Кантата террора

– Такой пончик, ручки ножки пухленькие, губки надутые. Но злой как черт. Глаза голубые – яркие, из-за этого считает себя истинным арийцем. Он меня однажды в деле видел. Знает, что слов на ветер не бросаю.

– Ты тоже за силовые методы?

– Было дело… Я его недавно встретил на тусовке. Он меня отвел в сторонку: мол, с пустомелями общаться – себя не уважать. Нужно делом заниматься. Он переустроит с корешами страну – будет все пучком. Есть люди, присматривают настоящих мужиков под громкие дела.

– А ты? – спросил я.

– Послал по адресу жирного недоноска

– Интересно, – я прикинул варианты.

Это криминальные структуры могли искать себе расходный материал в экстремистских кругах. Но могла быть и ниточка к «Альянсу действия».

– Как его найти? – спросил я.

– Телефон есть, – Сема вытащил мобилу и нашел номер.

Я притормозил машину и записал.

– Чак, я рассказываю тебе, потому что знаю: все, что ты сделаешь – это для нашего общего дела, – торжественно произнес Сема. – Я прав?

– Клянусь.

– Тогда я спокоен.

***

Верховный Суд Российской Федерации признал результаты выборов законными. Вслед за этим около его здания рванул взрывпакет эквивалентом сто грамм тротила.

Прошли новые транши, оппозицию подпитали деньгами, и изо всех углов, как нечисть в «Вие», полезли «синеленточники»». Сегодня в Москве санкционировали их митинг, на который организаторы пообещали вывести миллион. Значит, тысяч двадцать будет.

Я оделся попроще, натянул на голову бейсболку, скрывавшую лицо, надел темные очки и отправился единиться с народом.

На Дурасовскую площадь с нескольких сторон стекались толпы народа. С транспарантов пялились жуткие рожи, изображавшие членов Правительства. На прилегающей улице кипел человеческий водоворот – там жгли чучело президента, полиция лениво пыталась воспрепятствовать этому. Сумасшедший призывал небесные кары на власти:

– Я потомок Николая второго! Чую бесов в Кремле.

С площади доносились пламенные речи. Если очистить их от стилистических изысков, они звучали в стиле Гека Фина, вспоминавшего о своем папаше-алкоголике:

«Папаша, как напьется, вечно ругал правительство. Это разве правительство, – говорил он».

На трибуне материализовалась поп-дива с развязными замашками и репутацией вокзальной шлюхи, в миниюбке, с глубоким декольте, и начала бойко вещать о свободе и «разве это правительство?»

Стоящая у трибуны под флагами Русской Империи сплоченная группа с националистов заскандировала хором:

– Про-сти-тут-ка. Про-сти-тут-ка.

Группа хоругвеносцев схлестнулась с профессиональными гомосексуалистами, неутомимыми поборниками прав сексуальных меньшинств – последние были как на подбор атлетического телосложения, что еще раз подтверждало – дефект не в теле, а в мозгах. Дискуссия плавно переходила в мордобой, и в толпу клином вошла группа омоновцев.

Меня все это не интересовало. Я смотрел в спину неуклюжего парня в просторной футболке с надписью «Россия вперед!», походкой и телосложением напоминавшего жирного пингвина. Он двигался по узкой улочке через толпу по направлению к площади. Перед собой держал аккуратно, как ночной горшок, толстую стопку брошюр. И мне эта стопка очень не нравилась.

На подходах к площади стояли полицейские автобусы, выстроились шеренги омоновцев и солдат внутренних войск.

Перед строем молоденьких солдатиков в милицейской форме под присмотром телекамеры какой-то телекомпании нахальная девка читала ликбез о конституции, выборах и вопиющем нарушении прав человека. За всех отбрехивался старший лейтенант:

– Мы служим конституции и закону.

– И сами нарушаете!

– Я об этом ничего не знаю. Пока закон нарушаете вы.

– Какую статью конституции я нарушаю?

– Вы нарушаете правила проведения митингов.

– Снимай это, четче… Представьтесь.

– Девушка, проходите.

– Закон о полиции. Представиться отказался. Ну что ж.

Старлею очень хотелось бросить команду «фас», чтобы эту полусумасшедшую провокаторшу его подчиненные порвали на части и сожрали без соли. Но он вынужден был с каменным лицом выслушивать всю эту околесицу.

Проходящих через бублики металлодетекторов полицейские проверяли выборочно – отдельных персонажей заставляли вытряхивать сумки. Досматривать всех сплошняком при таком скоплении народа нереально.

«Пингвин» перед бубликам неожиданно обернулся и двинулся в сторону переулка. Прошел метров триста и остановился, над чем-то раздумывая. Было видно, что он весь на нервах.

Этот клоун и был тем самым взрывником-маньяком по кличке Глицерин. Он снимал квартиру на улице Зорге.

Его телефон поставили на прослушку. Разговоры были ни о чем. За политику, за компьютеры и за жизнь. Еще он заказывал какие-то химикаты и обменивался ими. А вчера густой грубый голос сообщил:

– Завтра бенефис, Глиц. Ты готов?

– Готов, готов.

– Смотри. Для нас это очень важно.

Роб и Шатун осуществляли за объектом наблюдение.

Когда меня почти четыре года назад подтянул на сотрудничество Куратор, я кинул клич, собрал моих бывших бойцов во Владимире и обрисовал ситуацию.

– В горах работали. И город отработаем, – не колеблясь согласился Роб идти со мной дальше.

– Лишь бы на пользу шло, – кивнул Шатун.

Мамонт и Гром отказались. У них семьи. Им было, что терять.

– Те, кто отказывается защищать чужие семьи, рискует своей, – сказал напоследок Роб.