабинет в приподнятом настроении.
– Мне дали телефон и адрес работы мужа Сорокиной.
Снова присев на край стола и поглядывая на стикер, Терентьев набрал номер и замер. Трубку никто не брал.
– Тьфу ты, и здесь пусто! – Майор выглядел встревоженным.
– Не кипятись, дай кому-нибудь поручение найти эту Сорокину. Без лишней суеты. А когда найдут, пусть скажут, что она забыла подписать один экземпляр протокола.
– Так и сделаю, – согласился Михаил.
Герман отложил в сторону протоколы и подошел к доске. На этот раз его взгляд привлекла распечатка телефонных звонков, их было два: входящий и исходящий. Стал изучать пометки майора в графе «Примечания». Чаще всего полковник звонил жене, дочери и сыну. Видимо, рабочие звонки он предпочитал делать с рабочего телефона. А входящих служебных звонков было много, рядом с каждым номером майор написал должность и фамилию звонившего. Последним исходящим личным звонком был звонок матери. По распечатке за последний месяц было видно, что он ей до этого ни разу не звонил. Германа это насторожило, он вспомнил, что, пока были живы родители, они общались как минимум раз в неделю.
Когда майор снова вернулся в кабинет, Герман показал на звонок без пометок на полях и спросил:
– Что за номер, выяснили?
Майор подошел к доске и взглянул на распечатку.
– Это телефон нашей канцелярии.
– Судя по временной отметке, он звонил в канцелярию с мобильного из машины.
– А что тут необычного?
– Я просмотрел распечатку, полковник очень мало делал служебных звонков с мобильного.
– У него было два мобильника: служебный и личный.
– Это распечатки с личного телефона? – спросил Герман, показывая на список.
– Да. Служебный мы отмели сразу, на него не было в тот день звонков. Полковник был в кабинете с самого утра, звонил по городскому, а потом и вовсе отключил все телефоны.
– Я хочу понять, с кем говорил Архангельский, когда Сорокина проходила мимо его машины. Ты сопоставил время самоубийства со списком телефонных разговоров?
– Нет, – покачал головой Терентьев, – зачем?
– Время не сходится, – вкрадчиво произнес Герман и вопросительно посмотрел на майора, – выстрел был в двенадцать сорок шесть, так?
Майор буркнул: «Ну» и нахмурился.
– Согласно распечатке разговоров, полковник в это время ни с кем не говорил. Видишь? – Герман указал на последний звонок. – Матери он позвонил в двенадцать пятнадцать. Разговор длился семь минут. Далее разговор с канцелярией в двенадцать двадцать четыре, длился одну минуту. Отсюда вопрос: с кем и по какому телефону говорил Архангельский, когда мимо него проходила Сорокина?
С растерянным видом Терентьев плюхнулся в потертое кожаное кресло и начал растирать уши.
– Ты думаешь, она соврала?
– Я сопоставляю. А факты говорят, что показания Сорокиной путаные. Если она действительно соврала, важно выяснить почему. Короче, ее показания нужно тщательно проверить. Ты выяснил, зачем полковник звонил в канцелярию?
– Нет, – ответил майор и нервно сглотнул.
Герман удивленно посмотрел на напарника, и тот, не говоря ни слова, снова выскочил из кабинета. Проводив его взглядом, Герман подумал: «Охота ему бегать туда-сюда, почему не позвонить из кабинета?»
Через пять минут майор приоткрыл дверь и с озадаченным видом произнес:
– Пошли, кое-что нужно проверить.
Они подошли к двери с табличкой «Начальник следственного отдела по особо важным делам Архангельский А. С.». Майор распечатал пломбу на двери.
– Заходи, – сказал он Герману. – В канцелярии сказали, что он спрашивал, кто положил ему на стол почтовый конверт. У нас заведено расписываться за почту. В канцелярии сказали, что в этот день почты у него не было.
– Как выглядел конверт? – спросил Герман.