Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга первая

– «Альфа», говоришь. – Я быстро прокрутил в памяти названия злачных заведений города. – Да, есть такой. Расположен на Ленинградском шоссе, если не ошибаюсь. Правда, на вывеске у них значится «Альфа-К…». И открывается он в 21.00. А тут написано в 9 часов.

– Дим, ну не придирайся ты к мелочам, – с укоризной вздохнул Сибирцев. – Подумаешь, три точки мужик забыл поставить! А 21.00 – это и есть 9! Девять часов вечера! Ты лучше осмысли главное – знаешь, кому принадлежит клуб?

Я наморщил лоб, пытаясь припомнить:

– Какому-то армянину?

– Армянин в прошлом, – покачал головой Костя. – В январе клуб сменил хозяина. Отныне им владеет некий господин Лисянский, «частный предприниматель», в недавнем прошлом широко известный криминальный авторитет Могила.

– Батюшки святы! – ахнул я. – Неужто тот самый урод?!

– Ага, он, – утвердительно кивнул Сибирцев.

– Ну-у-у, тогда да… Тогда конечно, – протянул я, – сомневаться больше не приходится…

Криминальный авторитет Могила был хорошо известен своей патологической жестокостью, неразборчивостью в средствах и какой-то невероятной непотопляемостью. За все время его преступной карьеры Лисянского ни разу не привлекли к уголовной ответственности. Хотя, по самым скромным подсчетам, за ним числилось не менее трех десятков трупов. (Большей частью зверски изуродованных.) В Н-ске едва ли не в открытую говорили, что Могила промышляет вымогательством, похищением людей с целью выкупа, шантажом, работорговлей и даже заказными убийствами. Тем не менее жил себе злодей да в ус не дул! Справедливости ради следует отметить – на Лисянского заводили пять или шесть уголовных дел, однако до суда ни одно не дошло. Либо свидетели бесследно исчезнут (в лучшем случае откажутся от прежних показаний), либо вещдоки мистическим образом дематериализуются, либо состав преступления рассосется сам собой и т. д. и т. п. То ли этому мерзавцу сам черт помогал, то ли Могила имел бо-ольшую волосатую лапу в «органах», то ли он был подлинным мастером по даче взяток. А скорее – и то, и другое, и третье, вместе взятые. В 2000-м, как и большинство подобных типов, Лисянский легализовался, стал «хозяйствующим субъектом». Но привычек молодости, надо думать, не оставил…

Да-а-а! Такой субъект как нельзя лучше подходит на роль профессора Мариарти 21-го столетия!..

– Сегодня же навестим голубчика и конкретно возьмем за задницу, – заявил я. – Другие предложения есть?

– Никак нет! – шутовски отчеканил Костя. – Голосую «за» обеими руками. Но до вечера у нас уйма времени. Чем займемся?

– Вдова Малышева, – напомнил я. – Шеф велел с ней пообщаться. Жалко, конечно, беспокоить несчастную, убитую горем женщину, но… приказ есть приказ. Будь он неладен!..

* * *

Покойный майор Малышев проживал при жизни в южной части города, на улице Пацаева, в белой кирпичной пятиэтажке. В квадратном, покрытом молодой травкой дворе играли в мяч ребятишки, судачили на лавочках старушки и мирно ворковали голуби. Правда, сию идиллию изрядно портили две опухшие растрепанные бабы (лет тридцати-пятидесяти), распивавшие в детской песочнице бутылку водки и закусывающие какой-то гадостью. В перерывах между глотками они активно общались, поминая нехорошими словами «мужей-козлов» и умильно величая друг дружку Танек и Лизок. Брезгливо обогнув представительниц «прекрасного пола» на отдыхе, мы подошли к подъезду номер четыре (домофона на двери не было), поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру № 52. Нам открыла молодая высокая женщина с роскошной фигурой и пышными каштановыми волосами, облаченная в черный шелковый халатик.

– Мы из прокуратуры, – вежливо представился Сибирцев.

– Да, да, пожалуйста, – даже не спросив удостоверений, тихо сказала она и устало прошла в небольшую уютную гостиную. Первое, что бросилось нам в глаза – две цветные фотографии в траурных рамках: мужа в свадебном костюме и семилетней дочки – смеющейся, с розовыми бантами в волосах. Перехватив наши взгляды, женщина громко всхлипнула, достала из кармана тюбик «Фенозепама» и высыпала на ладонь две крупные таблетки по 2,5 мг каждая.

Я поспешно схватил со стола графин с водой и наполнил стакан.

– Спасибо, – прошептала Малышева, запивая транквилизатор. Зубы ее лязгали о стекло. Рука сильно дрожала.

– Присядьте, пожалуйста, – засуетился Костя, за локоть подводя вдову к креслу. – Не беспокойтесь, мы не отнимем у Вас много времени.

– Я слушаю. – Голос Анны Викторовны звучал ровно, безжизненно. Но в красивых с поволокой глазах отражалась такая душевная мука, что становилось не по себе. Мы начали осторожно задавать вопросы. Женщина отвечала с готовностью, не задумываясь, однако чувствовалось, что каждое слово дается ей с огромной болью…

Да, муж говорил о каком-то успехе в работе над последним делом. Каким именно? Она не вслушивалась, была поглощена домашними заботами. Нет, о ночном клубе «Альфа-К…» он вроде не упоминал. А может, просто пропустила мимо ушей? Ни Могила, ни Лисянский ей не знакомы. А вот об Окуне она однажды слышала от Саши. Это, наверное, бандит?.. Нет, никого конкретно она не подозревает. Правда, в тот самый день, когда она спускалась по лестнице, у окна спиной к ней стоял мужчина с незажженной сигаретой в руке. Описать? Ну-у, плотный такой, широкоплечий, светлые волосы, подстриженные «ежиком». Одет в обтягивающую, черную водолазку и джинсы. Оружие? Нет, точно не было!.. К тому же, если он убийца… то оружие… – Малышева зарыдала навзрыд.

Вспомнив об обстоятельствах гибели ее близких, мы невольно поежились, рассыпались в извинениях и на цыпочках покинули квартиру.

– А ведь, похоже, она видела убийцу, – шепнул мне на лестнице Сибирцев. – Вот посмотри – он ждал на лестнице, а когда Малышева ушла отдавать долг, оставив дверь незапертой, воспользовался этим и…

– А чего, собственно, он ждал? – перебил я. – У моря погоды?! Он же не мог знать, что жена майора отправится в соседний подъезд и, главное, КОГДА отправится! А уж на незапертую дверь он тем более не мог рассчитывать.

– Ты подозреваешь вдову в соучастии?! – удивленно глянул на меня Костя.

– Да нет, конечно, – вздохнул я. – Она по-настоящему раздавлена горем. ТАК притворяться невозможно! Но в то же время что-то мне здесь не дает покоя. Вот только не пойму ЧТО!

– Ты просто не с той ноги встал, – покачал головой Сибирцев, – вредничаешь по любому поводу. Абсолютно все подвергаешь сомнению.

– Возможно, – не стал спорить я.

– А насчет таинственного мужика… Гм!!! Ты часом не забыл, какой везунчик наш Могила?! К тому же мы не знаем многих обстоятельств, которые наверняка прояснили бы ситуацию!

– Согласен, – кивнул я. – С утра мне действительно как-то не того…

При выходе из подъезда нас с ходу оглушил яростный пронзительный полувизг-полурык. Танек таскала Лизка за волосы и с ненавистью пинала ногами. Та тоже в долгу не оставалась. Рядом валялась недопитая (грамм пятьдесят на донышке) бутылка с завинченной пробкой, очевидно, и ставшая причиной конфликта. В процессе схватки подруги грязно матерились и награждали друг дружку красочными прозвищами, самым приличным из которых было «зассыха блевотная».

Сибирцева передернуло.

– И это женщины? – с горечью сказал он. – Чьи-то матери, чьи-то жены… О Господи!!! Куда мир катится?!!…

Глава II

Ночной клуб «Альфа-К…» располагался в доме № 53 по Ленинградскому шоссе и даже внешне напоминал притон довольно низкого пошиба: облупившаяся краска на стенах, замызганные фонари, покрытая грязными разводами вывеска. Чистоту тут явно не уважали. И публика в клубе собиралась соответствующая. В этом мы убедились, когда отпустили таксиста и, заплатив за вход, проникли в главный зал. Спертый дымный воздух, замызганные скатерти, грязный пол, вульгарно накрашенные шлюхи…

С кухни доносились не слишком приятные запахи прогорклого жира и подгоревшего мяса. А мужчины делились на три категории: плохо выбритые любители «зеленого змия», бледные испитые типы с лихорадочными глазами (очевидно, наркоманы) и надменные, прилично одетые уголовники. Надо думать – здешняя элита.

Судя по всему, метр (с физиономией Квазимодо) отнес нас с Костей к третьей категории, изобразил на страхолюдной роже подобие улыбки и подвел к отдельному, двухместному столику с относительно чистой скатертью. Повинуясь его знаку, к нам приблизился пожилой официант с помятым лицом.

– Кайф? Бухло? Девочек? – лаконично осведомился он.

– Ведро чифиря и двух пидорасов, – вспомнив анекдот про зэка в ресторане, проворчал я.

– Ага, шутка! – поразмыслив секунд тридцать, догадался халдей.

– Правильно. Сообразительный ты наш, – усмехнулся я. – А пожрать у вас тут разве не полагается?

– Что?

– Ну, типа, закусить.

– Значит, бухло, – подытожил он. – Чего предпочитаете: пиво, водку, вино, коньяк, шампанское?

– Давай водку, только не паленую. И зажевать – мяса там, салата. Короче, сам сообрази, – распорядился Костя.

– Заказ будет готов минут через десять. А вы пока покурите, посмотрите эстрадную программу, – не спеша удаляясь, посоветовал официант. Эстрадная программа представляла собой волосатого расхристанного мужика, испещренного наколками. Остервенело бренча на гитаре, он сиплым голосом распевал похабные частушки. А вокруг него приплясывали не в такт пять голых девиц не первой свежести.

– Перекур, – по прошествии пятнадцати минут объявил он, отложил гитару и, не тронувшись с места, запыхтел «косяком» с анашой. Девицы перемигнулись, спрыгнули со сцены и куда-то удалились.

– Ужин наш запаздывает, – констатировал я. – Зато специализация клуба понятна – проституция и открытое распространение наркотиков… Странно! Обычно тайные организации убийц стараются не дразнить понапрасну «органы». Насколько мне известно по опыту – все они внешне на редкость респектабельны.

– В любом правиле бывают исключения, – философски заметил Сибирцев. – Вспомни репутацию Могилы! Что он мокрушник – однозначно. А наглости господину Лисянскому не занимать. Везучести тоже.