– Ничего. Все живы-здоровы, но это только пока… Так и влепила бы этому напыщенному докторишке смачную пощечину. Не знаю, как сдержалась…
– Чем он так тебе не угодил?
Кира поморщилась.
– Он не командный игрок и, хоть обещает, информацией делиться будет неохотно. Собирается вести собственное расследование. Зачем он нам нужен? У меня от него мороз по коже. Он не терпит чужого мнения и распоряжается моим временем, будто я работаю на него, а не на вас. С ним что-то не так. Его лицо…
Пока она говорила, полковник поднялся с кресла, прошелся по кабинету и встал у окна. Закурил сигарету и пододвинул к себе пепельницу.
– Моя вина. Послал тебя, не предупредив о его неврозе. Утром сам получил нагоняй от начальства, мне было не до тебя. Ну и хотел посмотреть, как ты справишься с заданием без моих наставлений.
Подняв на шефа глаза, Кира покраснела. Она поняла, что не прошла проверку на прочность. Как можно доверить ей серьезное дело, если она не может справиться с элементарным заданием – быть связным между отделом и консультантом? От этой мысли ей стало не по себе. Но стакан с остатками коньяка говорил о том, что полковник хочет с ней поговорить, а не уволить.
– И я не справилась, – констатировала Кира.
– Почему? – удивился Лимонов. – Справилась. Ты же сама сказала: все живы и здоровы. Бирк не звонил, не требовал дать более компетентного сотрудника, как он это делал ранее. Значит, по его мнению, встреча прошла хорошо. В прошлом году следователь из убойного, не зная о чудаковатости доктора, врезал ему промеж глаз прямо на месте преступления. Ему показалось, что Расмус смеется над жертвой. Бирк две недели походил на очковую кобру.
– А он что, действительно смеялся? – Кира вспомнила его улыбающиеся глаза в коттедже Богатыревых.
– Расмус Бирк побывал в руках маньяка. Вследствие чего хромает, страдает от нарушений эмоциональных реакций и помешан на безопасности. После нападения он две недели был между небом и землей.
Полковник налил себе очередную порцию коньяка и освежил стакан сотрудницы. Потрясенная Кира не сводила с него глаз.
– Когда Расмус в стрессе, у него путаются позитивные и негативные эмоции. Если он улыбается, значит, грустит. Если хмурится, значит, улыбается. В обычной обстановке он ведет себя вполне приемлемо, но сегодня в дом пришлось впустить новичка и обсуждать методы своей работы – для него это стресс.
Это объясняло реакцию доктора на ее слова. Значит, когда она пожимала ему руку, а затем выдвигала свою версию убийства Богатыревых, он улыбался!
– Первый раз сталкиваюсь с таким, – призналась она и залпом осушила вторую порцию коньяка.
– Вот это по-нашему! – довольно воскликнул полковник и закусил долькой лимона. – Лимон поглощает лимон! – провозгласил полковник и усмехнулся: – Что? Думаешь, я не знаю, как вы меня в управлении называете?
Кира растерялась и виновато потупила взгляд.
– У Расмуса талант. Особый взгляд на вещи. Смесь интуиции, животного чутья и аналитического ума. Его кредо: «Информирован – значит вооружен». Может отмахнуться от стоящей зацепки и зациклиться на какой-нибудь ерунде, которая в итоге и выведет его радар на маньяка. Я привык к его методам и характеру. Что он попросил на завтра?
– Отчет патологоанатома и список наемников, которые могли завербоваться в горячие точки.
– Отчет должен прийти завтра утром. А к списку подключи Свиридова, у него есть доступ к базе ФСБ.
– Может, вы ему дадите указание, а то ко мне ребята еще не привыкли.
Лимонов подавил рвущееся наружу раздражение.
– Бирк считает, что в подвале была шестая жертва, но я полагаю, что это мог быть просто предмет, похожий на силуэт человека, который после расправы над жертвами убийца мог передвинуть или забрать.
– Вот как? – удивился полковник. – Какие еще зацепки Бирк считает существенными?
Кира подробно рассказала о версиях доктора и прокомментировала:
– По поводу Руанды это удар мимо лунки. Привязываться из-за оружия убийства к конкретной стране – глупо.
С минуту полковник, прищурившись, не сводил взгляда с подчиненной. Он обдумывал выводы Бирка и, в отличие от Митяевой, был с ним солидарен.
– Не хотел тебе говорить, да, видно, выбора у меня нет, – сказал полковник и разлил остатки коньяка по стаканам. – Ткаченко написал на меня докладную в министерство. Он давно искал повод, а тут целых три подвалило. Не упускать же такую возможность, – осушив стакан, полковник закусил очередной долькой лимона и сморщился. – Тот, кто предложил тебе перевод, явно хотел от тебя избавиться. Наш отдел не доживет и до конца этого дела. Интриги, Митяева! Я-то, выйду на пенсию, а вот вы что будете делать? Разбредетесь по отделам, как тараканы под дихлофосом.
Набравшись смелости, Кира спросила.
– А что Ткаченко вам предъявляет?
– Да много чего, – ушел от ответа полковник. – Мы с ним клыки друг другу давно показываем. Так что, если ты не переведешься на этой неделе, то, скорее всего, будешь работать под руководством Громова. Молодому отделу – молодое начальство.
– У него же нет опыта в профилировании.
– А ему не нужен опыт. Возьмет в штат психолога, тот будет составлять профиль. Громов подпишет и передаст для дальнейшей разработки в убойный отдел. Непыльная работенка. Посидит так тихо пару годков, а потом уйдет на повышение. Папаша-генерал ему уже на пятилетку вперед карьерный план составил.
– А если вас не уволят? – с надеждой спросила Кира.
– Тогда для тебя наступят плохие времена, Митяева. Я сюда не отсиживаться пришел. Мне нужен отдел с реальными показателями в поимке особо опасных.
Полковник показал на стеллаж, в котором хранились копии нераскрытых дел. В кабинете на минуту воцарилась тишина.
– Если захочешь уйти, держать не стану. Бабам в нашем отделе не место. Нюни распускают, вечно всем недовольны, с больничных не вылезают, то понос, то золотуха. А стоит вам только на секунду злу в глаза заглянуть, как лапки брык – и в кусты. Что с тобой будет, когда ты встретишься с маньяком с глазу на глаз? Он ведь про погоду говорить не станет. Расправится, как с овечкой на заклании. В момент опасности страх парализует сознание и тело. Ты не сможешь ни о чем другом думать, как только о его звериных глазах. А они, как под гипнозом, свербят и не отпускают.
Полковник облизал пересохшие губы, глубоко вздохнул и резюмировал:
– Иди, Митяева, домой. Не по Сеньке шапка. Сиди на бумажной работенке, стучи по буквам. Не лезь в это дерьмо. Устал я людей терять.
Кира схватила куртку и, не прощаясь, выскочила из кабинета. От обиды на глаза навернулись слезы. Разговор с полковником еще больше придал ей уверенности: отдел профайлинга точно не для нее.
†††
Поднявшись по лестнице на пятый этаж, Кира открыла своим ключом дверь квартиры, нащупала на стене выключатель и вошла в коридор. Было тихо, видимо, сестра и племянники уже спали. Кира облегченно выдохнула, хоть не будет ночных упреков от идеальной сестрицы.
Она повесила куртку на вешалку и сняла сапоги. Желудок едва не выворачивало от голода. Шагнув в кухню, она включила свет, но тут же вздрогнула от неожиданности, резко отпрянула к стене и испуганно уставилась на сестру. Ася сидела у окна с заплаканными глазами.
– Абзац! Напугала меня до смерти! – пробурчала Кира. – Ты чего сидишь здесь без света?
– Жду тебя, – сестра смахнула слезу.
– Ой, ну только не сегодня, – взмолилась Кира. – У меня был сумасшедший день. Я с утра ничего не ела. Меня уже тошнит от голода.
– Так бывает, когда пьешь и не закусываешь. Что пила?
– Коньяк, – Кира передернула плечами, включила чайник и заглянула в холодильник.
– Есть запеченная рыба и салат, – тон Аси смягчился.
– Не хочу салат, а вот рыбу съем.