Последняя надежда Императора. Историко-приключенческий роман. Издание 2-е

– Ну, так высоко-то, не надо бы! – укорил её муж.

Графиня заливисто рассмеялась. Носик её лукаво сморщился.

Голова у лейтенанта, простого парижанина, пошла кругом. Ум зашел за разум. Сапоги, сыр, мебель… Все делают аристократы, своими руками. Обалдеть!

– Я Вам попозже, месье Карсак, сундучок сделаю, для личных вещей! – продолжал Александр Романович.

– Сочту за честь, такой подарок… Только у меня и вещей-то нет…

– Будут! – уверенно заявил столяр-помещик, – Вы ведь к нам не на неделю, и даже не на месяц!

– А я живописцем подвизаюсь! – подал голос поручик Ржевский, – Пейзажи пишу, но особенно люблю девиц симпатичных изображать! В стиле Ню. Намедни закончил картину: «Психея» называется. Деваха-натурщица красивая, фигуристая, загляденье! Но как же трудно было работать, господа!

– Это почему же, Серж? – удивилась графиня, – Дунька вертелась, что ли? Велели бы посечь!

– Нет, не вертелась, – покраснел поручик, – Глазами стреляла, шельма!

– Ну, так наказали бы… по-свойски! – веселилась графиня.

Щёки её раскраснелись, глаза сияли. Высокая грудь волновалась под корсажем.

– Так, это… Наказывал! – развел руками Серж, – А она опять… провоцирует на, г-м, наказание!

Все смеялись до упаду, у Антуана даже живот заболел.

Подали кофий, коньяк и сигары.

– Никифор! Позови песенников! – ласково попросила графиня, – Гулять, так гулять!

Через несколько минут в залу вошли пятеро молодых парней в одинаковых малиновых рубахах. Трое с балалайками, причем одна – здоровенная, с опорой на пол, один с гармошкой, и ещё один – со сложной конструкцией из трех барабанов и медных тарелок. Споро разместив аппаратуру, они замерли в ожидании.

– Что исполнить, барин? – спросил почтительно парень с самой маленькой балалайкой.

– Давайте-ка, для начала, Светит Месяц!

Квинтет начал весело:

Светит месяц, светит ясный!

Светит полная луна!

Играли виртуозно! Барабанщик старался до пота, выбивая палочками причудливый ритм, каждая балалайка вела свою партию, оттеняемая гармошкой.

– А сейчас будет изумительное соло на басах! – шепнул Антуану довольный Александр Романович.

Действительно, соло на басовой балалайке, или, как называли её музыканты, басухе, прозвучало впечатляюще.

Песня закончилась, музыканты поклонились в пояс. Слушатели захлопали.

– У меня один английский лорд гостил, сэр Вальтер Скотт, сочинитель, так он очень их хвалил! Прямо, говорит, камнепад, Роллинг Стоунз, по ихнему! Вот я и назвал ансамбль: Камнепад! Ведь на катящемся камне мох не вырастает, хе-хе! А Митьке Жагерову, солисту, псевдоним сценический придумал: Мик Жаггер! Лучше моих во всей России не найдете! Ударную установку они сами изобрели! И нотную грамоту знают! Что хошь сыграть могут! Хотя, больше, конечно, по слуху работают. Они у меня на оброке, хорошие деньги зарабатывают. Только на зиму домой возвращаются, – хвастался ансамблевладелец.

– Желаете, барин, новую вещь исполним? – спросил Мик Жаггер, – Только что закончили.

– А ну-ка! – поощрил отставной полковник.

И ансамбль «Камнепад» начал песню, впоследствии широко известную по всей России:

Шумел, горел пожар московский,
Дым расстилался по реке,
А на стенах вдали кремлевских
Стоял он в сером сюртуке.

«Зачем я шел к тебе, Россия,
Европу всю держа в руках?
Теперь с поникшей головою
Стою на крепостных стенах.

Все войско, собранное мною,
Погибнет здесь среди снегов,
В полях истлеют наши кости
Без погребенья, без гробов».

Судьба играет человеком,
Она изменчива всегда,
То вознесет его высоко,
То бросит в бездну без стыда.

    («Он». Слова Николая Соколова, музыка народная. Прим. Автора)
Песня произвела на всех сильнейшее впечатление. Антуану перевели, он тоже проникся. Действительно, судьба играет человеком… О, Император! Не скоро удастся предстать пред твоими очами и доложить, что задание успешно выполнено, и несметные сокровища ожидают хозяина в укромном месте в полной сохранности! Но плен не вечен…

– Никифор! – растроганно приказал барин, – Выдай ребятам по чарке! Заслужили! Помилуй Бог, заслужили!

– Вот если бы можно было машину построить, чтоб музыку запоминала вместе с пением! Спели в неё, рычаг повернули – и машина исполняет, что запомнено: хоть арию из оперы, хоть плясовую! – мурлыкнула графиня мечтательно.

Она была большая любительница музыки и коллекционировала музыкальные шкатулки.

– Душа моя, сие невозможно! – мягко возразил муж, – Музыкальный строй можно воспроизвести механикою: сами видели, пупырышки на валиках за пластиночки задевают и мелодию рождают. А голос как?

– А вот попугаи запоминают голос! – возразила Наталья Сергеевна капризно.

– Ну их, попугаев этих! – угрюмо буркнул поручик, передёрнув плечами, – Однажды был я… э-э… в гостях у одной купчихи, в Твери. И в самый, знаете ли, пикантный момент сзади вдруг раздается: «Мер-рзавец! Кто таков? Запор-рю!». Я растерялся, решил, что муж вернулся и невесть что про нас подумал, хватаю сапоги, саблю – и в окно! А купчиха мне кричит: «Сержик, это попугай!». Ну, вернулся, конечно, только настроение было уже напрочь испорчено, и визит мой закончить… г-м, так, как хотелось, не смог. И ещё целый месяц потом в… э-э… гости не тянуло. С тех пор попугаев не люблю…

Антуана согнуло от смеха, Александр Романович грохотал пушечными залпами гомерического тембра, графиня икала до посинения.

Концерт продолжался ещё целый час. Спели несколько романсов и плясовых песен, даже цыганских!

Кофий остыл, сигары догорели. Музыкантов отпустили, хотя и неохотно.