– Кто это сделал? – быстро переключился Петр Евдокимович на учащихся класса.
– Эти мерзавцы, эти сволочи… – вопила она.
– Так кто это сделал? Надо позвать классного руководителя, – сообразил директор.
Антонина Робертовна прибежала сразу – если зовет директор, значит, случилось что-то весьма неординарное. Первое, что она предложила – это вызвать скорую помощь. «Вы получили сильный ожог, вам нужен врач», – обратилась она к коллеге. В этот момент обезумевшее от ненависти лицо Надежды Васильевны перекосилось, мы впервые прочитали на нем страх, она зарыдала.
На удивление, карета скорой помощи подъехала быстро, врач, мужчина в очках, с пренебрежительной усмешкой на лице поставил диагноз: «Ожог». Мы победили, но победа оказалось пирровой. После того как нашу математичку увезли врачи, настал наш черед держать ответ.
В класс заявилась завуч школы по воспитательной работе Таисия Венгеровна. Про эту хрупкую на вид женщину ходили легенды. Внешность была обманчива. Ее всегда кидали на амбразуру, она умела найти подход к несговорчивым родителям, которые были готовы закидать жалобами РОНО за просчеты в учебном процессе, найти общий язык с теми же ревизорами РОНО, если вдруг в школе находили нарушения норм воспитательной работы. В ней нуждались все, от учителей до директора. В своем кабинете, как рассказывали ученики старших классов, она устраивала длительные экзекуции ослушникам. Непослушных учеников она поодиночке вызывала в свой кабинет, якобы раздевала их до трусов, ставила в угол и все сорок пять минут урока заставляла читать что-нибудь из Пушкина. У нее на столе всегда лежал томик великого русского поэта. В дальнейшем самому яростному нарушителю дисциплины хватало ума не переступать черту.
Надежда Васильевна с ее публичным стращанием на фоне завуча казалась безобидной девочкой. Первое, что сделала Таисия Венгеровна, это вежливо попросила удалиться директора и классного руководителя. Директор повиновался без возражения: «Ладно, вы тут разберитесь», – сказал он и быстро вышел. А наша мягкая и сердобольная Антонина Робертовна замерла у порога классного кабинета, она колебалась – хотя все мы и заслуживали кары, она знала, на что способна Таисия Венгеровна, поэтому не на шутку беспокоилась за нас.
– Антонина Робертовна, я обещаю, через полчаса я верну вам ваших учеников! – И завуч захлопнула дверь перед ее носом. Мы лишились единственного заступника.
– Ну что, мальчики и девочки… – произнесла она с особым удовлетворением, подчеркивая, что настал момент расплаты. Ее зловещая улыбка растянулась на все ее узкое лицо. Худая, небольшого роста женщина с тощими морщинистыми руками решительно смотрела на нас. Так драматично мы на каникулы еще не уходили.
Завуч попросила встать старосту. Анна Антонова встала со стула.
– Какая симпатичная девочка, – комплимент звучал со зловещей предосторожностью. – Подойди ко мне, встань рядом.
Анна подошла, встала рядом и опустила глаза.
– Скажи мне, дитя, у кого из класса самые большие проблемы с математикой?
Анна подняла взгляд, посмотрела недоуменно, пожала плечами.
– Ты не знаешь? Значит, ты плохо справляешься с обязанностями старосты, если не знаешь, у кого проблемы с учебой, – упрекнула она Анну. Та покраснела, было видно, как она вспыхнула, глаза налились слезами, но Антоша держалась.
Таисия Венгеровна подошла к столу, сделала паузу, но на уже высохший стул Надежды Васильевны сесть не рискнула. Открыв журнал, она громко произнесла фамилию: «Худобаев». Он встал, она скомандовала ему: «Принеси мне свой стул». Денис нес его без охоты, перед ним сидел Федор, которому пришлось отъехать вперед к доске, чтобы пропустить одноклассника. Денис поставил стул перед завучем, на что она еще раз громко скомандовала: «Поставь к столу, а тот можешь взять себе». Денис вернулся на свое место, но присел на пустующий стул с соседнего ряда.
– Я не разрешала тебе садиться, встань, – опять обратилась Таисия Венгеровна к нему.
Денис встал, но на его лице, как и на лицах Белозерчева и Фазылова, которым она приказала встать следом, не было страха, вся троица пребывала в индифферентном состоянии. Она подошла к ним, попросила открыть портфели.
– Показывайте, что у вас там, давайте, выворачивайте все наизнанку!
Из портфелей посыпались учебники, тетради, ручки, карандаши, всякие безделушки…
– Это что? – спросила она у Ролана, взяв в руки рогатку.
– Так…
– Это я конфискую.
Она заглянула под парту Ролана, приказала вывернуть карманы. Кроме огрызков помятых бумаг и начатой упаковки жевательной резинки она ничего не обнаружила. Двое других тоже успели вывернуть карманы, ожидая своей очереди. Но завуч остановилась, она не могла не заметить, что эта троица из числа трудновоспитуемых детей проявляла ко всему происходящему полную безучастность. Значит, это не они.
– Возможно, я ошиблась, – признала свою ошибку Таисия Венгеровна.
Это означало одно: поиски одноклассника или одноклассницы, по чьей вине Надежда Васильевна загремела в больницу, продолжатся.
– Но я обещаю, вы не выйдете отсюда, пока я не найду виновного. Или вы сами скажете, кто это сделал, или этот негодяй должен встать и сознаться.
– И ему ничего не будет? – с умилением в голосе произнес Ролан.
По классу прошелся легкий смешок.
– Нет, но это зачтется при выборе наказания.
У всех в классе пронеслись в голове байки бывалых о чтении Пушкина, которого мы еще не успели изучить, но уже возненавидели. Школа умеет прививать детям неприятие классической литературы.
Таисия Венгеровна подошла к учительскому столу. Перед тем как сесть на стул, она осторожным взглядом осмотрела его. После перевела свой цепкий взгляд на классный журнал, с любопытствующим лицом пролистала несколько страниц, тщательно изучив успеваемость взбунтовавшего класса по другим предметам. Настал черед тихих троечников, хорошистов. Но мы ошибались, не зря про ее коварство ходили легенды.
– Антонова, Белобородов, Жаркова, Куприянова и Мустаев, встаньте, – скомандовала она.
Она перечислила отличников, мы не ожидали, что следующими станут именно они, лицо и гордость класса, школы, участники городских и республиканских олимпиад, классные и школьные активисты.
Класс удивленно смотрел на них, но Таисия Венгеровна знала, что делала. Она не могла быть осведомлена о каждом отличнике в школе, поэтому, сопоставив оценки по другим предметам, сделала для себя вывод, что именно по математике у этих пятерых, стабильно учившихся на «отлично», не выходят необходимые им пятерки. Они больше всех пострадали от ответных мер Надежды Васильевны. А о том, что класс прогулял ее урок, завуч по воспитательной работе была чересчур осведомлена, но не вмешивалась в ситуацию до сего момента, так как недолюбливала прямолинейную Надежду Васильевну – две стервы с трудом уживались в одном педагогическом коллективе.
Но теперь Таисия Венгеровна посчитала, что вызов брошен ей лично, ведь ученики класса не собирались сдаваться без боя, все молчали, хоть и испытывали страх, который в этот момент объединял всех без исключения. Отличники плечом к плечу стояли с двоечниками, ребята, которых всегда ставили за отличное поведение в пример нерадивым ученикам, уравнялись с ними в правах. Теперь они также не имели права на ошибку, за которой последовал бы вызов в школу родителей и исключение со школьной «доски почета».
Если Равиль Мустаев иногда и участвовал в заварушках на переменах, то Павел Белобородов вообще являлся образцом для учеников школы. Правильное, серьезное лицо, учился только на «отлично». Даже когда все решили пойти в кино вместо урока математики, он долго и упорно отговаривал класс от недальновидного поступка, но в итоге пошел со всеми, так как не хотел выглядеть в глазах всего класса «белой вороной». Одним словом – человек будущего.
Антоша, которую на какое-то время Таисия Венгеровна оставила без внимания, проявила поползновения подойти к своему месту. Но была одернута завучем: «Анна, милая моя, встань на место, я верю, что это не ты». Другие отличники выворачивали карманы, высыпали содержимое своих ранцев на парты. Первым управился Равиль. Таисия Венгеровна без особого интереса рассмотрела его вещи – у отличников ничего лишнего, только аккуратно сложенные тетради и учебники – потом приказала сложить их обратно в портфель, даже не заглянув под его парту.
То же самое проделал Павел, сидевший на первом ряду на второй парте, следом за Равилем. Его лицо покрылось багровыми пятнами. Такого морального унижения он еще не испытывал, он представить не мог, что его, вот так, как самого отъявленного бездаря будут «раздевать» на глазах всего класса. Ему казалось, что его авторитет рухнул, карьера отличника подошла к концу… что он скажет дома родителям! Одно дело – четверка, другое – публичная экзекуция на глазах класса, и главное – он не желал сливаться с безликой толпой, он привык быть первым во всем и всегда считал себя выше других. «Вся жизнь наперекосяк», – думал он, когда неохотно выворачивал карманы брюк под неусыпным взором Таисии Венгеровны.
Слезы подступили к глазам, вот-вот польются безудержным потоком, рванут во все стороны… Но плакать нельзя, нужно выдержать. Мальчик не должен рыдать на глазах всего класса. Такого позора он точно не смог бы вынести.
– Ты еще и рыдаешь? – процедила Таисия Венгеровна. – Дома будешь плакать, – с укором произнесла она. Она смотрела в сторону Павла, тот опустил глаза, первая соленая слеза предательски скатилась по щеке.
Таисия Венгеровна двинулась в его сторону, но прошла мимо него – она обращалась не к Павлу, а к Анфисе Жарковой, которая сидела на среднем ряду за второй партой. Девочка зарыдала, поочередно вынимая дрожащими руками предметы из ранца.
– Быстрее, быстрее! – громко и твердо скомандовала Таисия Венгеровна. От голоса завуча у Анфисы руки затряслись еще сильнее. Выпал пенал, посыпались тетради…
Вдруг прозвенел звонок, класс выдохнул.
– Рано радуетесь, – отреагировала Таисия Венгеровна, – я никого не отпускала. Я же сказала вам: вы не выйдете из класса, пока я не закончу.
Так она сбила наш порыв к свободе, когда многие уже начали собирать вещи с парт в тяжелые портфели. А за дверью поднялся веселый гомон, все спешили домой, радуясь наступившим каникулам.
– Анфиса, ну, давай смелей, что там еще у тебя осталось! – Таисия Венгеровна попыталась заглянуть ей в ранец.
– Это я сделал! – послышался голос за спиной Таисии Венгеровны.
– Что?! – она повернулась.
Класс встрепенулся.