– Почему?
– Система безопасности программы была продумана так, что ключевые детали, которые должны были закончить цикл разработки, планировались нами на последней стадии. Требовалось финансирование, которое нам выделяли частями, а в последние месяцы перед исчезновением Новака нас все чаще стали подгонять и требовать результат. Во-первых, мы были от него еще далеки, во-вторых, проектирование и изготовление ключевых деталей должно было производиться не в стенах ОКБ ИКИ, а в специальной лаборатории, которую строили в Казахстане.
«Опять Казахстан», – подумал Вахрушев.
– Я вам больше скажу, без Новака «Аркан» безнадежно затянулся. Мы буксовали по каждому поводу. У него было абстрактно-прогрессивное мышление. В Москве это тоже понимали. К тому же случился развал страны, который, кстати, Новак предвидел. Неудивительно, что программу свернули сразу после отзывов следователей, которые вели поиск Карела.
С задумчивым видом Вахрушев постучал пальцами по столу.
– Давайте предположим, чисто гипотетически, что Новак сбежал…
– Он никогда бы не сбежал! Не того пошиба человек.
– И все же, я говорю чисто гипотетически. Смог бы Новак сам закончить программу при должном финансировании?
Северцев тяжело вздохнул.
– Дежнев не раз докладывал своему начальству, что Карел сбежал в Штаты. Пф-ф-ф! Нонсенс! Он обожал свою жену и дочь. Никогда бы их не бросил.
– Помните Беленко? – полковник обвел взглядом отца и сына. – Летчик-перебежчик, угнавший в Японию МиГ-25П. Он тоже до побега твердил, что любит жену и ребенка.
– Ради чего? – вскипел Северцев. – У Новака была не одна возможность сбежать: конференция в Париже, он также был в составе делегации на Кубе. Был и на этнической родине в Чехии. СССР был его домом. К тому же тогда еще были живы его родители.
По лицу полковника он понял, что его не убедили вышеперечисленные аргументы, и поднял руки, показывая, что сдается.
– Чисто гипотетически это возможно, практически – нет.
Вахрушев повернулся к младшему Северцеву.
– Вы тоже так считаете?
– Если бы Новак взялся за доработку криптомодуля, то сделал это совершенно иначе. Мы в корне с ним расходились в этом вопросе. Нам нужно взглянуть на чертежи, чтобы понять, наша ли это разработка.
Вахрушев отослал сообщение Пахотину с просьбой принести чертежи. После проверки Северцевы откинулись на спинки кресел и в два голоса заявили:
– Это наша разработка.
– Вы дружили с Новаком? – спросил полковник у Вениамина Витальевича.
– Да. Коллектив у нас был очень сплоченный. Бывало какие-то посиделки начинались на работе, а потом плавно перетекали в чей-то дом. Мы знали друг о друге почти все, ну разве что фантазиями не делились, да и то, если они были о космосе, могла разгореться нешуточная дискуссия.
– Вы знали его семью?
– Конечно! Наши жены работали в одной больнице. Что не говорил мне Карел, всплывало в женских беседах.
– При каких обстоятельствах пропал Новак?
Северцев театрально простонал, показывая, как ему больно вспоминать день исчезновения коллеги, и с неохотой поведал:
– Это было в канун 1991 года. Тогда мы базировались на окраине города. Было принято решение тридцатого числа не ехать в лабораторию, а присоединиться к остальному коллективу ОКБ ИКИ. Женщины суетились, нарезали салаты, а мы, мужчины, уже опрокинули парочку стопок и говорили о чем угодно, только не о работе. Сели за стол, а Новака нет. Все стали его искать – как без Карела за стол садиться? Он же местным заводилой был, шутником. Первый тост всегда его. Я попросил Лешу поискать Новака, – Северцев взглянул на сына так, будто обвинял его в исчезновении коллеги. – Да? Все так?
Вахрушев заметил, как побледнел Алексей. Он с укоризной взглянул на отца и включился в беседу:
– Мардарь с Новаком пошли на обед, потом по магазинам – женщины составили им список, что нужно купить для застолья, пообедали – и назад. К проходной подошли вместе, Мардарь прошел, а Новак сказал, что кажется потерял пропуск. Мардарь предположил, что, скорее всего, в пельменной. Новак кивнул и выбежал из здания.
– Больше его не видели?
– Нет. Потом нам сказали, что был звонок в секретариат и службу безопасности по поводу потери пропуска. Новак боялся, что кто-то может пройти по его пропуску, но это напрасно. Все охранники его знали. Фото сверяли с оригиналом, даже если видели тебя двадцатый раз на дню. Дежнев за этим следил, как параноик.
– Расскажите о жене Новака. Как она держалась?
– Плохо, Любе она говорила, что предчувствовала беду, – ответил старший Северцев, протирая платком очки. – Ей снились кошмары. Она думала, что непутевая дочь куда-то вляпается, но оказалось – муж.
– Непутевая?
– Да, – усмехнулся Вениамин Витальевич, – с ней постоянно что-то происходило. Такая шустрая была, как мальчишка. Карел сетовал, что хотел сына, а родилась дочь. Но как по мне, она трех непосед-пацанов стоила. Фигаро там, Фигаро тут. Скакала по лаборатории, как теннисный мячик.
– У нее был допуск в лабораторию? – удивился Вахрушев.
Северцевы хмыкнули в унисон.
– Такая и к президенту пройдет.
– А главное, никаких записей после себя не оставит, – добавил младший Северцев. – Нас без пропуска на дух не пустили бы, хоть десять лет отработай. Набычатся и орут, как глухие: «Пропуск!». А она придет, улыбнется, пощебечет с ними и проходит.
– Дежнев знал?
– Скажем так, узнавал последним. Но девчонка, если на него натыкалась, как факир, доставала из сумки временный пропуск, подписанный Султановым. Наверное, слямзила бланки и вписывала свою фамилию.
Отец и сын переглянулись и усмехнулись.
– Оторва, – резюмировал Алексей.
– Что вы можете сказать о Султанове?
– Клевый мужик был, – первым высказал свое мнение младший Северцев.
Его отец закивал.
– Азамат был очень добрым и отзывчивым человеком. Талантливый руководитель, знаковый ученый. Можно сказать, человек с большой буквы.
Вахрушев не смог скрыть своего удивления.
– Некоторые сотрудники утверждают, что он только на лаврах Новака почивал и премиальные выписывал.
Вениамин Витальевич фыркнул.
– Эти сотрудники – Дежнев? Никто кроме него так бы не сказал.