Карнавал гнилых душ

Ада поднялась на носочки и поцеловала Малюса в губы.

– Не уходи от меня, Ада.

Ей не понравились его слова, и она, нахмурившись, взглянула в его глаза.

– Почему ты это говоришь?

– Если мне придется принимать самое сложное решение в моей жизни, я хочу, чтобы ты была рядом.

– Хорошо, Малюс, как скажешь. Я обещаю тебе, что никогда и никуда не уйду. Я буду рядом, какое бы решение тебе ни пришлось бы принимать.

– Спасибо, Ада… спасибо…

И Малюс ответил ей нежным поцелуем, которого она так ждала.

* * *

– За свою жизнь я поняла для себя одну очень важную вещь, – Лиса сидела у костра, обнимая колени, прижатые к животу, руками.

Остальные ее внимательно слушали.

– Я встречала немногих людей, которые бы меня на самом деле поддерживали. Все началось с моих родителей. На все мои пожелания и стремления они отвечали шуткой. Едкой такой. Я постоянно ждала от них поддержки. Я хотела, чтобы мама и папа стали для меня опорой. Но этого не происходило. Мне постоянно приходилось всего достигать самой, своими силами. И таких людей в своей жизни я повстречала немало.

Илья заметил, как сильно напряглась Лиса, рассказывая им это. Казалось, она боролась со слезами внутри себя.

– Я всегда нуждалась в поддержке, но никогда ее не получала. Правда. Постоянно в моей жизни встречались люди, которые говорили мне одно и то же. Зачем ты это делаешь? У тебя ничего не выйдет. Ты не так хороша, как о себе думаешь. Опустись с небес на землю! Этого достойны не все люди. С чего ты взяла, что ты этого достойна? То, что ты делаешь – слишком мало, чтобы добиться успеха. Перестань это делать, пока не стало слишком больно от поражения. Чем выше поднимаешься, тем больнее падать. Ты этого хочешь? Упасть? Просто будь как все и живи нормальной жизнью. Чего ты выделываешься? Звезды с неба она хватает! Не всем это дано, ты понимаешь? Зачем ты бежишь туда, где у тебя нет будущего?

И на этой ноте Лиса обронила первую слезу.

– Тогда я приняла для себя одно решение. Самое важное в своей жизни. Гнать этих людей прочь. Пошли они все к черту! Я больше не держу этих людей рядом с собой. Я устала все это терпеть. Зачем мне держать рядом с собой людей, которые тянут вниз, которые подрывают крылья? Зачем мне такие люди, рядом с которыми я… не сияю?

Лиса вытерла слезу и шмыгнула носиком.

– И я это делала. И делаю это по сей день. Я гоню их всех прочь, оставляя рядом с собой лишь тех, кто способен меня поддержать, кто делает мои крылья больше и шире, кто толкает меня в высь. Я окружаю себя лишь теми людьми, рядом с которыми я могу сиять, которые не тащат меня в тень.

Лиса мельком взглянула на Илью, а потом продолжила:

– Но что делать с родителями? От них ты не можешь избавиться. Если те люди, которые тащат тебя вниз – твоя семья, твои родные… я стараюсь минимизировать общение с ними. Только формальности. Не более. Да, они остаются моими родителями, но я могу справляться без них. Они и сами не понимают, что все детство только и делали, что вырывали перья из крыльев своего птенца…

– Я тебя понимаю, Елиса, – заговорила Жули, – жить нужно своей жизнью и не слушать мнения окружающих. Имеет смысл прислушиваться лишь к словам тех, кто действительно важен для тебя самого. Ты такой, какой ты есть. Ты – индивидуальность. Я тоже гоню прочь тех, кто хочешь смешать меня с серой массой таких же, как они. Если поддаваться им, если слушать их… мы перестанем летать. А ведь так хочется этой свободы. Свободы, которую чувствуешь внутри себя самого. Это важно, правда. Только с этой свободой внутри человек может сиять.

После этих слов в лагере повисла тяжелая тишина. Они слышали лишь треск поленьев в огне. Тогда Генри решил разрядить обстановку:

– Чего-то я не понял… это вы куда улетать собрались?

Ему удалось это сказать с такой «фирменной» интонацией, что настроение у всех сразу понялось, и все дружно засмеялись.

Но вдруг Генри замер. Он неожиданно застыл, уставившись в огонь и не отводил взгляда от искр пламени.

– Эй, что это с тобой? – обратился к нему Израиль. – Очередная шутка?

Губы Генри затряслись.

– Это не шутка… – вырвалось у Жули.

– Что с ним? – обеспокоилась Лиса.

Губы Генри быстро и тихо произнесли:

– Жули… прошу…

– Проклятье! – Жули залезла в свою сумочку. – Сейчас будет приступ!

И Генри резко упал на спину. Все его тело начало содрогаться. Руки и ноги свободно дергались. Голова билась о землю и поворачивалась из стороны в сторону.

– Что это такое? – не понимал Израиль.

– У него эпилепсия, – пояснила скоро Жули, – нужно не дать ему получить удары. Я найду лекарство.

Лиса и Израиль среагировали мгновенно. Они быстро подбежали к Генри и схватили его за руки и ноги, пригвоздив к земле.

– Илья! – бросил Израиль. – Подержи его голову!

Пелагея лишь с ужасом наблюдала за происходящим.

Илья подбежал к Генри, сел на колени и обнял ладонями голову Генри за щеки и виски, прижав к земле, а потом наклонил в бок, чтобы не случилось аспирации, если Генри вырвет.

– Жули! – крикнула Лиса. – Что там с лекарством?!

– Не могу найти… черт! – брызнула она в ответ.

Илья, продолжая держать Генри за голову, думал только об одном: «Только бы все прошло! Только бы приступ закончился! Только бы Генри был здоров!».

О закрыл глаза и подумал об этом.

И вдруг…

Тряска прекратилась.

Тело Генри перестало извиваться. Оно расслабилось, и теперь парень спокойно лежал на земле и тяжело дышал.

– Все закончилось, – вырвалось у Израиля.

Жули взглянула в сторону брата и тяжело выдохнула.

– Обошлось…

Но Лисе так совсем не показалось. Она какое-то время не сводила взгляда с Ильи, а потом спросила: