Олимпийцы. Одиссей. Цикл стихов

Слышишь: «кто ты?», дошедши до очередной черты.
Разгадаешь загадку смерти – умрёт она.
Ну, а если не разгадаешь, понятно, ты.

II Эдип

Кто, – спросила, – который? (Кто есть человек? Кто ты?)
Усмехнулась ответу. Но уж вывод нелеп:
на орлиных крылах вошла в пике с высоты
и – разбилась?! Бедняга Эдип и тогда был слеп…

III Великий Сфинкс

А старший твой брат пески стережёт да ветер,
да надпись (мир наш белыми нитками шит)
в тени от львиной груди: «утро – полдень – вечер»[12 - Надпись на стеле меж лап: «Kheperi – Re – Atum».].
О мраке нет речи – день в его лапах лежит…

IV В защиту фиванцев[13 - Жертвы Сфинги, верно, больше удивлялись ей, чем думали о загадке; Эдип же, благодаря храбрости, удаче или отсутствию воображения сосредоточился на загадке и разгадал.]

Застань нас тоже врасплох, мы то же ответим
(жизнь рвётся на «до» – и вот, да как по ножу). —
«Кто утром на четырёх… а днём… вечор…» Демон с этим!
Кто ты?! – И плечами пожав: «Ну, дай покажу».

Аполлону Ликейскому[14 - Волчьему]

I

Губителя в cпасителе признать
натурой оборотною, второю:
волки твою оберегали мать,
и говорят, родить тебя с сестрою
волчицей обернулась. Так в крови
и у тебя, как в мире испокони —
что нимфа (там, Кирена) – для любви,
лань – впиться в горло, обе – для погони.

II В горах Фессалии

На ветру золотом
что соблазнов для чуткого слуха!
Вроде, лань, а не то…
Ухмыльнётся от уха до уха
он пропахшим амброзией ртом
в воздержании долгом:
кроме жертвы, не видит ли кто?
Грянет оземь – и волком.

III Дом Агамемнона

Дочь отмстится отцу,
и взвоет о мести другая[15 - Ифигения, дочь Агамемнона и Клитемнестры, была принесена в жертву Артемиде отцом и отомщена матерью. Отмщения за отца жаждала Электра.].
Царь Ликейский, к лицу
быть надеждою двум, потакая

не о мире мольбе. —
Где для полного спектра
Клитемнестра молилась тебе,
и тебе же – Электра[16 - Клитемнестра, встревоженная вещим сном, молила отвести беду. Электра – о её гибели.].

Зевсу Громовержцу Всепородителю[17 - Орфики учат, что Зевс, проглотив Протогоноса (Первородного) по совету Ночи, по сути проглотил мир, который потом воссоздал из себя, став таким образом отцом богов и людей. «Зевс – первый, Зевс же и последний, громовержец. Зевс – глава, Зевс – середина, из Зевса же все создано…»]

По мере сил, не меряных никем,
но сам-то точно знаешь: не безмерных —
ты держишь мир – и молнии в руке,
твоё отличье от других бессмертных.

Мир был в тебе, мир был тобой, был – ты.
И ты узнал, чего б не знал иначе:
его границы, рамки и болты —
и что за ним, что он от глаза прячет.

То и шепнёшь себе наедине,
что молния, что грозное оружье —
лишь видимая трещина в стене,
не будь их, мир бы умер от удушья.

Ты был один вовне – и вот, внутри,
когда томишься, и бессмертьем даже —
позвав грозу, на молнию смотри.
Верней, не на, а сквозь неё – на дальше.

Зевсу Додонскому, зимой

Зевс – дуб. Любой старый дуб.

– Роберто Калассо, «Обручение Кадма и Гармонии»

Стоишь. – И я могу дышать,
бродить, глядеть, любить другие
деревья. (Тополь. Хороша
берёза, если ностальгия).

Стоишь. – И в мире есть простор
и мощь, спокойная, как старость,
и старых листьев вещий спор:
что всё прошло. – Что всё осталось!

Ты щедр, и даже щедр, любя, —