Кукла

– Так…

Свою смерть Еремин почуял заранее, за два дня.

– В пятницу ночью за мной придут, – неожиданно твердо сообщил он Игорю. – В прошении отказано!

– Откуда вы знаете?

– Чувствую!

После этого к Сергею Сергеевичу вернулось утраченное мужество. Он шутил, рассказывал забавные истории, смеялся. Лаврентьеву казалось, что его слова о смерти тоже шутка, но в пятницу ночью за Ереминым действительно пришли. Спокойно, как будто его приглашали на обычную прогулку, Сергей Сергеевич поднялся с нар, надел калоши, заменявшие смертникам обувь.

– Прощай, парень, – тихо сказал он. – Дай тебе Бог…

Не давая закончить фразу, мордастые прапорщики из охраны заломили ему руки и грубо вытолкали наружу.

Тут Игорь взбесился.

– Суки, козлы, пидорасы, убийцы! – рычал он прямо в телекамеру и, не обращая внимания на боль, лупил кулаками в бронированную дверь. Затем замолчал, осознав вдруг, что лишь развлекает своих тюремщиков, лениво наблюдающих за экраном монитора.

– Сломался! – вяло констатировал один из них, тасуя на столе костяшки домино. – Давай, Петро, еще партеечку!

Однако прапорщик ошибался. Лаврентьев не сломался, а, напротив, переполнился ледяной ненавистью, которая с каждым днем росла, вытесняя терзающий душу страх смерти…

Тяжело вздохнув, Игорь поднялся с холодного пола и, усевшись на нары, закурил сигарету. Сперва этот странный сон, затем воспоминания… Конечно, все можно списать на расшатанные нервы: недавно пришел отказ от кассации, а подавать прошение о помиловании он не стал, не хотел унижаться перед палачами. Значит, со дня на день за ним придут, чтобы, вывернув руки, потащить к последней черте, загнать пулю в затылок.

Однако Игорь почему-то знал – сегодняшний сон неспроста. Ему хотели что-то объяснить, предоставили выбор.

Но какой у смертника может быть выбор?!

Глава 4

Анатолий Сергеевич Блинов вернулся с работы около десяти часов вечера.

– Тс-с! – открыв ему дверь, прижала палец к губам жена. – Машенька спит!

Сняв обувь, полковник на цыпочках, стараясь не произвести ни звука, прокрался в детскую. Громадное, налитое силой тело Блинова двигалось абсолютно бесшумно – сказывалась многолетняя выучка профессионального диверсанта.

Девочка спала, широко раскинув ручки и улыбаясь во сне. Золотистые локоны раскинулись по подушке, вздернутый носик забавно посапывал.

Некоторое время Сергеич умиленно рассматривал дочку, затем, вспомнив о подарке Артемьева, вынул из кармана игрушечного медвежонка и осторожно положил рядом с Машенькой. То-то будет радости, когда ребенок проснется! Может, он постоял бы еще, но заглянувшая в комнату Вера шепотом позвала ужинать. Кухня в квартире Блиновых была маленькая, аккуратная: сияющая чистотой посуда, развешанные по стенам вышитые полотенца, небольшой, покрытый пластиком столик, кружевные занавески, уютно бурчащий холодильник в углу. Опустившись на табуретку, Блинов с наслаждением принялся за ужин: аппетитный бифштекс с жареным картофелем, ломтиками свежих помидоров, зеленым горошком.

Утолив голод, он удовлетворенно облокотился о стену, медленно потягивая ароматный индийский чай. За окном бушевала осенняя непогода. Струи дождя хлестали по стеклу, злобно подвывал ветер, гонявший скуки ради пожухлые, опавшие листья. Если на пути ветра вдруг попадался припозднившийся прохожий – в завывании появлялись торжествующие нотки. «Сейчас грязью оболью, сыростью до костей пропитаю, простудой награжу», – казалось, говорил он.

Полковник не обращал внимания на разошедшуюся стихию. Анатолий Сергеевич сидел дома, в тепле и уюте, и мокрый ветер не мог до него добраться.

Вера собрала со стола грязную посуду. Двигалась она сноровисто, грациозно, несмотря на заметно округлившийся живот. Она не приставала к мужу с вопросами, дурацкими бабьими сплетнями, знала его молчаливый, нелюдимый характер. В первые годы супружества это Веру угнетало, затем притерпелась. Хочет молчать, пусть молчит, а то еще неприятностей не оберешься! Правда, Анатолий никогда ее не бил, ну, отвесил как-то пару легких пощечин, но это не в счет, особенно если вспомнить, как покойный папаша лупцевал свою законную супругу. Женщина боялась не этого. Однажды, когда она имела глупость разозлить мужа, он пронизал ее таким бешеным, дьявольским взглядом, что… Эх, лучше не вспоминать! Язык, в конце концов, можно вдоволь почесать за день с соседками, а если продолжает зудеть вечером, то телефон к ее услугам.

Допив чай, Блинов поднялся из-за стола, скупо буркнул: «Спасибо», неторопливо прошел к себе в комнату и вольготно развалился на жалобно скрипнувшем диване. Небольшой торшер в розовом абажуре (яркий верхний свет полковник не любил) отбрасывал на стены и потолок причудливые блики. В комнате было тихо, лишь издалека, приглушенный плотно закрытой толстой дверью, доносился невнятный голос жены, которая в настоящий момент усердно перемывала по телефону с одной из своих подруг кости общих знакомых. «Что ж, день прошел совсем неплохо, – устало размышлял Сергеич. – Ларин оказался нормальным парнем, перешагнул барьер». Полковник знал, как тяжело порой это сделать, сам когда-то был таким же мальчишкой. Ему припомнилась молодость, инструктор Федосеев, первая «кукла», хрипящая в агонии, свои собственные ужас, отчаяние. Блинов мысленно усмехнулся. Каким желторотым сопляком он был тогда! Помнится, несколько раз просыпался по ночам. Ему мерещилась «кукла», которая то высовывалась из шкафа, то нависала над кроватью. Иногда вместо нее появлялась отвратительная рогатая морда, злобно скалившаяся и манившая к себе когтистым пальцем. Хватило ума пожаловаться инструктору. Федосеев зло высмеял молодого курсанта, но не отчислил, а предоставил вторую «куклу», потом третью… Тогда их было в избытке, не то что сейчас! После третьего раза Блинов успокоился, восстановилось душевное равновесие, вернулся нормальный сон, хороший аппетит.

Во время боевых операций за границей Анатолий не испытывал никаких моральных терзаний, делал свою работу хладнокровно, умело. Поэтому был на хорошем счету, получал награды, очередные звания. Сейчас назначили инструктором в особый лагерь спецназа. Должность непыльная, платят нормально, квартиру вот превосходную дали. Недавно начальник, собирающийся на повышение, намекнул Блинову, что именно его видит кандидатом на освободившееся место. Хорошо бы! Полковнику до смерти надоело дрессировать курсантов, тем паче в таких условиях. Как можно нормально работать, когда даже «кукол» не хватает?! Приходится носиться с каждым из этих ублюдков словно дураку с писаной торбой.

Блинов с сожалением вспомнил об убитом сегодня экземпляре. С сожалением не потому, что загубил человека, он даже не знал его имени, а потому, что дефицит, как почти все в нынешние времена! Конечно, экземпляр был далеко не свежий, подпорченный изрядно, но еще недельку мог протянуть. Однако пришлось ликвидировать, ради курсанта Ларина. Из него получится прекрасный диверсант, только нужно вышибить интеллигентский душок. Сергеич ненавидел чистоплюев. Рассуждают там о высоких материях, а такие, как он, вынуждены за них в дерьме возиться. Нет уж, голубчик Андрюша (обладая великолепной памятью, полковник помнил всех своих подопечных по именам), нет, милый мой, ручки ты уже испачкал! Испачкаешь еще – совсем нашим станешь!

Удовлетворенно улыбнувшись собственным мыслям, Блинов сладко потянулся и включил телевизор. Экран заполнило бровастое лицо вождя. Тот что-то глухо картавил, не отрываясь от шпаргалки. Вставать снова, чтобы переключить программу, полковнику было лень. Поэтому он принялся терпеливо ждать, когда Леонид Ильич выскажется, авось потом покажут что-нибудь занятное, музыкальную программу, допустим. Вождь, однако, закругляться не спешил, продолжая с завидным упорством бубнить о достижениях социалистической экономики и гнусных происках империалистов.

Убаюканный монотонным бормотанием, Блинов задремал, сказалась накопленная за день усталость. Неожиданно, впервые за много лет, ему приснился сон. Обычно Сергеич снов не видел: укладываясь спать, проваливался в темноту, откуда выныривал утром под надрывный визг будильника.

Сейчас же он оказался в просторной, грязной комнате, точнее, в клетке. Рядом находились какие-то немытые личности, в лохмотьях которых смутно угадывались одежды и мундиры различных эпох. С озверелым видом личности дрались вокруг миски с объедками. Рядом сновали здоровенные черные крысы, норовя выхватить кусочек. С ними оборванцы дрались тоже. Опустив глаза, Блинов понял, что и сам выглядит не лучшим образом: полковничий мундир превратился в отвратительную рвань. Боевые награды крепились почему-то на заднице, руки покрывали бурые пятна засохшей крови. Возмущенный столь дерзким, кощунственным нарушением устава, полковник попытался перевесить ордена туда, где им полагалось находиться, но не тут-то было. Они намертво приросли к штанам. Послышался издевательский хохот. Перед Сергеичем, прямо из пустоты, материализовался некий подозрительный тип в черной одежде и с серым лицом. Под густой шевелюрой угадывались маленькие рожки.

– Что же ты стоишь, Толик, – ухмыльнулся тип, тряся козлиной бородкой. – Ведь ты тоже хочешь кушать!

Внезапно Блинов ощутил страшный голод, который вытягивал, разрывал на части внутренности.

– К мисочке пробиться трудно, конкурентов много! – продолжал черный тип. – Ладно, я тебя сам покормлю!

В руках у него появился здоровенный кусок сырого мяса, как смутно осознавал полковник – человечьего.

– Ты любишь его, Толик, всю жизнь им питаешься!

Вместо ответа полковник попытался ухватить добычу, но черный ловко отдернул руку, и зубы лязгнули вхолостую.

– Ма-ла-дец! – похвалил тип. – Хороший песик, служебный! Ну-ка, гавкни!

Голод мучил все сильнее, и полковник послушно залаял, надо сказать, с большим профессионализмом!

– Отлично, отлично! – подпрыгивал черный в восхищении, но мяса не давал.

Поняв, что над ним издеваются, Блинов опустился на четвереньки и горестно завыл, затем затрясся в припадке…

– Толя, ты с ума сошел, ребенка разбудишь!

Открыв глаза, Сергеич увидел рядом с диваном перепуганную жену, которая трясла его за плечо.

– Чего тебе? – хрипло, еще не придя в себя, спросил он.

– Ты кричал, вернее, выл, как… – Вера хотела сказать «как бешеная собака», но не решилась. – Что случилось?

– Ничего особенного, сон дурацкий приснился, – немного очухавшись, ответил полковник. – Иди лучше, посмотри за Машенькой!

Когда жена вышла, он некоторое время сидел на диване, прислушиваясь к гулким, неровным ударам своего сердца. Затем решительно подошел к бару и достал бутылку коньяка, хранившуюся там на случай прихода гостей. Открыв зубами пробку, Блинов принялся жадно пить прямо из горлышка. Бутылка быстро опустела, а ее содержимое приятно воспламенилось в желудке. Нервы успокоились, недавний сон начал казаться абсолютной чепухой.

Слегка охмелевший Сергеич громко рассмеялся. И привидится же всякая ерунда! Прямо мистика какая-то! Нет ни Бога, ни чертей – так его всю жизнь учили. Просто психика устала, в отпуск пора, на юг или в Прибалтику.

Полковник снова улегся на диван и крепко заснул – на этот раз как обычно, без сновидений.

Глава 5

Проснувшись рано утром, полковник Артемьев сразу почувствовал себя не в своей тарелке. Мучительно ныла голова, ватное тело плохо слушалось хозяина, жизнь казалась бессмысленной и отвратительной. Дело объяснялось просто – жуткий похмельный синдром. Когда-то в молодости было просто: вечером напился, потом как следует проспался, и все чудесно. Артемьев тогда не понимал людей, мечтающих опохмелиться. Сейчас, в сорок два года, понимал прекрасно. Сказывалась бурно проведенная жизнь: нервная, выматывающая работа, в перерывах избыток женщин, спиртного. Отдыхать по-другому Петр не умел. Нервотрепка, козни подчиненных, придирки начальства, затем дикий разгул и снова нервотрепка. Так без конца. Теперь проспаться, даже в выходные дни, не удавалось. Похмелье будило спозаранку, в пять-шесть утра. Душа, точнее, сидевший рядом с ней бес пьянства настырно требовал «лекарства». Попробуй откажи ему, гаду, совсем замучает! Хорошо, если пил что-нибудь одно да нормально закусывал. Тогда еще туда-сюда. Но такое случалось редко. «Заведясь», Артемьев хлебал все что ни попадя, голова у него была крепкая, а желудок вместительный. Вот и вчера после выпитого с Сергеичем коньяка Петр завелся. Когда рабочий день закончился, он прямиком двинулся к дяде Коле, брату покойного отца, его товарищу по оружию. Братья Артемьевы (старшие) служили когда-то вместе в контрразведке «Смерш», в разных частях, правда. Ленку с собой звать не стал: баба хороша в постели, но не при мужском разговоре. Трахнул, и ладно. К тому же полковник хотел поплакаться в жилетку последнему оставшемуся в живых родственнику, облегчить душу. Пустоголовая шлюха тут ни к чему!