Да здравствует мир и свобода! Sine ira et studio

Судья

Неужели вам не жаль сына?

«Седьмой»

Да, без него мне тоже тяжело. Наверное, он меня уже не помнит. Я бросил все, когда ему было 3 года.

Судья

Вы его любили?

«Седьмой»

Я его люблю. А вот он вправе меня ненавидеть – через несколько дней я узнал, что Альфи хотел репрессировать всю мою семью. Единственное, что он может вспомнить хорошего – это то, как я спас его от летучей мышки.

Судья

Что за летучая мышь?

«Седьмой»

Как-то мы с ним сидели в моем кабинете. Я играл с ним. И вдруг через раскрытое окно влетела летучая мышь. Бедняга испугался. Я с трудом выгнал мышку, закрыл окно и стал успокаивать малыша. Впрочем, это было так давно. Не думаю, что он это запомнит.

Судья

Зря вы так. Сын не может ненавидеть отца.

«Седьмой»

(с иронией)

А если бы Альфи успел обзавестись сыном?

Судья

Не знаю, что и сказать. Это необычный человек.

«Седьмой»

Так значит, вы признаете его заслуги перед историей!

Судья

Не будем отвлекаться. Все же, как лично вы к нему относитесь?

«Седьмой»

А как, по-вашему, я могу к нему относиться? И что я сейчас могу чувствовать? Как может чувствовать себя человек, который долгие годы верил в бога на земле? Причем, кто-то словно навязал ему эту веру. Верили многие. Ждали большого счастья для каждого человека, для каждой птички в стране, делали все возможное для этого счастья. И тут выясняется, что и бог – не бог, и ангелов у него нет. И нет никакой надежды. А страна опять в руинах. Как я могу относиться к Альфи? «Бог мертв»… это Ницше его убил. А может быть, он сам себя убил.

Судья

Если бы не масштаб ошибки, я бы мог сказать, что это искреннее заблуждение. Но война есть война. Кто тут больше виноват, кто меньше – какая разница. Вина коллективна.