Демосфера

Прямоугольная плоскость батареи на микроавтобусе, который сворачивал к заброшенному заводскому комплексу, впитывала фотоны и превращала их в электричество. Гудел двигатель, колеса резво крутились… На самом деле энергии солнца не хватило бы для движения машины, она работала от обычного тесларатора. В батарее только периметр предназначался для захвата фотонов, большая часть плоскости, состоящая из кружочков пятисантиметрового диаметра, служила другой цели.

Машина напоминала черную слезу, очертания дверей и лобового стекла оставались неразличимы, многочисленные антенны, уловители и приемники усеивали зализанный корпус. Они беспрерывно сканировали окружающее пространство, пытаясь выявить малейшую угрозу, но так ничего и не выявили на протяжении всего пути от аэропорта до покинутого района за городской чертой, отделяющего Университетскую автономию от зоны ПсевдоДнестра.

Теперь совсем другой мир тянулся вокруг. Бетонные равнины и моря бурьяна перемежались волноломами земляных насыпей, горными грядами из потрескавшегося силикатного кирпича, потухшими шлаковыми вулканами, скелетами подъемных кранов, глиняными ущельями карьеров, пустынями кокса и покореженными ангарами из гофрированного железа – будто развалинами футуристических замков.

Тишка расположился на водительском сиденье, подключившись к центру управления микроавтобуса, надел телемонокль. Перед ним было обычное рулевое колесо, но Тишка за него не держался. Хотя видел он то же лобовое стекло, дорогу за ним, руль – и его виртуальные руки этот руль сжимали, поворачивали при необходимости. Картинка, созданная маломощными лазерами, была четкой и яркой. Пучок лучей проходил через зеркало монокля, сквозь расширитель, фокусирующие линзы – и в конце концов проецировал изображение на сетчатку.

Рядом сидел Магадан, Шунды устроился позади. Живокресло стояло за его спиной, он то и дело с опаской оглядывался на Жиля Фнада, но тот оставался неподвижен.

– Гля, казус! – хмыкнул Магадан.

Тишка не отреагировал, а Шунды посмотрел в боковое окно. Между проржавевшим остовом древнего грузовика и лужей густой жирной грязи туда-сюда ковылял покалеченный колесничий в лохмотьях. Выломанное левое колесо заменял самодельный костыль. Достигнув лужи, казус проехался по ее краю, развернулся и потёпал назад, кренясь на бок всякий раз, когда короткий костыль упирался в землю. Заросшее щетиной лицо было задумчивым, правый глаз скрыт под моноклем, приклеенным к коже двумя кусками липучек крест-накрест.

– А я ж его знаю, – сказал Магадан. – Это Григан, помнишь, Шунды? Он с нами работал пару лет назад…

– Это у которого искусственная печень была? – спросил Одома, поежившись.

– Ага. От «МедЛаба». Там сбой произошел, после этого он и сбрендил. Он еще к Большой Гипертекстовой Библиотеке подключен постоянно, ты знаешь? Как залез в нее – так назад уже и не вылез, ползает по ссылкам год или два…

Одома плаксиво протянул:

– Ой, жалко его… Магадан, давай поможем?

Колесничий знал, когда можно перечить командиру, а когда – нет.

– Обойдется, – сказал он.

В мире индустриальных руин были свои аборигены. Очумевшие от психомарева растафары с намеренно расстроенными эго-формингами – их приставки, именуемые еще эмошниками, работали в запрещенном плавающем режиме и каждые несколько десятков минут, меняя концентрацию нейромедиаторов, накрывали своих носителей новой эмоциональной волной. Овощеподобные бомжи-флористы из «Гринписа»; казусы с поломанными конечностями и слетевшими с катушек искусственными органами. А еще бывшие дерекламисты – повернутые на антирекламной идеологии психи. Они не присоединились к группе Одомы, когда направление денежных потоков изменилось так, как того хотели тузы, организовавшие их движение, – добившись своего, бизнесмены тут же перестали его финансировать. Маньяки до сих пор иногда совершали набеги на город, уничтожали бигборды, голобуйки и пиароботов. Бюро не слишком успешно боролось с ними.

Действия эмошника хватало на некоторое время, а затем взрывная, агрессивная натура Одомы вновь брала верх над наведенным приставкой психомаревом: когда они вылезали из микроавтобуса, плаксивость уже оставила мальчишку, рот изогнулся уголками книзу, и он вновь переполнился раздражительной злостью.

– Дрыхнет, урод?

В черных очках отражались две одинаковые выпуклые картинки: колесничие выкатывают живо-кресло по короткому пандусу.

– Не, без сознания, – возразил Магадан.

Перед этим они долго петляли между развалинами заводов, а после въехали в бетонную трубу, под небольшим уклоном уходящую в землю. В конце ее перегораживали круглые пенометаллические ворота, охраняемые тремя дерекламистами. Дальше находилась ржавая платформа элеватора, опустившая микроавтобус в земные недра.

Тусклый свет пары прожекторов озарял стылый бетонный бункер. Ширина – двадцать метров, длина – тридцать, а потолок, испещренный тонкими трещинами, выбоинами и пупырышками, всего в трех метрах над полом. Магадану всякий раз казалось, что он попал внутрь спичечного коробка, и колесничего одолевал легкий приступ клаустрофобии. Расстегнув ворот, он стал чесаться: из-за динамической татуировки, чьи узоры медленно путешествовали сквозь подкожную клетчатку, грудь часто зудела.

Трое солдат-дерекламистов – обычные, не колесничие, – вышли из будки в углу помещения. Каждый держал автомат, на поясах болтались звуковые кастеты. От будки вдоль стены тянулся глубокий зацементированный ров, его огораживала подрагивающая, тихо гудящая лезвенная цепь.

Магадан отключил живокресло и сбросил Жиля Фнада на пол. Упав, тот остался лежать неподвижно.

– Как прошло? – спросил один из солдат.

– Мы спешим, – объявил Шунды. Под бетонными сводами голос его отдавался коротким холодным эхом. – И так еле успели. Свяжите его покрепче и бросьте туда. Мы сейчас за Машиной, как вернемся – будем его мучить по-всякому. Тишка, связь!

Тишка выкатился из микроавтобуса, так и стоявшего на платформе элеватора, и протянул командиру тонк в виде подковки:

– Я его уже вызвал.

– Вомбат! – закричал Одома. – Все сделано, что я сказал?.. Точно все?.. Ладно, бывай тогда!

– А зачем связывать, шеф? – подал голос один из дерекламистов. – Там же цепь. Один хер он не вылезет, хоть связанный, хоть…

– Захлопни хавальник! – завопил Шунды так, что солдат отпрянул. – Это вам не кто-нибудь – это Фнад! Связать, я сказал!

– Слушаюсь! – выпалил дерекламист и бросился к неподвижному телу.

Они склеили конечности Фнада липучками, затем двое потащили его к яме, а третий вошел в будку и отключил цепь. Тонкие, радужно отблескивающие лезвия, вертикально торчащие вдоль рва, поникли и перестали подрагивать. Дерекламисты не без некоторой опаски подступили к ним, взяли Фнада за руки и за ноги, раскачали и бросили в ров, где уже лежало три тела, не то мертвые, не то при смерти. Когда на нервную систему цепи не подавался раздражающий импульс, она засыпала. Несмотря на это, несколько ближайших лезвий – пронизанный острейшими алмазными волокнами мезофилл, неспособный к фотосинтезу, зато с краями, прорезающими кость, – дрогнули. Цепь питалась переменным током, но могла добывать энергию из крови, которая для нее была чем-то вроде редкого деликатеса.

Фнад с глухим стуком упал на покрытое бурыми пятнами дно, и дерекламисты поспешно отошли.

– Больше года уже тут, – сказал один, возвращаясь к будке, – а все одно не привыкну к этой хрени.

Он нажал кнопку на пульте, цепь тихо загудела. Лезвия затрепетали и распрямились.

– Теперь поехали, – скомандовал Шунды.

Операцию было решено проводить точно на середине пути между космодромом «Вмешательства» и городской чертой. Репетировали несколько раз, все знали, что им делать, но Шунды нервничал. Он подкрутил эго-форминг, повышая агрессивность, затем пальцы пробежали по сенсорам: специальный порт бортового компьютера токомобиля высветил голографическое изображение прямо перед лобовым стеклом.

– Все помните? – с угрозой спросил Шунды.

Схема боевого спецфургона «Длеб-Каб», который вот-вот должен был показаться на дороге, чуть подрагивала. Сенсор тихо зашипел, над отдельными частями схемы в воздухе возникли красные пунктирные стрелки, рядом с ними зажглись обозначения базовых узлов машины.

Ведущее от космодрома к автономии узкое корпоративное шоссе, прямое, как копье, окружали две лезвенные цепи с листьями высотой почти в человеческий рост. Защита лишь от бомжей и хулиганов-байкеров, не от серьезных людей с хорошим оснащением. Но целиком накрывать редко используемую трассу аэрационным пологом – слишком большие затраты даже по меркам «Вмешательства», и потому спецфургон сопровождали две амфибии. Охрана была до смешного мала, если учесть, что именно находилось в кузове «Длеб-Каба». Впоследствии отвечавшие за транспортировку младшие ламы «Вмешательства» объясняли это тем, что не хотели привлекать лишнего внимания к пустынной местности неподалеку от города.

Микроавтобус поставили позади шлакового холма. Когда Шунды Одома и двое колесничих, облаченные в комбинезоны и перчатки из зеленой креп-фольги, в гладких шлемах с черными забралами, приблизились к трассе, лезвенные листья затрепетали. Шунды откинул забрало, разглядывая местность. В круглых очках отразились куски керамики и бетона, завалы песка и рухлядь вокруг шоссе – через все это пришлось перебираться, чтобы приехать сюда. Хорошо, у них не обычный микроавтобус, а натуральный вездеход…

– Ладно, ставьте, – приказал мальчишка, кривя рот и чувствуя себя дьявольски крутым и опасным сукиным сыном.

Колесничие притащили два пластиковых ящика с раздвижными стенками, с помощью джипиэсок отмерили отрезок в пятнадцать метров у лезвенной цепи и положили ящики на его концах.

– Хоть землей чуток присыпьте! – прокричал Одома. – Тут все ржавое, чтоб они в глаза не бросались!

Сняв с руки браслет, он повернул две составляющие его дуги, превратив в узкую подкову, и набрал код. Шунды испытывал иррациональную боязнь перед имплантами и до сих пор не поставил себе подкожный тонк и клавиатуру в запястье, как у обоих колесничих, и даже не завел псевдоживое устройство. Такие устройства для многих заменили домашних животных, после того как популярность модо-собачек и прочих трансгенных существ прошла.

– Вомбат! – крикнул Шунды, поднеся подкову к лицу. – Мы на месте!.. Да, ставим как раз… Да, точно по расписанию!.. Что?.. Да… Что?.. Слушай, иди ты в задницу! Делаем все четко, а ночью – остальное, как договаривались. Нет у меня ресурсов, чтоб дважды такую операцию проводить… Да! Ты навигационку контролируешь?.. Хорошо. Все, давай…

Колесничие, закончив с ящиками, подкатили к нему, и Шунды махнул рукой в сторону холма, соседнего с тем, за которым прятался микроавтобус.

– Теперь гранатомет.

Стараясь не подступать близко к лезвенной цепи, он выглянул на шоссе – темно-серое, идеально ровное и пустое по всей своей длине. Вдоль краев вспыхивали красные огоньки, образовывая две трассерные прямые, сходившиеся у горизонта: где-то далеко шоссе заканчивалось возле бронированных ворот в стене двадцатиметровой высоты, окружающей небольшой космопорт. С другой стороны стоял контрольно-пропускной пункт под охраной нескольких бюриков. По всей границе автономию окружали полоса мин и сигнальные вышки с видеокамерами и гнездами «плевательниц». Любой обошедший мины нарушитель, которому вздумалось проникнуть в автономию, получал плевок нейропарализатором из стрекальных желез, растущих, как какие-то диковинные орхидеи, в органических гнездах на каждой вышке. Если же он исхитрялся избежать яда, который за несколько секунд превращал человека в клубок агонизирующих нервов, его все равно засекали камеры, и тогда с треугольной крыши здания Бюро в центре города взлетали скоростные вертолеты, вооруженные пневмоэлектрическими пушками. Но в районе, где распласталось смрадное, полуразложившееся тело древней индустриальной зоны, вышка уже долгое время находилась под контролем группы Одомы: Вомбат просто-напросто отсек систему связи и запустил на мониторы Бюро свою картинку, показывающую, что здесь все тихо. Мины в этих местах давно не обновлялись, бродяги успели подорваться на тех, что были заложены раньше, и ходить тут можно было спокойно.

– Готово, командир, – прокричал сзади Магадан. Шунды посмотрел на старинные часы, прикрепленные кожаным ремешком к его тонкому детскому запястью, затем выглянул на шоссе. Что-то, пока еще едва видимое, с большой скоростью приближалось…