Царь Медоедов

– На посте и молитве.

– А что ты здесь тогда забыл?

Иногда люди задают вопросы на которых нет ответа. Я натянул одеяло на голову, но переговоры и рассказы о том, кто где сколько отжал и как долго кого штырило, продолжались до глубокой ночи. Проснулся я не отдохнувшим. Завтрак, послушания с восьми. Нас повезли в прицепе трактора убирать спиленные деревья и ветки с обочины. С нами работал здоровый двухметровый парень со свежим розовым шрамом на лбу. У трудника рядом я спросил:

– Слушай, а откуда у него такой шрам на голове?

– Да той осенью, валили лес на дрова, и один мужик подошёл к нему, и с размаху засадил топор ему в голову, пока тот сидел-отдыхал на пеньке. Мы думали умер, да и скорая сюда ехала долго, но нет, выжил.

– А с тем мужиком что?

– Ну он сказал ментам, что увидел у этого высокого: рога и хвост. Понял, что он чёрт, и что его надо убить. На психиатрическое обследование повезли.

– Так и сказал?

– Ну он бывший наркоман, приглючило.

– Жуткая история.

– Да, после того случая Андрей стал странный и почти не разговаривает.

У меня тоже бывали галлюцинации, но приходило понимание того, что надо валить отсюда пока мне никто не засадил топор в голову. Чувство безысходности накрывало колючим шерстяным одеялом. Куда я вообще попал. На следующий день меня всё-таки поставили на трапезную. Вся готовка происходила на дровяной печи к которой я долго привыкал. Ужасно неудобно. Салаты я резал вручную. Вставал в пять утра, умывался и начинал. Каши, супы, макароны, картошка, пятидесятилитровые баки туда-сюда, туда-сюда. До меня поваров было двое и это было нормально, но одному было тяжело. Обещали дать помощника, но почему-то так и не дали.

Игумен монастыря выдающийся монах своего времени. Дважды он ездил в Чечню, где обычно священники снимают подрясники, но не он. Закрывших заглушку печки и почти задохнувшихся угарным газом пьяных трудников, он ночью вынес из дома. Как он догадался их проверить под утро – оставалось для всех загадкой. Как-то ему это открылось. В другой раз, он вышел ночью на парковку, где шла гульба, просил всех разойтись и прекратить. От перенапряжения всех душевных и духовных сил упал в обморок. Трудники разошлись, отнесли батюшку в келью. Накал бесовщины на этой парковке видимо был такой, что молящийся на них игумен получил удар. Такому игумену нужен был жёсткий благочинный вроде отца Авраамия, и говорят был такой, но в итоге уехал. Скорее всего просто устал от контингента, ведь все адекватные старались попасть в Печоры. Игумен производил впечатление, мирного молитвенного настроения. При том, что вокруг, порой, творился сущий ад. Люди приезжали потрудиться надеясь на его молитвенное заступление, чтобы избавиться от зависимостей. Кому-то помогало. Народная молва стала неиссякаемым источником наркоманов. Смог бы я там остаться? Да наверное смог бы, но это был второй монастырь в котором я жил, и меня тянуло на Украину, посмотреть Почаевскую и Святогорскую лавры.

На Пасху я причастился и сразу вышел, нужно было снять бак горячего какао с печки. Новый каменный храм и трапезную разделяло поле с деревянным храмом в центре. В темноте дорожку было почти не видно. Мне на встречу двигались тёмные силуэты.

– Эй дружище!

– Да?

– Помоги машину толкнуть, там на парковке.

Я посмотрел на неосвещаемую парковку и на шесть пьяных тел передо мной. Если они вшестером не смогли толкнуть машину, то либо там самосвал, либо на своих двоих я оттуда не вернусь.

– Я бы с радостью, но не могу, мне нужно снять какао с печи, а то оно закипит-выльется, как бы не было пожара.

– Слышь, ну ты помоги машину толкнуть.

Все мужики были не знакомые, пьяные местные? Я рассчитал в каком порядке их бить, чтобы один завалился на другого и у меня появился бы шанс убежать. Очень темно, и если я споткнусь и упаду на этом поле, то эти бизоны меня затопчут. Но вообще я только что причастился. Неужели Бог не в силах меня защитить? После причастия думать о плохом нельзя, не то что драться. Не буду драться, будь что будет.

– Простите, я не могу помочь вам с машиной, придётся вам попросить кого-то ещё.

– Да мы тебя просим, братишка, ты чего?

Стоявший сзади мужик будто очнувшись, сказал:

– Лёха, это не наша тема.

– Как не наша тема? Наша тема!

– Я тебе говорю нет.

– Как нет, ты чего несёшь?

Воспользовавшись перепалкой я пробормотал: «Простите», и быстрым шагом пошёл в сторону трапезной, прислушиваясь – не придётся ли всё-таки дать дёру. Я снял какао, и в храм решил не возвращаться. Пришёл пьяный посудомой и начал рассказывать про бывшую жену:

– Баба зачем нужна? Только для постели, убраться и жрать приготовить я и сам могу, так что единственное, что она должна хорошо уметь это – …

Я только рассмеялся, обиженный на жизнь и на женщин алкоголик даёт бесплатный мастер-класс.

– Чего ты смеёшься? Ну ты скажи зачем они ещё-то нужны?

– Даже вступать с тобой в диспут не буду.

– А-а-а! Самый умный значит, ну ладно, я посуду мыть не буду, сам будешь мыть.

– Да как угодно, иди уже отсюда, скоро братия придёт разговляться.

– Куда хочу туда и иду, никто мне не указ! – сказал он вышел.

Утром игумен проходя по монастырю увидел трёх окровавленных трудников лежащих у дерева с ножами и подумал, что они друг друга зарезали. Рядом с ними лежали два козлёнка с которых не сняли до конца шкуры. Носком сапога он разбудил одного из пьяных мясников и спросил: «Вы что иудеи? У вас иудейская Пасха? Что у вас вообще в головах, что вы так пили, что до шашлыков дело не дошло?» Он их выгнал. Всё-таки были границы терпения, через которые не стоило переходить. Хотя кто знает, для них может оно того стоило.

На Антипасху к игумену приехали духовные чада – монахини из Опочки, и с ними высокая молодая инокиня. Взглянув один раз на её лицо ты уже ни о чём другом думать не мог. Оно отпечатывалось, и когда ты моргал, притягательный образ как молнии, возникал сам собой. Я никогда прежде и никогда после не встречал такой красоты. Дело было не в губах или изгибах лица, но в той внутренней чистоте из-за которой она светилась. Будто всё время улыбаясь… но она не улыбалась. Господи, такая-то почему в монастырь пошла, если её место на обложке итальянского «Vogue». С другой стороны: если она так светится, значит она счастлива, в ней действует благодать. Господь избрал такой красивый сосуд для веры, что невольно вспоминались жития древних мучениц. Которых, пленённые красотой христианок, римские патриции пытались пытками склонить их к браку. Будь я римским патрицием, кто знает… Хотя за такое ждёт неминуемая кара.

Я стоял на литургии, но отвести глаз от неё не мог, пытался, но невольно хотелось посмотреть ещё – как утолить жажду. Неправильно это всё, но поделать с собой я ничего не мог, да и не я один наверное.

Проведя в монастыре полтора месяца я попросил немного на дорогу и поехал, на автобус до украинской границы мне бы хватило а там автостопом. Игумен на прощание сказал, как бы извиняясь: «Сам видишь, мы пока не столько монастырь, сколько братство, конечно же съезди-посмотри другие монастыри. Божие благословение на дорогу». Я проникся к нему за скромность и чувство такта, мне захотелось остаться, но я ещё так много не видел…

Ты двигаешься интуитивно, ищешь своё – методом проб и ошибок, иначе никак. Тема монастырей и церкви была мне очень интересна. Как они устроены, какие проблемы испытывают, что есть духовная жизнь помимо молитв и постов. Познакомиться с церковным преданием соприкоснувшись с живыми его носителями. Я открывал новые для себя законы бытия и хотел познать их границы. Существует различная трактовка и подход к решению вопросов касающихся веры и послушания. Если дают послушание «снимать кресты с храмов», то выполнять его не нужно, но не всё и не всегда так явно…

В ближайшем городке была небольшая автостанция, и мой автобус проходил в час ночи. Из-за большого количества цыган вокруг, я побоялся оставаться – вдруг места не будет и ночь придётся провести в компании с ними. Шёл автобус до Питера и было решено ехать на Север. Недавно я прочёл книгу про мощи Александра Свирского, как мощи Марии Магдолины, Спиридона Тримифунтского, Святой Анны – матери Богородицы, сохраняют температуру человеческого тела. Это чудо казалось мне из ряда вон, к тому же святой Александр был второй человек после Авраама, кому являлась Святая Троица в образе трёх ангелов.

Я попал в Питер в ночь с субботы на воскресенье. Броско и пёстро одетая молодежь гуляла и гудела. До утра я ходил с рюкзаком – ждал, пока откроется автовокзал. Между мной и этими молодыми людьми образовалась пропасть отчуждённости. Я считаю их ненормальными, а они пообщавшись со мной, решили бы что это я не в себе. Никто из них не обеспокоен страстями или спасением души, никому это неинтересно. Очень удобно сказать, что «Мир во зле лежит», но в каждом из них есть потенциал стать осознанным. Но как? От ума к вере не придёшь, за исключением некоторых учёных. Остаётся путь сердца, путь скорбей. Когда в жизни у тебя больше нет якоря и волны швыряют тебя на рифы раз за разом. У меня был один православный друг, который когда-то, пытался меня образумить, говорил со мной о Боге. Как он глупо звучал в мире плотских наслаждений и беззаботности. Я тогда говорил: «Какой Бог, да и зачем Он нужен? Какая в этом польза, чтобы всё себе запрещать? Я люблю девок, люблю бухать, а ты предлагаешь обо всём этом забыть… Ради чего? Небесных благ? Которых нет… Да и к тому же зачем непоследовательный Творец создал динозавров, или пирамиды, говорят построили инопланетяне». Друг печально вздыхал и не знал, что мне ответить. Через год жизни в монастыре я заехал к нему в гости. Мы поговорили и он сказал: «Я бы поверил, что кто угодно может к вере прийти, только не ты Илюх». Этим он меня рассмешил, и на вопрос «Почему же?», ответил: «Потому что ты самый отбитый из всех кого я знаю, у тебя никогда не было тормозов». Теперь я жевал большой сникерс, запивая колой и думал, что придётся исповедоваться в сластолюбии.

После бессонной ночи я дождался свой автобус, и к обеду приехал в обитель преподобного Александра. Состояла она из двух монастырей огороженных стенами в пятистах метрах друг от друга. В нежилой части находилось оформленная ниша под храмом, где как считали подвизался святой. Второй храмовый комплекс был действующий. На берегу озера, белые храмы и колокольня с лазурными куполами. Воздух искрился, и дышалось легче. На соборе сами собой проявились фрески, и рядом с этим местом я чувствовал себя особенно, как в месте откуда не хочется уходить. Поставил бы там палатку и сидел в ней. Я зашёл в сам собор где паломникам открыли мощи. Я приложился к тёплой руке святого и от губ по всему телу пробежал разряд. Можно объяснить это экзальтацией православного фанатика – самовнушению, но я был настроен скептически. То, что мощи могли «подогревать» или использовать химические реактивы, было весьма сомнительно. Я помолился святому, о том, чтобы найти путь в жизни, чтобы он помог моей матери. Пошёл искать благочинного. Благочинный был на позитиве, что сразу настораживало. Я сказал, что уже жил в монастырях. Дебелый мужичок-послушник проводил меня до кельи и сказал: «Вот здесь ты будешь жить». Единственный человек, которого я презирал всеми силами души и не хотел никогда встретить на этой земле – был тот рыжий Александр, которого прилюдно остриг отец Авраамий. Оскалившись, он сидел на кровати. «Надо валить отсюда, пока не поздно» – была первая мысль. Длинные волосы и бороду он теперь не носил, видимо на всякий случай.

– Александр. Ты?!

– Ага.

– Эм-м, ну здравствуй.

– Здравствуй.

– Э-э, если бы я знал, что так получится, то лучше бы сам тебя избил на кухне.

– Да ничего, дело старое…