Пока он живёт в подсобке

                                    Посвящается Владимиру Зырянову.

                                    Другу, коллеге, гению.

Небольшое вступление

Иногда, распахнув форточку своих воспоминаний и вдохнув свежий воздух утренних проблем, понимаешь, как яро ты гармонировал с безумием и умственным умиротворением. И даже спустя промежуток, между утром и восходом солнца, твоё тело ничем не отличается от вчерашнего. Просто сидишь в уголке и под аккомпанемент стиральных машин, листаешь свои мысли и пытаешься заглянуть за горизонты своих воспоминаний, абсолютно бессмысленно стуча указательным пальцем правой руки по нижней губе собственного рта. Не поможет. И спустя секунды для тебя, а для твоего мозга бесконечное твоё прошлое, вдруг понимаешь, что есть разница между закиснуть или плавным ударом одной ноги открыть свою дверь и начать доброе и почти настоящее будущее.

О ситуации

В общем почти ничего серьёзного. Открываешь глаза и спустя почти мгновение ты окончательно просыпаешься, с ясным восприятием окружающих тебя предметов. А стоило открывать глаза? Неужели есть хоть толика вероятности, что окружающий мир мебели наконец-то услышал твои желания и разнообразил себя новой широкой кроватью, и под бурные овации створок шкафа приняли её в свою обветшалую семью. Нет. Абсолютно никаких изменений. От слова изменений.

Потягиваешься и думаешь каждый раз о новом суставном хрусте. Что это? Возрастная реакция конечностей или всё же болезненное состояние организма? И слёту, с реактивным гулом переключиться на подсчёт несуществующих финансов.

А вот и пожалуйста, свежесваренная мысль о кофе. Таком ароматно-терпком, со вкусом новых надежд и, разумеется, разочарованием. Почему? Потому, что мир моего сердца уже принял решение о самоликвидации. Не точно сейчас, когда все мои мемуары приняли форму сваренных в крутую идей, а ещё совсем недавно, когда я мог создавать что-то творческое, понятное и почти нормальное. Дело вовсе не в моей душе и не в холодном душе, и вообще ни в чём. Смотря на мир расколотыми глазами подвального окна, вдыхая весь смрад закоулок булочных, невольно падаешь на колени перед тотемом прошлого и каешься за бесстыдство своего мировоззрения. А ведь я был ещё тот ого-го.

Был…

Тревожная пелена туманный мыслей рассеивается при неуклюжем желании принять вертикальное положение и обрасти скромной шкуркой разбросанной одежды. Почему всегда она меня покидает? Каждую ночь я ложусь спать один. А она, распластавшись по всей комнате, обижено свернётся в комок. Наверное, неистово ревнует моё тело к распутно набросившемуся на меня одеялу и бесстыдной подушке, сующейся между ног.

Хрущу, встаю, чешусь.

Уже как ритуал.

Отвесив извинительные поклоны своему одеянию, объявляю в розыск скрывшуюся кружку, преступно расплескавшей пятна кофе на останках печенья и моём столе. Нахожу её в дурной компании видавших виды пивных бутылок. Хватаю, пока закоренелые «пивохи» не наполнили всё её нутро забвением. А дальше всё по схеме. Лёгкий хлопок железной банки, нежный хруст кофейного порошка, напомнил о истекшем гирляндном празднике, и журчание горячего водопада. Вроде всё.

Теперь стоит, как заправскому медиуму, заглянуть в душу кормильца. Он, как и всегда занимает скромный нейтралитет в углу, удачно избегая дневного света и ночного люминесцирующего. Впрочем, не стоило питать и насыщать надежды. Все освещённые закоулки души поведали тайну бесполезного голодания. Хотя, где-то в дали засиял насыщенными красками кусок вчерашней пиццы. Да. Уже умиротворённо отправляю его в неизведанными мир моего пищеварения. Даже холодный, он всё же смог согреть мои мечты о хорошем дне. Посмотрим.

О возможности

Невозможное вполне невозможно, убеждаешься в этом после пару сотен обронённых не в те уши буквосочетаний. И главное, выудить и вернуть в свой рот, поглощённые кем-то слова вообще невозможно. А возможно, что их извергнут в тебя, в пережёванном и непереваренном виде. Возможно? Точно. И вот, как результат, минус ещё одна пара ушей.

Возмужать – возможно.

Возжелать – возможно.

Воздвигнуть воздушный замок невозвратимого возраста – невозможно. Вот ни как нельзя вернуть растопленный в туманном кипятке кристаллический сладкий порошок. Невозможно. Как в песне, которую услышал между интригующей схваткой языками с владельцем математического мозга и нащупывания банковского содержания в своём кармане. Всё невозможное – возможно. Хах.

Музыка музыкальных музыкантов. Лающая, шипящая и декрементирующая мои восприятия на пару сотен уровней. Подобно лохматому любимцу и младшему брату людей, лохматые музыкальные люди тоже выдвигают из себя гавкающие звуки. И что совсем вне компетенции отдела моего понимания – что они желают? Просят о помощи? И вот опять – невозможно. Невозможно понять и хотя-бы, не занятыми делом, нейронами мозга додумать всю картинку нотных переживаний звучащих.

Вот ни то, что тогда. На старых, черно-белых моих воспоминаниях. Тогда казалось, что возможно всё. Читать эпиграфы великих поэтов на Эвересте, покорять ушные раковины неистовых присутствующих, изумительным звукоизвлечением своих голосовых связок. Ну или на худое начало, начать полёт на обратную сторону ночного светила. И ведь казалось можно не торопиться и всё успеть в понедельник. А пока занять свои быстротечные мощи чем-то земным и, наверное, важным.

Случилось, как случилось.

А если полный вперёд, не спотыкаясь о барьеры своих зависимостей, канонично расставляя точки над буквой, то вполне возможен Эверест и эпиграфы. А вот я, в задумчивом ожидании чего-то неожиданного, оставался почти неподвижным. В сумраке личных расстройств и жажде глотка прохладного одиночества, я рыскал по холмам своего эго в поисках собственноручного я.

Невозможно взять и поменяться, залатать червоточину души прекрасно расшитой вуалью.

Нельзя.

Невозможно.

Но стоило бы.

Об обстоятельстве

Всё дело в крике. Именно в этом. При штурме коллективного мозга, пуская в бой все возможные бессвязные и развязные реплики, я мог накрыть всех штормом свежевыжатых идей, не накладывая никакой патент на журчание своих мыслей. Крича от счастья, накрываемого безумием удовлетворённого гения. В эти мгновения я воплощался в Жана-Поля величайшего Бельмондо. Я был верхом и в короне, которая уже сияла на чужом челе. А дальше, сидя у окна, доедая остаток своих локтей, поминутно приговаривая себя к эшафоту, я думал о двух часах назад. Зачем? Я как ущемлённый, зашитый в детстве в мешок собственных дефектов, стремящийся к самоизоляции в углу. Я бессмысленная крикса. А они? Что они? Сидят, потея от собственной важности, на дороге, выложенной мною из жёлтого кирпича, трепещут от своей пластмассовой гениальности, и раздуваются подобно сиамангам. А может даже сделают пару контрольных выстрелов свинцовой ненавистью мне в лопатки. И окно, локти, изоляция.

Почему мир куёт нас. Таких гениальных в своём одиночестве. Художников безысходности, поэтов безумия, композиторов отчаянных сонат и меня. Может стоило бы, подобно внеземной конвейерной ленте, штамповать одинаковых одиночек. Одинаковых вообще. И вообще во всём.

Гудя станковым мерным шагом,

Чеканя мир стальной рукой,

Махая шлакоблочным флагом

Трубя гортанною трубой…

И вполне себе картина. Всё сглажено ровно, вселенски мирно и вполне нормально. После таких мыслей, даже мозг покрывается пятьюдесятью оттенками ржавчины. Нужен хоть один светоидиот, чтобы ослепить эти фантазии до полного растворения. Нужен хоть кто-то, хоть как-то.

Да. Что говорить, одиночество мой конёк. Тут я отметился во всех закоулках, и запечатался во всех многоуровневых инстанциях. Я молодец. Ну это не точно. Вернее, корректно стоило бы отметить мои забитые взгляды на постоянно-абстрактное течение собственных чувств. Если я ещё могу чувствовать. Поминутное чувство голода и преждевременное похмелье не в счёт.

И было сие каждодневным обрядом. Утро, хлопок, шуршание, рождение спорной истины и … забвение. Пытался ли я что-то, куда-то, зачем-то доказать? Не знаю. Собственно, конечно же знаю, но уже работаю над этим, строя мегалитические баррикады.

Я уверен, что был бы прекрасной улиткой. Лежащая безликая раковина. А я внутри. В собственном пространственном уединении.

Всё просто. Я мечтательный параноик. Я гений и дилетант в одном флаконе.

Впрочем, реальный квадрат моих возможностей всегда был ограничен пшиком в пустоту. Хотя любил творить и даже созидать. Два шага до победы, четыре назад из-за пронзительно следящих глаз.

Была цель.

О повседневности

И так, бревно приобрело вертикальную, почти боевую стойку, и вроде даже почти положительный окрас. Порой чувствую себя хамелеоном. Захожу в комнату и полностью сливаюсь с безвкусными обоями и беспорядочно безобразной старой мебелью. Может в следующей жизни я стану, тысячи раз передаренной, бесполезной, фарфоровой статуэткой. Уютно-незаметно расположившаяся где-то на полках. Забытая в повседневности, погрызенная пушистыми обитателями.

Утренняя черная жидкость, почти привела меня в сознательное состояние. Почти засохший итальянский привет укрепил свои позиции в моём желудке. Началась новая календарная дата. Оглядываю пространство, приютившее меня, которое, с некоторых пор, я называют своим нынешнем поселением. Пытаюсь определить своё занятие на сегодняшний срок.

У меня есть стол.

Однажды увидел объявление – «Стол. Проч. Надёж. Самовывоз». Решил, что деревянный хранитель моих нелепых мемуаров, мне совсем нужен. Единственное, что драматург сия сокращений, не уподобился сообщить моим конечностям, что предусмотрен ещё и самовынос с девятого этажа. С прилагающимся нерабочим лифтом. Весь спектр увлекательного времяпрепровождения был утончённо подчёркнут весом и древнепольским размером письменного гиганта. Хорошо, что у меня есть плохой друг. Он уверенно согласился поддержать меня морально. И даже вызвал мне грузового монстра, поразительно мило за мой счёт. Две огромные башни, вытеснявшиеся из железного гиганта, с поразительной лёгкостью, подхватили, уже как двадцать минут, мою мебель и с не менее восхитительной лёгкостью стащили вниз. Водрузив, теперь уже не казавшийся мне большим, столик в жерло гиганта, две башни уставились на меня с требовательным взглядом. Чувствуя опасность повышенной температуры обстоятельства, дал денег назвал адрес. Оказалось, что моих денег хватило лишь на два квартала и пол магазина. Дальше сам. Зато у меня есть стол.

В период моего существования в данном помещении, стол стал мне очень близок. Он терпел мои неандертальские поглощения калорий, закрывал глаза на мои преступные сговоры с кружкой по разливанию содержимого, удерживал моё бренное тело, когда завышенные градусы, просто никак не могли позволить себе, пустить меня на матрац. Столик мой друг, столик мой драйв.

Дальше вполне уже отработанная последовательность. Сесть, осмотреться, постучать пальцами, открыть ящик и потеряться. Потеряться в кроличьей норе своих воспоминаниях, уютно расположившихся в верхнем ящике. Один лишь скрип и весь мир моего прошлого уже проходит через мои руки. Видел это всё уже сто тысяч раз, но всё как новое, незнакомое. Толи с каждым утром я обнуляюсь, толи пытаюсь найти себе искусственное препятствие перед «творить». Первый вариант привлекает меня, второй мою действительность. Мы уже с ней давно не друзья. У нас огромная стена недопонимания. Ну и ладно. Зато стол всегда меня понимает, он всегда знает, что мне нужно. Поностальгировать, насвинячить, забыться в стекле. И он не осуждает меня. Он знает.

В нижнем ящике, под слоем пыльных фантиков, прячутся мои мемуары. А я прячусь от них. Они знают обо мне слишком много и точно. От них не упрятался ни один мой жест, ни один мой взгляд, ни один мой мыслитель. Всё как заправский библиограф записал, расписал, уточнил, сдал в архив. Там правда. И я её боюсь.

Кофейная кружка укуталась в моей руке, согревая или согреваясь. Глоток. Пятна. Появилась мысль. Попытаться вспомнить все азы и школьные каноны изобразительного искусства и зарисовать видимую часть мира в моём оконце. А видел я пять процентов дома напротив и не более пяти процентов соседнего дерева. Так себе получится пейзаж. Но всё же что-то начал. И закончил. Закончил по причине обстоятельства, давшего уверенный толчок дальнейшему моему самочувствию.

Зазвонил телефон.

Редкий мой, в основном молчаливый сосед. Которого я уважал именно за его не выделяющуюся сущность. Он просто был. Единственная, наверное, вещь, доставшаяся мне от современного, цивилизованного мира.

О почти забытом

Звонил человек из далёкого и уже почти уверенно забытого моего прошлого. Часть моей жизни, которую я усиленно старался запихнуть в самый дальний угол, растворить в котле моих насущных размышлений. Стереть и при участии едкой химии навсегда удалить следы его существования. Почти уже наверно забытое чувство. Казалось бы. Но теперь понимаю, что все кадры, запечатлевшиеся в моей душе, не исчезают. Они переходят в режим сна, как программы, которыми уже давно не пользуешься. И активируются при кликах на определённый значок, при одном только упоминание на их существование. Почему нельзя просто взять и вернуть свои мозг в исходной состояние. Чтобы все кластеры, удерживающие моё пережитое, навсегда утеряли всю информацию. Переформатировать – вот решение.

Звонил человек. Зачем? Между нами сейчас сотни километров телефонных проводов и поселений, десятки сожжённых мостов и огромный каньон в понимании друг друга. Просто напомнить, что он есть? Бросить горящую спичку на угасающие угли сотворённого общего мирка. Возбудить воспоминания и внести новые коррективы? Мне казалось, что я забыл человека, а она забыла меня.

Сначала я просто слушал голос. Такой ровный как нитевидный пульс, исключивший в себе любой скачок давнего напряжения. Голос просто произносил слова, складывая их кирпичиками в составные предложения. Человек искал частичку своего прошлого. Деталь, без которой, целостность его воспоминаний была нарушена. Пазл, который нужно было закончить. Закончить и отправить на пыльную полку. Человек хотел понять. Ему нужно уравновесить действительность с полученным опытом. Он не хотел повторять, то что пришло в его мир и нарушило привычное течение всех жизненных обстоятельств. Запомнить и больше никогда не наступать на, приносящие боль, ямы. Я просто слушал. Мысли роились в моей голове, сливаясь в ураган, вырывая из-под земли давно мною закопанные скелеты. Смешивая всё в едином танце безумия и воспоминаний.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.