Генезис

– Не вижу, чтобы хоть кто-то этот знак всерьез воспринимал.

– Вот именно, – она крутит башкой, прижимает сумочку к груди. – Замучаются всех штрафовать.

– Ладно, сиди, – глушу мотор, нащупываю кредитку в кармане.

На соседнем терминале пассажирка с ребенком выходит вместе с водителем.

– Смотри, они идут вместе.

Алекс закатывает глаза.

– Я не останусь в машине, пойду с тобой.

Оглядываюсь и вздыхаю с нарочитым драматизмом, типа достала неопределенность.

– Может, это только для мотиков? – показываю на знак «Остановка мототранспорта за 15 метров».

Алекс в смятении.

– Ты права, никто не выходит, так что прокатит.

Больше не могу терпеть, давлюсь от смеха – рожа красная, как фирменный цвет нефтекомпании. До Королевы Антарктиды наконец-таки доходит. Колошматит меня сумкой и кричит:

– Ты опять цирк на дороге устраиваешь!

Выхожу из джипа, Алекс семенит следом. О Вернере уже не думает. У кассы подмигиваю ей, она расплывается в улыбке и жмется к моему боку.

– Кофе хочешь? – показываю на кофейню с красными диванами.

Хочет. Ладно, раз атмосфера потеплела, можно запустить процесс сближения, а если повезет, то и стыковки. Я намеренно дразню Вернера, хочу пощекотать ему нервишки, заодно прощупать настрой. Такие наезды я не прощаю. Он мог бы действовать через Алекс, что было бы эффективнее, но нет, попер напрямую. Со мной так нельзя, лучше договариваться. Куратор меня знает и действует осторожно.

???

ГБ останавливает джип и показывает на продуктовый магазин. Сейчас я даже не вспомню, что хотела купить. Заходим в торговый центр. Он берет тележку и закидывает в нее продукты, средства гигиены и косметику, которую я предпочитала до погружения в личину Нины. Я даже растрогалась. Бредем к кассе, впереди небольшая очередь.

– Вспоминаю курицу в сливочном соусе, – он притягивает меня к себе и заглядывает в глаза. – Помнишь, в Липецке готовили?

Конечно, помню! Особенно сколько часов пришлось отмывать кухню.

– М-м-м, – закатываю глаза. – Давай, я сделаю соус, а ты пожаришь курицу, – сплетаю наши пальцы. Как же мне не хватало его близости.

– Что на гарнир? – он гладит мои волосы, поправляет шарф.

– Без гарнира. Сделаем салат.

Боковым зрением замечаю на стоянке «БМВ» и кивком показываю Икару.

– Я видела эту машину, когда мы выезжали из города.

– С самарскими номерами?

– Сто шестьдесят третий регион, – подтверждаю я. Похоже у меня развивается такая же паранойя, как у Икара: теперь я запоминаю мелькающие лица, машины и их номера. – Я обратила внимание потому, что у Вадика была такая же модель.

Идем на стоянку. Икар закидывает покупки в машину и открывает передо мной дверь, а такой чести я редко удостаиваюсь. Едем в Тольятти. Оба посматриваем назад.

– Кто такой Вадик?

Зачем я сказала про Вадима? Теперь не отстанет, пока все не выпытает.

– Парень, с которым я встречалась до похищения.

– Где он сейчас?

– В Штатах.

– Как вы познакомились?

– Жили на одной площадке. Встречались в старшей школе. Его отец заключил контракт с «Боингом». Вадим сказал, что они будут искать пути, как получить гражданство. После выпускного он уехал. Больше я о нем не слышала.

– Почему? У вас это было несерьезно?

– Я думала, что серьезно, а на деле он даже не сообщил, как долетел. С глаз долой – из сердца вон. Вот такие вы, мужчины.

Несколько минут мы молчим, посматривая в зеркала заднего вида.

– Кто у тебя был первым? – спрашивает Икар, не отрывая взгляда от дороги.

Зачем ему это знать?

– Вадим?

– Да, – нехотя признаюсь я.

– Это тоже повлияло на Вернера, – заключает Икар. – Я все искал причины такого зверства. Почему он столько лет наблюдал, а потом перешел к действиям, да еще таким жестоким. Ты изменила ему. Именно так он это воспринял. Отдала этому Вадиму то, что предназначалось ему.

– Они с дружками похитили и изнасиловали не только меня, – недовольно бурчу я. – Многих они даже не знали, хватали на улице первую попавшуюся девчонку.

Эрхард и его дружки любили подобные развлечения. От большинства девушек они откупались, но были и те, кто по собственной воле продолжил подобное общение. Помню, как Эрхард рассказывал о студентке архитектурного института, с которой встречался почти год. Она была активной участницей их оргий, а потом неожиданно для всех покончила с собой. Не скажу, что он сильно расстроился, скорее разозлился, ведь ему нужно все контролировать. Несанкционированное самоубийство для него – как публичная пощечина. Чтобы выглядеть крутым, дружкам он сказал, что заигрался с ее мозгами. Но мне признался, что был сильно разочарован – она его подвела.

До коттеджа доехали без приключений. Раскладываем продукты на кухне, решаем помыть руки и идем в ванную. Я открываю дверь и от ужаса начинаю вопить, как второсортная актриса в ужастике. В ванне копошится что-то мерзкое и скользкое. Приглядываюсь – раки! Полная ванна раков! Хорошо, что Икар рядом. Иначе инфаркт был бы обеспечен. Он покатывается со смеху, моет руки и выходит, а я стою, брезгливо морщась, и от ужаса не могу пошевелиться. Самые бойкие особи совершили побег, используя собратьев как лестницу. Один из них ползет в моем направлении, и я с визгом бегу на кухню.

Всем смешно, а на мне лица нет. Говорю, что теперь никогда не залезу в эту ванну, что они лишили меня средства гигиены.

Инструкторы изнывают от безделья и решают организовать раковые бега. Построили из подручного материала загоны и беговые дорожки. Каждый выбирает своего фаворита и всячески старается ему помочь. Они дразнятся, отпихивают и подначивают друг друга как дети.

– Ах ты так?! Тогда я так!

Глядя на их игры, вспоминаю любимое выражение мамы: «Первые сорок лет детства для мужчины самые тяжелые».