***
После саможалений проснулся организм. Это принесло облегчение, т. к. отодвинуло остальные мысли на задний план. Я безумно захотел есть. Лёжа в морге, окружённый трупами, я захотел есть.
– Эй!
Тишина. Никого нет. Возможно, меня никто не слышит. Возможно, сегодня выходной и дежурная сестра смотрит сериал, в котором брат сестры мужа тёти находит на своей заднице родинку в виде тюленя, едущего на гусе в Данию, что доказывает какие-то потрясающие вещи.
– Эээээээээй!!!!!
Я крикнул и решил не дожидаться чуда, а самостоятельно встать, покинуть это мрачное помещение и дальше – по обстоятельствам. Пока я вставал с кровати-каталки, послышались шаги. Отлично. Потому что я совершенно не знаю, как отключить от себя все эти провода. Я, конечно, видел в кино, как персонажи просто отрывают их от себя, но, чёрт возьми, эти провода воткнуты в моё тело иглами. Здоровыми, сука, толстыми иглами.
Заходит сестричка. Не моя сестричка, медицинская сестричка. Хотя у меня вообще-то есть сестра. Но сейчас не о ней. Маленькая, хрупенькая медсестричка в коротеньком белоснежном халатике, отлично обтягивающем маленькую круглую задницу и небольшие же титюшки. Вдуть захотелось мгновенно. Обычно самки в больничных халатах меня не возбуждают, потому что ассоциируются с лечением, а значит, с болезнями. Но у этой как-то всё ладно сложено, аккуратно. Или давно не трахался?
– Что вы делаете? Немедленно ложитесь. Вам нельзя вставать.
Похоже, я не в её вкусе. Или холодно?
– Я очень голоден, – говорю, стараясь держаться непринуждённо и бодро, как будто полон сил. Потому что, хуй его знает, может, получится вдуть. А какая девушка захочет, чтобы ей вдувал полутруп?
– Ложитесь, всё будет, – говорит она, протягивает руку к моему паху и… Вытаскивает из члена длиннющую трубку толщиной в мизинец!
Твою же мать! Какого хрена в моём члене торчала эта срань? И почему она такая здоровая? И почему она вросла? Блять, как же неприятно!
Я несколько вскрикнул, желание вдувать пропало, а сестричка повезла меня прочь из этого сраного, трупного места.
***
Меня везут по длинному коридору, перед глазами плывут длинные белые лампы, периодически коридор заканчивается поворотом, и начинается новый коридор. Мимо меня проходят люди в белых халатах, я слышу обрывки разговоров между врачами, между пациентами, фразы, произносимые пациентами врачам. Например, о том, что горячее молоко лучше на обед, а кефир на завтрак.
Невозмутимый санитар, сменивший медсестричку в коротком халатике сразу на выходе из морга, катит меня всё дальше и дальше в неизвестном мне направлении. А тем временем в моей памяти всплывают новые сцены из моей прежней жизни:
…
Драка. Между мной и какими-то парнями. Их много. Крики. В моё прекрасное лицо летит острое, блестящее лезвие ножа. Вот-вот оно воткнётся мне в переносицу. Время замедляется, я смотрю на это лезвие и каким-то машинальным чудом перехватываю бьющую руку.
…
Короткий, яркий, запомненный в деталях эпизод с лезвием. Он отпечатался в памяти, как оттиск фамильной печати на мягком сургуче.
…
Удар под колени сзади, словно кто-то всем телом прыгнул на ноги. Я падаю на спину.
Я на спине, в меня летят удары. Ногами и руками, как из пулемёта. Не успевает долететь один, уже летит другой. Боли нет. Только злость, адреналин и ненависть. И дикое желание сохранить нос. Я закрываю его руками, тело остаётся беззащитным.
…
Мой нос, который очень мне нравится, который пережил массу неприятных приключений и сохранил правильную форму. Руками хирургов, конечно. Когда мне ставили его на место в последний раз, я попросил врачей сделать его неломаемым. Люблю свой нос и ненавижу каждого пидараса, который пытается ему навредить. Поэтому нос – единственное, что я закрываю.
…
Острый, злой, наглый нож входит в грудь слева. За доли секунды медленно и уверенно он проникает в моё тело, прокалывая сердце сантиметр за сантиметром. Как в тёплое масло, как само собой разумеющееся. Как нечто простое и обыденное. Как будто так и должно быть. Тут-то всё и остановилось. Чем глубже проникает нож, тем меньше остаётся надежды на жизнь. Он выдавливает её. Всё теряет смысл. Тело залито горячим, свет меркнет.
…
Ночь. Зима. Тишина. Обледенелые, чёрные ветки деревьев. Я лежу на белом снегу в луже собственной крови. На лицо мне падают снежинки, жизнь, пульсируя по инерции, выходит из тела. Идеальная смерть.
Но меня поднимают, остатками сил я говорю:
– Меня пырнули…
И выключаюсь.
…
Отлично запомнил эту фразу. Странно, я никогда не использовал слова «пырнуть». Никогда. Но вот когда это произошло, я использовал именно это слово.
Каталку завезли в лифт. Поехали. Специальный грузовой больничный лифт. Едешь в нём и ощущаешь движение каждой шестерёнки, что приводят его в действие.
…
Машина. Переднее сиденье. Тело залито горячим. Из моей груди плотной струёй выливается кровь. Изображение расплывчато, и боль – дикая, нестерпимая. Бессвязная речь, туман, незнакомая девушка нежно и мягко успокаивает, ласково гладя меня по голове. Тьма.
…
Что за баба? Откуда взялась? Мы были с девчонками, но отправили их домой, когда всё началось.
Каталку завозят в палату. В палате сидят люди, угрюмо и молча разглядывая свои тапки. Тишина угнетает.
– С чем?
– Ножевые.
– Хуёво…
И снова тишина.
Базару ноль, не лучший расклад.
…
Меня выгружают из машины.
– На кой привезли этот труп? Выкиньте где-нибудь, – слышу я чей-то голос.
Это кто-то спрашивает у тех, кто меня привёз. Надеюсь, этого гандона как раз и выкинут где-то, когда он будет умирать.
…