Гоголь за 30 минут

В эпилоге автор сравнивает Русь с птицей-тройкой, несущейся вперед, мощно, неотступно и никто не смеет ей помешать или остановить.

Тарас Бульба

Два сына старого Тараса Бульбы – крепкие, здоровые, дюжие молодцы приезжают домой из Киевской бурсы, где они учились и не виделись с родителями год. Старик смеется с их длинных свитков (верхней одежды), но старший не дает себя в обиду и она в шутку дерутся на кулаках. В это время мать радостно обнимает младшего сына. Отец сразу сообщает, что все, чему их учили в академии – дрянь, а настоящую науку они узнают только в Запорожье. На причитания матери о том, что побыть сыновьям дома только недельку, никто не обращает внимания, ее отправляют накрывать на стол, требуя тащить целого барана, медов сорокалетних, много чистой горилки, а сами направляются в светлицу.

Светлица была чисто вымазана цветной глиной, а на ее стенах висели всяческие сабли, сетки для птиц, нагайки и прочее. На полках стояла разнообразная диковинная посуда синего и зеленого стекла, окошки были маленькими и тусклыми. По всей комнате были расставлены берестовые лавочки, большой стол под образами и огромная печка со всякими выступами. В связи с приездом сыновей были созваны все сотники и полковой чин, а также старый приятель Бульбы есаул Дмитро Товкач. Гордый отец представил всем своих детей, а его поздравляли с тем, что вырастил таких молодцев. Во время застолья пьяный и разбуянившийся отец объявил о том, что ехать в Запорожскую Сечь следует уже завтра и он поедет с ними. Бедная, несчастная мать с ужасом слушает это, она скучала по детям, а ей не дают даже наглядеться на них, но против сказать ничего не может, только плачет. Она привыкла давно, что с ней Бульба не считается совершенно.

Сам Бульба – грубый, страшно упрямый старый полковник. Вспыльчивый и агрессивный, он хватался за саблю всякий раз, как комиссары посмели чем-то не уважить старшин и не снимали перед ним шапок, смеялись над православием и если были турками и басурманами – врагами его, считал бражничество важным качество настоящего козака. С детьми собирается ехать просто, чтобы похвастать ими перед своими товарищами. Наскоро заканчивает приготовления к завтрашнему отъезду и идет с сыновьями спать на двор. Почти сразу начинает храпеть. Не спит только мать, склонившаяся над своими спящими сыновьями, слезы текут по ее лицу и она не знает, увидит ли она их когда-нибудь еще. От мужа она любви никогда не знала, видела его в году два-три дня, терпела постоянные оскорбления и побои. Отрадой ее было только материнство, а теперь и детей у нее забирали. Отчаяние переполняет ее душу.

Утром она по-прежнему около сыновей, но ее отправляют готовить завтрак, а сам Бульба принарядил сыновей: выдал им красные сафьяновые сапоги, широченные шаровары, ярко-красные козакины с узорчатыми поясами, турецкие пистолеты и сабли. На головах их были черные бараньи шапки с золотым верхом. После благословенья и надевания на шеи сыновей небольших икон, плачущая мать просит не забывать ее, с надеждой цепляется за стремя коня младшего сына, как-бы пытаясь его удержать, но ее уводят в хату рослые козаки. Но когда уже выехали муж и дети за ворота, кинулась она опять стремительно стрелой из дома, рыдая остановила лошадь одного из сыновей. Ее снова увели. Этот эпизод расстроил молодых козаков, они еле сдерживали слезы, боясь отца, даже Бульба был смущен, хотя и не показывал этого.

Оба сына были в двенадцатилетнем возрасте отданы на обучение в Киевскую академию, которая была призвана сделать их не такими дикими и привить старание к наукам. Старший – Остап в первый же год удрал из академии, его поймали, жестоко высекли и посадили за книги. Он четыре раза закапывал в землю свой букварь, несмотря на то, что его каждый раз наказывали за это. Впрочем, закопать букварь в землю с глаз долой и в пятый раз, ему помешала только клятва отца, что тот отдаст его на двадцать лет в монастырские служки, а Запорожья он и вовсе никогда не увидит. Тогда он начал учиться, даже стал наравне с лучшими, но его по-прежнему жестоко секли учителя. Все, что его интересовало – это война и веселая пирушка, но он никогда не выдавал своих товарищей, был добр, насколько это было возможно, слезы матери глубоко взволновали его.

Второй сын – Андрий был гораздо более чувствительным и изобретательным, часто умудрялся избежать наказания розгами за свои проделки, учеба давалась ему легко и непринужденно. Но он очень рано стал испытывать потребность в любви, фантазировать о женском теле, но скрывал эти мысли ото всех, поскольку козаку нужно было сначала познакомиться с битвой, а не с женщиной. Однако это ему не помешало влюбиться в дочку Ковенского воеводы, нахально через крышу и дымоход пробраться прямо к ней в спальню и еле-еле унести ноги от дворни, которая все равно успела его поколотить как следует. Вскоре прекрасная полячка перестала показываться в окошке, а подойти совсем близко к ее дому и все разузнать мешал страх перед большой дворней. Вот о чем размышлял в пути Андрий.

Поездка проходила без приключений, ни одна деревня им не встретилась на пути, а только огромная бескрайняя степь. Только однажды отец показал детям на черную точку вдалеке, которая оказалась татарским всадником. Татарин посмотрел на них, но быстро ретировался, поскольку козаков было тринадцать человек. Опасаясь засады, Бульба с сыновьями прямо на конях заехали в реку Татарку, чтобы смыть свой след и потом продолжили путь как ни в чем ни бывало. Через некоторое время они доехали до Днепра, сели на паром и через три часа прибыли на остров Хортицы, где тогда располагалась Сечь. Повседневная жизнь в Запорожской Сечи являла собой постоянную пирушку, невероятным разгулом веселья, изредка прерываемую упражнениями по стрельбе в цель или погоней за зверем. Это было собранием народа самого различного и любой мог запросто прийти туда, чтобы потом хвастаться, что он храбрый воин. Люди усердно молились все в одной церквушке, но это не мешало им по-прежнему пьянствовать и вести разгульный образ жизни. Женщины же, даже близко не смели подходить к этому месту. Суровы были законы Сечи за всякие провинности: укравший что-нибудь козак позорил всех, поэтому эго привязывали к позорному столбу и рядом оставляли дубину, которой каждый лупил его до самой смерти; должника приковывали к пушке, пока кто-то из товарищей не выкупал его; убийство каралось особенно жестоко – убийцу закапывали заживо вместе с гробом убитого. Остапу и Андрию нравилась такая жизнь, их уважали, но старый Бульба изобретал способ взбаламутить всю Сечь на какое-нибудь дело, чтобы в настоящей войне проверить сыновей. А когда прежний кошевой отказался идти на кого-нибудь войной, последний подговорил своих дружков его скинуть и избрать нового кошевого более сговорчивого и своего давнего приятеля Кирдягу. Путем махинаций и обмана было объявлено, что поляки совсем обнаглели, унижают козаков и всячески над ними издеваются, вся Запорожская Сечь единым фронтом двинулась войной на Польшу.

Весь польский юго-запад охватил ужас. Люди спасались как могли, но все равно то тут, то там объявлялась свирепая запорожская армия, без разбору жгла дома, убивала, издевалась над женщинами и младенцами, пировала на крови людей. Андрию и Остапу был чужд разбой, поэтому они больше упражнялись в бою и были одними из первых, особенно, второй – он показывал невероятную прыть для двадцатидвухлетнего юноши. Но и первый – сильный, смелый воин. В поисках богатой казны было решено идти на город Дубно, но запорожцы неожиданно встретили сопротивление местных жителей. Тогда они отступили и осадили город, заодно выжигая дотла обильный урожай хлеба. Молодежи не сильно нравится безделье, она рвется в бой. Прибыло подкрепление войска Тараса Бульбы от Дмитро Товкача. Давно закончилась вечеря, наступила ночь и все козаки легли спать. Не спит этой июльской ночью только Андрий, смутные порывы терзают его душу. Вдруг, увидел он, женщину, склонившуюся над ним, которая оказалось татаркой-служанкой той полячки, к которой молодой человек два года назад забрался в дом. Она сообщает, что девушка в городе и уже два дня ничего не ела, поэтому просит хлеба хоть для своей умирающей матери. Чувства взыграли в горячей крови юноши, он собрал в мешки всю провизию, какую только нашел и пошел вслед за служанкой к подземному входу, который вел прямо в город. По дороге внезапно просыпается старый Бульба и грозит сыну не связываться с женщинами. Тот ни жив, ни мертв и боится смотреть в глаза отцу, но через некоторое время видит, что тот снова спит.

В сопровождении татарки молодой человек приходит в город и видит страшную картину множества смертей от голода. Мчится скорее к любимой и видит, что она стала еще прекраснее, чем была раньше. Преисполненный чувств решается предать отца, брата, всю Украину и остаться рядом с девушкой, помогать и защищать ее. Тем временем, в город прибыла подмога польской армии, которая привезла провиант. А в лагере запорожских козаков думали как пробраться в город и решили просто выжидать, когда поляки сами выйдут за ворота. В этот же момент еврей Янкель сообщает Бульбе, что Андрий в городе и теперь сам польский пан, и что отец теперь не отец ему, а брат не брат и он готов со всеми ними сражаться. Старик в ярости. Состоялась битва с поляками, много полегло народу с обеих сторон, но среди них не было Андрия.

Воспользовавшись отсутствием козаков татары напали на Сечь, ограбили ее, уведи скот, вырыли из земли скарб. Тогда часть козаков осталась дальше осаждать город, а вторая часть отправилась на татар. Бульба остался в засаде, он хотел поквитаться с сыном. Полякам становится известно, что часть запорожской армии ушла и они решаются напасть на них. Завязывается жестокая битва. Тарас подговаривает товарищей, чтобы они как-нибудь приманили Андрия в лес и там его безжалостно убивает. Тем временем, польская армия получила еще подкрепление и они полностью разгромили запорожцев. При этом, Остап взят в плен, а раненый Бульба убегает в Сечь.

Окрепший Бульба постоянно думает о плененном сыне и уговаривает еврея Янкеля помочь ему попасть в Варшаву, чтобы как-то выручить Остапа, он готов отдать за это все свои богатства. И действительно попадает в Польшу, но сыну ничем помочь не может, присутствуя на площади во время его жуткой казни. Тогда он клянется себе свирепо отмстить за сына. Собирает снова козачье войско и идет с ним на врага, которого жестоко громит. Однако польский гетман Николай Потоцкий умоляет о пощаде и клянется никогда не нападать больше на запорожцев, ему верят и оставляют в живых. Сомневается только Бульба. Через некоторое время становится очевидным, что он был прав: сильное польское войско нападает на козаков и уничтожает их. Самому Тарасу удается бежать. С этой поры он с немногочисленным своим войском нападает на поляков везде, где только можно, сея страх и разрушения, не щадя никого живого. Так он претворяет в жизнь свою месть за сына.

Тем временем, Николай Потоцкий собрал огромную армию и целеустремленно выслеживал Бульбу. Ему это удалось на берегу Днестра-реки. Завязался жестокий бой, длившийся несколько дней и Тарас был схвачен. Его приковали железными цепями к старому дереву, пробили гвоздями руки, а у подножья развели огонь. Но даже умирая такой страшной смертью, пытается он помочь своим выжившим однополчанам, направляя их вниз к берегу, где стоят челны. Запорожцы спасаются, вспоминая дорогой Тараса Бульбу.

Вечера на хуторе близ Диканьки

Простому хуторянину страшно бывает высунуть нос в большой свет – все сразу начинают его обступать со всех сторон и дурачить. Еще не так обидно, когда это делает высшее лакейство, а если какой-нибудь мальчишка-оборванец, так и совсем грустно становится. Лучше уж два раза в год съездить в Миргород, где я уже пять лет не был, чем соваться в этот большой свет.

На хуторах издавна заведено, что как только заканчиваются работы в поле, забирается мужик на печь и лежит там всю зиму. С осени убирают пчел в темный погреб, собирают урожай и когда даже журавлей в небе уже не видно, начинаются развеселые гуляния. Как только наступает вечер, виден огонек из какой-нибудь хаты, оттуда доносятся песни и смех, бренчит балалайка, а иногда и скрипка, говор, шум – это вечерницы. Они чем-то походи на балы, только на первые приезжают, чтобы повертеть ногами и позевать в руку, а вторые – толпа девушек собирается будто бы для работы, с веретеном в руках, льются песни, никто не глядит по сторонам, все заняты делом. Ровно до той поры, пока не появляются парубки со скрипачом, тут поднимается такое веселье, танцы, крики, что и сказать нельзя.

Но самое интересное начинается, когда они все собираются тесной компанией и тихонько начинают загадывать загадки или рассказывать разные истории. Чего там только ни услышишь! И старинные предания, и страшные байки. А самые диковинные истории рассказывались на вечерах у пасичника Рудого Панька. Временами, соберутся накануне праздника в тесной пасичниковой лачужке в гости добрые люди, сядут за столом и тогда только слушай. И собирался не простой народ из мужиков хуторянских, а лица, чье посещение делало честь хозяину и повыше пасичника. Например, дьяк диканьской церкви Фома Григорьевич – носил балахон из тонкого сукна, цвета застывшего картофельного киселя, чистил сапоги самым чистым смальцем, пользовался белым платком, вышитым красными нитками по бокам. А был еще панич, который очень витиевато выражался, что его никто понять не мог, только диву давались где он таких слов набрался, в каких книжках. Ему Фома Григорьевич даже однажды рассказал присказку об одном школьнике, учившемся у дьяка грамоте и приехавшем домой к отцу. Только отец не мог понять чадо свое, тот все на латинский манер выговаривал и ко всем словам добавлял окончание «ус»: баба-бабус, лопата-лопатус. И пошли они однажды в поле с отцом, а сын спросил, показывая на грабли, как это по-вашему называется. Да не заметив, наступил на зубцы и пребольно получил обухом по лбу, зато, сразу вспомнил их название. Паничу не понравилась такая присказка и едва уже дело и до драки чуть не дошло, но в этот момент поставили на стол горячий книш с маслом и все начали у довольствием есть.

А как соберетесь в наши края, то спросите только любого мальчишку, пасущего гусей в испачканной рубашке о том, где живет Рудый Панько и вам сразу укажут, а то и проводят. Только обращайте внимание особливо на дороги, они у нас не так гладки, как в Петербурге, а приехавший из Диканьки погостить Фома Григорьевич и вовсе упал в канаву на своей тарантайке, хоть и правил ей сам, и глаза у него были покупные в довершение к собственным.

Когда же вы доберетесь до нас, то подадим вам дынь самых лучших, каких вы и не видывали никогда, и меду, дух от которого так и расходится по всей комнате, чистый как хрусталь, а пироги – сахар, чистый сахар! И масло так и течет по губам, как есть начинаешь. Ох уж эти бабы, чего они только не умеют! А пробовали ли вы грушевый квас с терновыми ягодами или Варенуху с изюмом и сливами, или… Впрочем, лучше сами приезжайте и всего отведайте.

Нос

25 марта в Петербурге случилось невероятное происшествие: во время завтрака цырюльник Иван Яковлевич обнаружил в свежеиспеченном хлебе человеческий нос. К своему ужасу он признал, что нос принадлежал коллежскому асессору Ковалеву. Решительно не понимая как нос очутился в хлебе и подгоняемый руганью жены он пытается как-нибудь избавиться от находки, скажем, «случайно» выронив его где-нибудь на улице. Но, как назло, постоянно встречает знакомых и претворить план в жизнь не представляется возможным. Добредя до Исакиевского моста, он улучив минутку, швырнул тряпку, в которую был завернут нос, в Неву. Облегченно вздохнув, он в ту же минуту увидел квартального надзирателя, который видел как в реку было что-то выброшено.

В это время просыпается коллежский асессор Ковалев и сладко потянувшись, велит подать себе зеркало, чтобы взглянуть на вчерашний прыщик на носу. С ужасом обнаруживает, что носа на лице нет, а вместо него просто ровная как блин поверхность. В крайнем замешательстве трет лицо тряпкой, но нет носа и все тут. Расстроенный, выбегает из дома к обер-полицмейстеру, но на улице замечает карету из которой легко выпрыгивает господин в мундире, шитом золотом, в шляпе с плюмажем, замшевых панталонах и со шпагой на боку. Все указывало на то, что перед ним статский советник, который куда-то направлялся с визитом. Каково же было удивление и смятение Ковалева, когда он узнал в этом господине собственный свой нос. Вот дела! Что делать-то теперь? Как такое могло приключиться, чтобы родной его нос самостоятельно разъезжал в карете…? Едва чуя землю под ногами, Ковалев решается заговорить с этим странным господином, заставить его объясниться, но нагоняет того только около Казанского собора. В полумраке, среди икон обнаруживает статского советника молящимся. Но что сказать ему? Вся ситуация престранная. Наконец, собравшись с духом, несмело говорит господину, что он есть нос его собственный. Однако последний выказывает крайнее изумление и незаметно удирает от Ковалева.

Вконец обескураженный коллежский асессор направляется, как и собирался, к обер-полицмейстеру, но не застает его дома. Тогда догадывается подать объявление в газету, чтобы всякий встретивший этого нахального господина, немедленно направил того к нему. Но и в газетной экспедиции отказались принимать его публикацию, сочтя, что это навредит репутации газеты – очень уж невероятное происшествие. Визит к частному приставу также закончился не удачно: тот намеревался вздремнуть после обеда и ему решительно не было никакого дела до беды Ковалева.

Измученный и обезнадеженный, ближе к сумеркам, добрался он домой, где предался горестным размышлениям о том как несправедливо все складывалось. И что было бы лучше без руки или без ноги, или, даже, без ушей, но без носа – невозможно появиться ни в одном приличном обществе. Кто-то, верно, должен быть виноват в том, что нос просто так взял и пропал, ни с того, ни с сего. Подозрения сразу пали на штаб-офицершу Подточину, безуспешно пытавшуюся выдать за него свою дочь. Вероятно, она из мщения подговорила каких-то колдовок-баб, чтобы они все устроили.

В эту же минуту из передней послышался голос, незнакомый Ковалеву ранее. Вошел полицейский чиновник красивой наружности и сообщил, что нос найден. Его случайно перехватили почти на дороге, когда тот собирался уехать в Ригу с поддельными документами. Радости коллежского асессора не было предела! Наконец-то, его родной нос снова у него. Но вот незадача: как же его прикрепить обратно на лицо? Безуспешно поупражнявшись перед зеркалом, решено было послать за доктором. Однако последний тоже ничем не смог помочь, посоветовав заспиртовать нос и продать за хорошие деньги. В отчаянии Ковалев написал письмо штаб-офицерше Подточиной, в котором просил вернуть ему без боя то, что она забрала. Но она сочла его послание очень странным и уверила, что ни о чем таком не знает и не виновата в случившемся.

Тем временем, город наводнили слухи о том, что нос коллежского асессора Ковалева самостоятельно каждый день разгуливает по Петербургу. Его якобы видели то на Невском проспекте, то в магазине Юнкера, то в Таврическом саду и это событие неизменно собирало огромные толпы любопытных. Появились даже мелкие спекулянты, делавшие на этом деньги.

Иногда случаются на свете происшествия, которых никто внятно объяснить не может. Вот и в этот раз, нос Ковалева вдруг оказался на своем месте, так же внезапно, как до этого пропал. Случилось это 7 апреля, когда коллежский асессор, называвший себя майором, случайно посмотрел в зеркало и обнаружил нос. Целехонек и невредим. И ничто не указывало даже, что он куда-то отлучался, как-будто и всегда был на лице. С тех самых пор никто не видел майора в дурном расположении духа, всегда он был улыбчив и чрезвычайно обходителен.

Портрет

Мало какое место в Петербурге могло похвастать таким собранием народа и праздных зевак, как картинная лавочка на Щукином дворе. Чего там только не было: и старинные картины, писаные масляными красками и покрытые темно-зеленым лаком в темно-желтых мишурных рамах, и гравированные изображения всяческих портретов, и произведения, отпечатанные лубками на больших листах – собрание самородных дарований русского мужика. Покупали это все не слишком часто, но желающих посмотреть всегда было огромное множество.

Остановился перед этой диковинной лавкой и молодой художник Чартков. Изношенная шинель его и потрепанная одежда выдавали в нем того человека, который всецело занят своим трудом, составляющем всю жизнь его и ему нет решительно никакого дела до внешности. Однако молодость придает таким людям некоторую привлекательность. С отвращением смотрел Чартков на эти малевания, размышляя о том, кому нужна вся эта безвкусица. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил продавца лавочки, вот уже некоторое время пытавшегося договориться с ним о цене за какие-то картины. Ничего не купить было уже нельзя и молодой художник начал рассматривать картины, валявшиеся на полу лавочки, в надежде найти что-то ценное. Наконец, нашел он портрет одного старика с бронзовым лицом, скулистым и чахлым, но более всего поразительны были глаза старика – они были как живые и смотрели прямо в упор на Чарткова. Было в них что-то мистическое и отталкивающее, но оторваться от них было нельзя. Сам потрет был в огромных рамах, бывших когда-то золочеными, но ныне остались лишь следы той позолоты. Сторговавшись с продавцом за двугривенный, молодой человек неожиданно для себя купил это творение.

Уставший от того, что приходилось постоянно поправлять портрет, норовивший вышмыгнуть из-под мышки, Чартков пришел в свое убогое жилище в Пятнадцатой линии на Васильевском острове. Дверь ему открыл его приспешник, краскотер и натурщик Никита, сообщивший, что накануне приходил хозяин с квартальным, чтобы требовать денег за квартиру. Из горестных размышлений о своем бедственном положении, молодого художника вывел портрет им же купленный и о котором он успел позабыть. Глаза старика были как живые, смотрели прямо на него, от этого взгляда невозможно было спрятаться, что-то жуткое и необъяснимое было в нем. Тогда художник укрыл картину простыней, а сам отправился к себе за ширмы спать. Но сон его был крайне беспокоен, наполнен кошмарами и видениями о том, как странный старик скидывает простыню, выбирается из рамы, ходит по комнате, высыпает из мешочка на поясе тяжелые свертки в виде столбиков, завернутые в синюю бумагу, на которой было написано: «тысяча червонных», пересчитывает их и складывает обратно. Кажется бедному Чарткову, что один такой сверток укатился совсем близко к его кровати и он даже подобрал его, страшась того, чтобы старик этого не приметил.

Утром снова пришел хозяин с квартальным надзирателем за деньгами. Последний был не чужд искусства и принялся с интересом изучать творения художника, задавая вопросы и предложил хозяину оплату за квартиру картинами, раз у Чарткова денег нет. Но хозяин наотрез отказался, а Варух Кузьмич – квартальный надзиратель уже рассматривал потрет странного старика. Схватившись за раму картины, он не рассчитал своей богатырской силы и она треснула, откуда выпал длинный сверток в синей бумаге, который ранее привиделся во сне Чарткову. Заверив хозяина, что ему всенепременно вечером заплатят эти двое ушли, а художник остался наедине со своими внезапно появившимися деньгами.

Следует сказать, что Чартков был талантлив и печать этого лежала на всех его эскизах, пробах, набросках. Поэтому он изначально намеревался закрыться годика на три в комнате и писать в свое удовольствие, раз о пропитании теперь думать не нужно. Этих денег хватило бы и на краски, и на мольберты. Поработавши бы для себя, а не на продажу, сделался бы он настоящим мастером. Но ему было только двадцать два года и мысль о том, что теперь он мог позволить себе все то, о чем раньше только мечтал, вскружила голову, заставила сердце биться чаще. И в тот же день он оделся с ног до головы у портного, снял себе шикарную квартиру на Невском проспекте, объелся конфектов в кондитерской, пообедал во французском ресторане. А на следующий день подал объявление в газету о том, что в городе появился новый талантливый художник. Весть об этом быстро распространилась по городу и вскоре Чартков уже принимал первый заказ: даму аристократической внешности и ее восемнадцатилетнюю дочь, с которой нужно было написать портрет. И все бы ничего, но девице вскоре надоело позировать, а ее мать пришла в ужас от реалистичности изображения, заставив замазать все несовершенства и особенности лица. Никто не хотел видеть себя таким, какой он есть, все хотели быть идеальными на картинах. Это поначалу расстраивало художника и от нечего делать он взялся на свой старый набросок Психеи, придав ему весьма отдаленное сходство с дочерью важной дамы. И это творение произвело фурор! Появилось огромное количество заказчиков, желавших быть увековеченными для потомков в идеальных портретах. Жизнь Чарткова закрутилась бешенным вихрем, состоя из светских раутов, ужинов, визитов, галерей и он сам не заметил как стал старым брюзгой, пишущим однотипные картины.

Все изменилось, когда его пригласили высказать свое мнение о работе одного художника, который уехал в Рим и там полностью предался живописи, ведя аскетический образ жизни. Увиденное настолько потрясло Чарткова, что внезапно он осознал какую чудовищную ошибку совершил, погнавшись за деньгами и загубив свой талант. Не в силах справиться с отчаянием и приступами гнева, он вскоре сошел с ума, заболел чахоткой и умер в страшных мучениях. Даже перед кончиной его донимали те ужасные бесовские глаза старика со старой картины.

Спустя время, этот потрет находится уже на аукционной продаже в доме богатого мецената. Собравшаяся публика, пораженная необычными глазами азиата с картины, спорит о цене, как вдруг появляется художник Б. со словами о том, что это творение принадлежит ему. И он рассказывает историю о том, как еще во время правления Екатерины Второй в Коломне поселился странный ростовщик, носивший широкую азиатскую одежду, с узким смуглым лицом, высокий ростом и нелюдимый. Но самыми примечательными были его глаза, горящие странным огнем и широкие густые брови. Он легко мог ссудить какую-угодно сумму любому человеку на достаточно большой срок, но проценты исчислялись им таким чудны?м образом, что в итоге превращались в невероятную сумму. А сами заемщики весьма скверно заканчивали свою жизнь при странных обстоятельствах.

Отец рассказчика тоже был талантливым художником-самоучкой и однажды к нему пришел этот страшный ростовщик, которого сторонился весь город, с просьбой написать его потрет, но так, чтобы на холсте он был как живой. И началась работа, но продвигалась она мучительно и медленно, а вскоре отец рассказчика и вовсе понял, что не в состоянии более заниматься портретом, успев только выразительно передать глаза ростовщика на холст. Слова последнего о том, что будучи запечатленным на картине, он никогда не умрет и сделается бессмертным, сильно напугали художника, а сам ростовщик вскоре умер. От полотна исходила столь сильная отрицательная энергия, что она губила все хорошие помыслы и чувства. Старый художник собирался ее изрезать и сжечь, но ему помешал это сделать друг, забравший картину себе. Но ненадолго – он отдал ее своему племяннику, а тот потом ее кому-то продал – никто не мог выдержать у себя долго это творение. Гнетущее чувство вины за создание этого страшного портрета сподвигло художника на постриг в монахи, а потом и одинокую аскетичную жизнь в пустыне, неустанно молясь. Венцом этого стала прекрасная картина Рождества Христова, признанная шедевром живописи.

Во время встречи с сыном (рассказчиком истории) отец благословляет его и просит при случае уничтожить тот портрет, если когда-нибудь его увидит. Через пятнадцать лет сын находит страшное полотно, но пока он рассказывал эту историю, картину успели украсть.

Шинель

Акакий Акакиевич Башмачкин служит титулярным советником в одном департаменте. С виду он неказист: низок ростом, чуть-чуть рябоват, чуть-чуть рыжеват, подслеповат и с небольшой лысиной на лбу. Сослуживцы его не уважают, а молодежь над ним потешается, придумывая разные издевки. Даже начальство с ним никак не считается. Как давно он служит в департаменте и когда туда поступил никто наверное сказать не мог. Думали, что он родился уже полностью готовым к канцелярской службе и со своей лысиной на лбу.

Он очень любит свою работу – переписывание различных документов. Настолько, что даже приходя домой, наскоро хлебает щи, есть говядину с луком и мухами и всем, что попадется, не разбирая вкуса их и принимается за переписывание бумаг, которые принес со службы. Его совершенно не интересует что происходит на улице, он полностью погружен в свои мысли о ровных красивых буквах и вполне доволен своей жизнью. Не смущают его и всякие мелкие оказии вроде прицепившейся ниточки или кусочка сена к его вицмундиру, или выброшенной арбузной корки, упавшей аккурат на его шляпу.

Невозможно игнорировать только петербургский мороз, от которого страдают многие мелкие канцелярские чиновники. Вот и Акакий Акакиевич стал замечать, что несколько подмерзает в спину и плечи. Произведенная дома ревизия шинеля, который, впрочем, его сослуживцы часто называли капотом за странный мешковатый вид с тонким воротником, выявила, что ткань как раз на спине и плечах истерлась до такой степени, что стала больше напоминать дырки. Было решено снести ее портному Петровичу для починки. Но последний внимательно рассмотрев старый капот и изрядно нанюхавшись табаку из коробочки с каким-то генералом, заклеенным квадратной бумажкой, сказал, что починка невозможна, а новая шинель обойдется Башмачкину в сто пятьдесят рублей.

Расстроенный титулярный советник решает, что Петрович сейчас трезв, а потому несговорчив. Если заглянуть к нему в субботу, когда тот будет пьян, то договориться о починке капота будет проще. Однако и в субботу пьяный Петрович наотрез отказывается чинить старую шинель и предлагает шить новую. Башмачников опечален нехваткой денег, ведь все будущее жалованье уже распланировано и распределено и позволить себе новые траты он не может. Вспомнилась ему его копилка, куда он от каждого рубля откладывал грош, а потом заменял на мелкое серебро и где за долгие годы накопилось сорок рублей. Но и этого не хватит на новую шинель. Тогда он начал экономить, отказывая себе во всем: почти на цыпочках ходил по булыжной мостовой, чтобы сберечь ботинки, не ужинал, не зажигал вечером свечу, а пользоваться хозяйской. Но все тяготы ему помогала перенести мысль о новой шинели.

Постепенно, принятое решение совершенно преобразило его: он стал более уверен в себе, исчезла его привычная нерешительность, поступки стали тверже. Он, даже, как-будто женился, но его спутницей стала не приятная подруга, а шинель. А однажды и вовсе чуть не совершил ошибку, переписывая документ, поскольку мысли его витали вокруг идеи положить куницу на воротник. Наконец, сумма в восемьдесят рублей, которая требовалась для шинели была собрана. Было куплено самое лучшее сукно, самая прочная подкладка. На куницу денег не хватило, но хватило на кошку, которая издали смотрелась не хуже. За две недели Петрович сшил новую добротную шинель, взяв за работу всего двенадцать рублей и сам был ей очень доволен.

К Акакию Акакиевичу вожделенная шинель была принесена утром перед тем, как идти в департамент, искусно накинута на плечи и подтянута сзади и по бокам. Она оказалась как раз впору и была превосходного качества. Довольный и счастливый Акакий Акакиевич даже не заметил дороги на службу, беспрестанно улыбаясь. Сослуживцы принялись его поздравлять с обновкой и сказали, что по этому поводу следует устроить вечер. Поскольку сам Башмачкин краснея пытался отказаться, другой чиновник предложил собраться у него дома, заодно, отметить его именины. Жил этот чиновник очень далеко, на другом конце города, а посиделки затянулись далеко за полночь. И когда титулярный советник возвращался домой произошло страшное: на пустынной площади на него напали и отобрали шинель. Не помня себя от горя, прибежал он домой, где ему посоветовали идти назавтра к частному, чтобы он помог поймать вора.

Но частный не захотел ему ничем помочь, а «значительное лицо» и вовсе накричало, отругало и отправило восвояси. На службе по-прежнему смеялись над его старым капотом, который истерся окончательно, хотя некоторые предложили сложиться деньгами, но сумма была слишком мала. Возвращаясь от генерала, обругавшего его, был он так расстроен, что не замечал ни ветра, ни вьюги, сбивался с пути, широко раскрывая рот. Его хорошенько продуло и на следующее утро обнаружилась сильная горячка. Приглашенный доктор прописал ему припарки, но хозяйке сказал, что долго пациент не протянет, посоветовав заказать сосновый гроб, так как дубовый будет для него слишком дорог. Вскоре Башмачкин Акакий Акакиевич действительно умер и его похоронили.

Но вот дела, что творится на свете! По Петербургу пронеслась молва о том, что около Калинкина моста стал появляться мертвец в поисках своей шинели и сдирать со всех без разбору шубы: с лисами, с бобрами на воротниках, просто ватные. Причем, не было спасу никаким чиновникам: ни мелким, ни крупным, ни, даже, тайным советникам. Один из чиновников из департамента сам лично видел этого мертвеца и сразу признал в нем покойного Акакия Акакиевича и это вселило в его душу такой ужас, что он удирал от него, не разбирая дороги. Между тем, «значительному лицу» сделалось совестно за то, что он накричал на Башмачкина, а узнав, что последний умер, так и вовсе расстроился. Поправить свое душевное состояние он решил в приятной компании приятелей, а после отправиться к Каролине Ивановне – приятельнице его, помимо законной супруги. И все бы ничего, но по дороге к ней, сидя в санях, вдруг почувствовал, как кто-то крепко схватил его за воротник. В наглеце генерал узнал Акакия Акакиевича и страх овладел им совершенно. А мертвец укорил его за то, что раз тот не помог найти его шинель, так пускай теперь отдает свою. Скинул он сам с плеч шинель и приказал кучеру скорее везти его домой, а не к Каролине Ивановне. Это событие произвело на него впечатление чрезвычайное. С тех пор приучился он сначала выслушивать человека, что ему надобно, а уж потом ругать его. А Башмачкин, видимо, удовлетворился полностью генеральской шинелью, поскольку больше его приведение на наводило ужас на Петербург.

Невский проспект

Невский проспект – центральное место в северной столице. Он поражает своей красотой, великолепием, чисто выметенными улицами. Само нахождение там вселяет радость и беззаботность. Ни один живущий там человек никогда не променяет эту улицу ни на какую другую в Петербурге. Там всегда многолюдно: от всякого ранга чиновников до бравых солдат, гремящих шпагой или прекрасных воздушных молоденьких дам. Одни степенно прохаживаются, совершая променад, другие – спешат куда-то по делам. Во всем городе не сыщется места лучшего для того, чтобы узнать все новости и сплетни, там же наверняка можно встретить всех знакомых или приятелей, с которыми давно не виделся.

Сколько событий и перемен совершается на Невском проспекте в течение одного только дня! Ранним утром, когда весь Петербург наполнен запахом свежеиспеченного хлеба, и старушками в древних одеждах, устремляющимися в церкви – проспект пустынен. Богатые содержатели магазинов еще спят или только-только пьют свой кофий, нищие собираются около кондитерских в надежде на объедки, русские мужики в своих сапогах, измазанных известью, торопятся на работу, изредка показывается какой-нибудь чиновник, спешащий в департамент. В это время решительно нельзя показываться там дамам, поскольку можно услышать столь крепкое выражение, какого и в театре не скажут. До двенадцати часов Невский проспект лишь средство, а не конечная цель.