Я сжимаю зубы и молчу. Чем больше буду давить, тем больше он будет отпираться, так что спорить бессмысленно…
Черт! Это она.
Десять месяцев в этих коридорах не было ее длинных стройных ног и аквамариновых глаз.
Становится трудно дышать.
Она.
Здесь.
На меня накатывают воспоминания. До сих пор помню, как она появилась здесь впервые, полная оптимизма и надежд, что «Кэмден» станет новым началом. Я не мог отвести глаз, и как же это бесило! Даже сейчас хочется выскользнуть из собственной кожи.
Мне запрещено испытывать к ней чувства.
Категорически.
– Смотри-ка, вернулась! – говорит Дейн, выпрямляясь с загадочным выражением лица. – Стоит отдать ей должное: яйца у нее стальные!
– Мгм, – отвечаю я, украдкой оглядывая ее.
Светлые волосы сменились угольно-черными. Мягкость – жесткостью. На губах, застывших в ухмылке, блестит алая помада, подчеркивая чувственные изгибы и бледность кожи. На носу – привычная россыпь веснушек, но зубы сжаты, и по напряжению в лице видно, как она изменилась. Ее юбка слишком короткая по школьным стандартам: подол на семь сантиметров выше колена вместо положенных пяти. Видимо, стипендиатам форму отправляют в последнюю очередь и бесплатно, как и учебники. Наверное, у нее всего пара комплектов – два пиджака, пара блузок и юбок. Я даже не помню, сколько формы валяется у меня в шкафу: все забито брюками, накрахмаленными рубашками и бесконечными галстуками.
Через ее руку перекинут красный пиджак с драконом – гербом «Кэмдена», белая блузка обтягивает грудь. На ногах – поношенные черные конверсы. Мой взгляд задерживается на белых высоких гольфах.
– Чего ты так пялишься? – шипит Ченс.
– Как?
Кем надо быть, чтобы вернуться сюда с таким стальным взглядом?
Руки сжимаются в кулаки.
Она такая милая! Такая недоступная.
– Как будто запал на нее, – тихо говорит он.
– М-м, – отвечаю я и ощущаю на себе его взгляд.
– Забудь про нее.
Я не слушаю его, просто смотрю на нее, щурясь. Она приближается к нам: то и дело встревоженно горбится, но выпрямляет спину, и меня раздражает этот вечный испуг.
Я пожимаю плечами и делаю вид, что мне все нипочем.
– Она как искра: вот-вот вспыхнет и разгорится.
– И сожжет нас к чертям, – бормочет Дейн. – Я согласен с Ченсом. Заканчивай!
– Не могу, – на выдохе отвечаю я. Облизываю губы и борюсь с собой, стараясь отвести взгляд. Не получается.
Она вернулась, вернулась! Правда вернулась!
Даже не верится.
Ченс наблюдает за ней, сжав зубы, и пытается взять себя в руки.
Она стоит посреди коридора, застыв, и смотрит на нас. Ученики проходят мимо, огибая ее и стараясь держаться подальше.
Ну же, Ава! Давай, малышка, подойди ближе! Еще шаг. Дай коснуться тебя! Руки, плеча – чего угодно. Пожалуйста!
У меня дрожат пальцы.
– Не верится, что она вернулась, – бормочет Ченс и поворачивается ко мне. Он говорит тихо, чтобы она не услышала. – Ты знал?
– Откуда? – сухо спрашиваю я.
– Ты вечно все знаешь! Твой отец в попечительском совете.
Я смеюсь. Он даже не представляет, к какой информации у меня есть доступ. Ава, непокорная Ава… Я знаю о ней столько, что в голове не укладывается, а член твердеет…
Тихо! Держись от нее подальше.
Грудь Ченса вздымается.
– После вечеринки отец отобрал машину. До сих пор не вернул, как будто это я виноват. Но мы встречались, так что в его глазах я ответственный.
Да, только ты уехал с Бруклин.
Меня охватывает раздражение.
– Ты же ее любил?
Он резко втягивает воздух, но говорит тихо:
– Нет.
Врешь.
Я усмехаюсь себе под нос.
Взгляд замирает на округлом лице. Споткнувшись, Ава останавливается в паре метров от нас и смотрит на Ченса. В ее глазах – ненависть. Плотная, почти осязаемая. Как горячие искры.
Он бледнеет и сглатывает, и гнев сменяется… страхом? В последнее время Ченс теряет самообладание при одном только упоминании Авы, а сейчас смотрит на нее так, словно видит перед собой привидение.
И опускает взгляд.
– Значит, вы расстались с концами? – Я пристально смотрю на него.