Анжелика наблюдала за этим, и воспоминания о собственном горе накатили на нее с новой силой, а в глазах опять появился блеск. Но уже не слезы.
То были огоньки злобы. Пусть и бессильной пока что.
А ворон все не улетал, с любопытством наблюдая за реакцией служанки на происходящее.
Она снова посмотрела ему в глаза, и от этого ей стало вдруг немного легче. По телу растеклось тепло странной, неведомой уверенности, и Анжелика ощутила нечто доселе чуждое – ей начало казаться, будто она способна на что-то повлиять. Способна если и не вернуть того, кого у нее отняли, то хотя бы забрать что-то взамен…
Что-то вполне конкретное. И равноценное ее потере.
Ей вспомнилось, как мама читала ей в детстве книгу под названием «Мифы Ригерхейма». В памяти навсегда отпечаталась одна пугающая легенда, настолько удивительная и переполненная мраком, что некоторые выдержки из нее Анжелика запомнила дословно, будто те дожидались своего часа.
«Они придут. Только позови их. Проси о мести, если слаб. Проси, если можешь дать что-то взамен, и каждый получит по заслугам. Они неизбежны. Они неотвратимы. Они сделают то, что должно. Верь».
И Анжелика поверила. И Анжелика начала просить.
Какому-то любопытному прохожему, засмотревшемуся на дом служанки, показалось, что она с уж больно серьезным видом, словно человеку, объясняет что-то севшей на перила ее балкона неказистой черной птице. Но слов было не разобрать.
– Вот дура, – шепнул прохожий себе под нос.
Афрейский ворон резко взмыл вверх, через минуту став небольшим черным пятном, летящим куда-то на север, еще через несколько минут – черной точкой на горизонте, а затем и вовсе исчезнув из виду. Анжелика провожала его взглядом.
И во взгляде этом была надежда.
***
Прошел ровно месяц с момента последней встречи Друнвельда фон Рерика с работорговцами, на которой он выдал Элаясу Лисьему Хвосту «всего пять» своих заключенных, среди которых был и муж Анжелики.
На улице темнело. Друнвельд сидел на лавочке в своем саду и уплетал яблоки, размышляя над тем, как хорошо, но утомительно быть мэром города. Его душу переполняла гордость за предоставленную честь управлять целым городом, а также удовлетворение от осознания того, какие плоды ему приносит его непосильный труд.
«Какой странный вкус сегодня у яблок».
Барон швырнул огрызок в кусты и закрыл глаза, вдыхая наполненный жизнью весенний воздух.
«Так бы и не уходил из этого сада. Никогда».
Но Друнвельда ждали дела. Вернее – досуг. Он очень хотел почитать подаренный ему недавно одним из дворян роман модного писателя Генри Шувеля, а после, дабы организовать себе постельные утехи, отправить начальника дознания Линара Соренсена за несколькими наиболее симпатичными эльфийками, незаконные аресты которых в последнее время набрали чудовищные обороты.
«Так. Кролика фаршировать я повару приказал. За Линаром пошлю позже. На завтра дел у меня немного, значит, могу поспать подольше. Пойду, почитаю немного».
Зная барона, трудно было поверить, что книги являются его слабостью. Он поднялся с лавочки и направился во дворец.
***
Одетый в черный плащ довольно высокий мужчина с капюшоном на голове бесшумно, словно крадущийся кот, повернул в огромный коридор и направился в сторону лестницы, как вдруг путь ему перегородил усатый маленький господин в поварской одежде, несший в руках поднос с кроликом.
– Кто вы? – испуганно вытаращил глаза повар.
Мужчина в плаще явно был здесь непрошеным гостем. Он молниеносным и незаметным для повара движением достал из потайного кармана тонкую цепочку из какого-то темного металла, на которой был закреплен амулет в виде двух пересеченных крест-накрест черных крыльев. Взяв цепочку в руку, незнакомец пристально посмотрел на кулинара колдовски-зелеными глазами и начал слева направо раскачивать амулет, подобно маятнику, прямо перед лицом повара, при этом произнеся:
– Я новая служанка, – голос был довольно низким, и едва ли его можно было назвать приятным.
Повар следил за движением амулета и был, казалось, загипнотизирован. Он отозвался не сразу:
– Да… новая служанка, – и с пустым взглядом пошел прочь от странного человека.
Одетый в черное незнакомец беспрепятственно поднялся по лестнице на второй этаж и оказался возле громадной двери. Тихонько дернул ручку – не заперто. Проскользнул в образовавшийся проход и оказался внутри кабинета. Затем медленно, стараясь оставаться беззвучным черным пятном, подошел к окну, которое, как ему было известно, выходило в сад. На улице тем временем уже почти стемнело, а вместе с тем тьма завладела и комнатой.
«Идет».
Загадочный пришелец в капюшоне отошел от окна и встал в углу около входной двери так, чтобы вошедшему в кабинет человеку невозможно было его увидеть. Скрестив руки на груди, он с равнодушным видом замер в уже абсолютно темном помещении и начал его разглядывать. Глаза быстро привыкли к темноте, и вскоре незнакомец убедился, что находится в воистину достойном дворянина кабинете: вся мебель была выполнена из черного дерева, включая кресло, огромный стол, посередине которого лежала, словно дожидаясь прочтения, книга, и полностью забитые различной литературой шкафы, что стояли слева от входной двери. Справа же от входа, на стене, висели различные образцы холодного оружия: мечи, кинжалы, сабли. Даже для секиры нашлось там место. Однако трудно было определить, готово ли все это к применению в бою, или же орудия выполняют всего лишь функцию украшений.
Слившийся с тьмой кабинета незваный гость услышал доносившиеся с лестницы звуки тяжелых шагов.
В кабинет, как-то уж слишком тихо подкашливая, неспешным шагом вошел грузный бородатый мужчина в алой мантии. Не заметив незнакомца, он прошел к столу, сел в кресло, после чего зажег свечи и открыл первую страницу лежавшего перед ним романа популярного писателя Генри Шувеля под безвкусным названием «Месть угнетенного».
Вдруг мужчина в алой мантии услышал низкий голос:
– Здравствуй, Друнвельд.
Подняв глаза, барон раскрыл рот от удивления и легкого испуга, но почему-то не смог вымолвить ни слова. Отчего удивился и испугался еще пуще.
– Яблочки вкусные были, барон?
Мэр Трезны всмотрелся в тот угол кабинета, со стороны которого доносились обращенные к нему слова. И от увиденного его будто заморозило. Там, в темноте, как будто не укрывшись в ней, а являясь ее источником, стоял не то человек в плаще, не то крылатый демон: этого Друнвельду было не разобрать – у страха глаза велики.
Вдруг он заметил, что на поясе незнакомца закреплены длинные ножны, и понял: тот все-таки является человеком. Но это знание отчего-то не утешило. Зато заставило сердце биться чаще, а лицо – мгновенно побелеть.
Градоначальник беззвучно зашевелил губами, тщетно пытаясь произнести хоть слово. А похожий на огромную хищную птицу мужчина продолжил:
– Молчишь. Как кролик, которого тебе фаршируют сейчас. Гроза ремесленников и служанок, – тон был спокойным, но пугающим.
Теперь Друнвельд разглядел говорившего хорошенько. Воистину, лучше бы перед ним стоял демон. С ним у мэра Трезны был бы хоть какой-то шанс договориться. С тем же, кто завладел кабинетом, договориться было нельзя. Нельзя было от него и убежать.
Друнвельд, как и Анжелика, читал когда-то легенду о Воронах. И ему хватило мозгов догадаться, кто перед ним стоит.
Бледный, как молоко, барон сполз со стула и начал скрести стену в попытках подняться на ноги.
«Если они решили прийти за тобой, то ты обречен. Они будут стоять всего в метре от тебя, но ты заметишь их, когда будет уже поздно».
Друнвельду уже не суждено было прочесть «Месть угнетенного». Но суждено было ее отведать.
– Я скажу тебе, почему ты молчишь. Мои коллеги по цеху обычно начиняют пищу жертвы смертельными ядами. Я же использую вещества, которые парализуют лишь язык и голосовые связки. Люблю, когда человек перед смертью говорит не ртом, а глазами.
Похожий на гигантского черного ворона человек сделал шаг вперед и извлек из ножен меч.
– Защищаться будешь, Друнвельд? Или сдохнешь на коленях?
Мэр Трезны, охваченный первобытным ужасом, все-таки поднялся и дрожащими руками попытался снять с прикрепленной к стене стойки меч, но вместо этого лишь неуклюже уронил его на пол. На этом, однако, его жалкие потуги не закончились: упав на колени, Друнвельд начал ползать, стараясь ухватиться за рукоятку. И в итоге ему это удалось. Он вновь поднялся, нервно дыша, и кое-как принял боевую стойку.