Зрелость. Автобиография… почти. Книга пятая. Цикл «Додекаэдр. Серебряный аддон»

– Прощай, Ахагар! Ты признанный лидер своего народа! Пройди дарованный высшими силами путь и обретешь то, о чем и не мечтал.

Пророк поклонился и, развернувшись, стал удаляться, оставив гнома в растерянности.

– Постой, – крикнул тот, – ты разве не пойдешь со мной?

– Нет. Мой удел в другом.

– Скажи только последнее! Ты не гном, не человек, не вампир. Кто же ты? Неужели…

Не говоря больше ни слова, прорицатель скрылся в темноте пещеры. Ахагар долго вглядывался в пустоту, моля богов, чтобы тот вернулся, но этого так и не произошло.

В портал входили женщины, дети и незначительная часть воинов, те, кто сумел выжить в творящимся вокруг аду и дойти до спасительного места. Одни скрывались в нем, другие только подходили, а Ахагар все продолжал стоять, мысленно благодаря Криса и Пророка за подаренный шанс жить дальше.

Люди, отстаивающие свою свободу, с шага перешли на бег. Мечники, пикинеры, ополченцы, конница… Все они сорвались и устремились вперед, туда, откуда исходило истинное зло. Катапульты, взмахнув своими ковшами, сделали залп, посылая вдаль каменные снаряды, побывавшие до этого в руках алхимиков и травников. Немногочисленные перешедшие на их сторону маги сплели воедино свои нити магии в одной лишь попытке удержать пытающийся разорваться глушитель магии.

Собранная по четырем империям армия Глеба рвалась покончить с теми, кто нес черное знамя смерти и истреблял любого, не вставшего под их знамена. Маги верили в свою силу, но волшебников у людей оказалось достаточно, чтобы суметь удержать глушитель магии до того момента, когда скрестят свое оружие воины императора и наемники слуг хаоса. Валий не ожидал такой силы у тех, кого не брал в расчет, считая их пушечным мясом, не способным постоять за себя. Усилив губительный напор, он сумел взломать защиту магического купола, и тогда по рядам воинов Глеба пошла настоящая смерть. Десятками она выкашивала людей, превращая их тела в бесформенное окровавленное мясо. Волшебники империи захлебывались и уже не могли сконцентрировать свои силы в единый кулак. Черные Маги взламывали их защиту, разрывая на части самыми убийственными заклинаниями. Наемники Этилии и Альвеста столкнулись в кровавой мясорубке со всеми остальными воинами Большой Бабочки.

Маги наступали из-за пирамид по направлению к Ксельме и дальше к реке Господа. Их задачей было прижать всех оказывающих им сопротивление к воде и уж там раздавить как назойливых мух. Валий, глядя в магический шар, не видел ничего, что могло бы угрожать его армии, и поэтому действовал нагло и молниеносно, собираясь одним большим жестом смести всю защиту Глеба. Так и получилось. Неся громадные потери, люди стали отступать, теснимые магией и наемниками. Они двигались в сторону Поречья, но не показывали спин, спасаясь бегством, а действовали слаженно и умело. Магический купол и глушитель магии если не прикрывали постоянно имперцев, то возникали очень часто и в самый неподходящий момент для захватчиков. Волшебники Глеба отражали магию, часто сами становясь ее жертвами. Постепенно их защита редела, образовывая бреши для магов, и Валий, предвидя победу, бросил последние резервы наемников – конницу кочевников, которая должна была обойти войска императора, ударив по правому флангу близ Морозного Клыка, и легион ополчения, которому была поставлена задача теснить всех на левом фланге в стороне Ксельмы и Вековечного Леса.

Сотни магов щедро раздаривали свои убийственные заклинания, вызывая буран, стужу, град, огненные стены и шторм. Они продвигались вперед, увязая по колено в крови своих врагов. Валий уже грезил победой. Она явственно маячила на горизонте, но все же оказалась упущенной и безвозвратно потерянной.

Огромное число подгорных воинов, скрытых от посторонних глаз магической завесой, клином прошлись сквозь не ожидавших такого поворота всадников и добрались до первых рядов магов. Мало восприимчивые к волшебству, они рубили одетых в робы и мантии черных волшебников Валия. Отступление армии Глебы остановилось, и раскатистый рык трубы оповестил о начале атаки.

Не веря своим глазам, Черные Маги стали перестраиваться, смещаясь на правый фланг к Вековечной Долине, разворачивая всадников и бросая их в бой против практически прорвавшихся гномов. Валий был вне себя от бешенства. Чаша весов победы встала в нейтральное положение и тут…

Лавина эльфов, по большей части лучников, вырвалась из Вековечного Леса, в считанные мгновения истребив ополченцев, принялась методично расстреливать не пришедших в себя после атаки подгорных жителей магов. Наметился коренной перелом в ходе войны. Меньше половины магов осталось в строю. Защитные купола, магические завесы и глушители магии вновь опустились на воинов императора. Люди увидели слабость врага и теперь теснили его во всех направлениях. От Полесья до Морозного Клыка, от Поречья и практически до пирамид шла битва за господство в этом мире. Силы Валия истощались. Его черная злоба и мощь не могла справиться с объединенными усилиями трех рас. Он, кусая локти, отступил, потеряв две трети своих лучших воинов и наемников, оставив на поле боя всех всадников-кочевников и ополчение, так и не сумевшее вступить в бой. Эльфы и гномы сжимали тиски, и вскоре Валий попал в окружение так и не сумев воплотить в жизнь свой безумный план по захвату и господству над всей Большой Бабочкой.

Крис всадил клинок в горло одному из наемников и, развернувшись, снес пол головы другому. Бой шел по всей пещере сталактитов. Когда последние гномы скрылись в разрушенном проходе к Стоунхенджу, из противоположной стороны показались первые наемники и маги. Вампир, призвав на помощь свою силу, погрузил все пространство в непроглядный туман, а Пророк занялся возведением магических барьеров и защитных куполов.

То тут, то там раздавался предсмертный хрип воина Валия. Маги не могли сконцентрировать свои умения и направить их в нужное русло. Даровав гномам зрение в этом кисельном пространстве, прорицательница сделала их превосходными убийцами ничего не понимающих и озадаченных наемников и магов.

Однако не все были подвержены вампирьей дезориентации. Предводитель группы, посланной на уничтожение подгорных жителей, был старым и сильным магом. Стушевавшись только изначально, он продолжал корить себя, все ближе и ближе продвигаясь в сторону Стоунхенджа.

Крис вынырнул из темноты, намереваясь ударом сзади оборвать жизнь старого волшебника, но у того словно глаза были на затылке. Увидев опасность, он резко вскинул руку, а вторую сжал в кулак. Вампир зарычал, выронил клинок и схватился за горло обеими руками, пытаясь разомкнуть смертельную хватку, но на сей раз силы были явно не на его стороне. Хрипя и медленно опускаясь на колени, он стал заваливаться на бок, и его голова, отделившись от туловища, упала к ногам мага.

– Нет! – закричала эльфийка и раскинула руки в стороны.

Многовековой камень пришел в движение. Он стал крошиться и взрываться, разлетаясь в разные стороны, прошивая насквозь плоть любого. Висевший непроглядный туман стал медленно расползаться в стороны, обнажая воинов. Но им было уже не до войны. Сталактиты падали со свода пещер, разрывая любого зазевавшегося на их пути. Сталагмиты, словно наполненные алхимическими зельями, взрывались, калеча наемников, магов и самих гномов. Магия смерти не щадила никого. Достав из-под балахона ритуальный нож, девушка открыла им вены на своих руках и отдала всю свою жизнь уничтожающей злой магии.

Оглушительный рев и грохот прокатился по пещерам и туннелям подгорного королевства. Камень плавился, взрывался, рассыпался крошевом и разлетался острыми осколками, покрывая каждый ярд пространства. Магия крови достигла своего пика и, убив саму выпустившую подобную чудовищную силу, стала медленно затухать, превращаясь в ничто.

Когда серая пелена пыли осела, все было кончено. На ногах остались лишь Гарахор и два изрядно потрепанных гнома. Один из них волочил за собой перебитую ногу, другой прижимал к груди искалеченную руку. Поиски тела Криса отняли много времени, но и эта проблема оказалась решена.

– Пророчества исполнились, брат, – сказал Гарахор, – теперь мы позаботимся о твоем артефакте.

Он поднял у обезглавленного тела Сумеречный Крис и с изумлением смотрел, как некогда грозный меч медленно превращается в небольшой кинжал. После окончания изменения гном поклонился вампиру и произнес:

– Мы спрячем его глубоко в пещерах подгорного королевства в магическом сундуке, и только достойный сможет открыть его и взять клинок в руки. Гномы никогда не забудут твоей жертвы, брат!

Гарахор посмотрел на обрушившуюся стену, отделявшую их от соседней пещеры, закрывшийся радужный портал, превратившиеся в крошево гигантские камни-валуны, бывшие некогда Стоунхенджем, и удовлетворительно кивнул.

– Ахагар, да пребудет с вами сила и мудрость предков! Теперь действительно все!

Спрятав клинок за поясом, он с трудом стал пробираться через завалы в противоположную от портала сторону, ища выход из этого склепа погребенных под завалом людей, гномов, вампира и эльфийки.

Глеб самолично казнил большую часть погрязших в ереси, лжи, обмане и предательстве магов. Лишь небольшая их группа сумела вырваться из тисков окружения и рассыпаться по Большой Бабочке, стараясь ничем не выдать своего присутствия в этом мире.

Незначительная часть гномов, выжившая в схватке с всадниками, удалилась обратно к Великим Горам в надежде найти там уединенное пристанище.

Эльфы подались обратно в Вековечную Долину взращивать погубленные деревья, и больше про них никто ничего не слышал. Поговаривали, что они покинули Большую Бабочку, но это так и остались лишь слухами.

После долгого Совета Старейшин оставшихся магов решено было сослать на находящийся в Океании необитаемый материк – Размытый Архипелаг. Именно там, в заточении, суждено было провести всю оставшуюся жизнь тем, кто некогда хотел поработить все человечество. Его им дали в вечное пользование и установили магический купол, предназначенный для удержания любого находящегося там, обладающего даже незначительной крупицей магии. И все же существовал способ выбраться оттуда…

Однако в скором времени появился некий Оракул, который испугал мир новостью о том, что скоро случится возвращение магов и воцарении их порядка. Но до того момента они будут ждать исполнения пророчества и обрушения магических оков, установленных остатками перешедших на сторону Глеба волшебников.

Война Магов завершилась их полным поражением! Но долго ли продлится это затишье?

Время покажет…

* * *

Евграфий Порфирьевич сидел за своим столом в своем кабинете в психиатрической больнице. Перед ним стояли две опустевшие бутылки из-под коньяка. Усталыми, покрасневшими глазами он обвел комнату, остановив взгляд на двери черного хода, по которой накануне вечером, можно даже сказать, ночью, явился на работу. Исчерпав свой жизненно-ресурсный лимит, Евграфий понимал, что теперь не обойтись без внепланового отпуска. Он уже сейчас представлял, как отреагируют его коллеги на его недельную выходку и тот отдых, что он решил себе устроить.

Оставалось прочесть последние несколько листов, а потом следовало распрощаться с этими «записками сумасшедшего» и все-таки вернуть их. Вопрос только, кому? Следователю? Лизе? «Подставить практикантку и спихнуть всю вину на нее? Можно, но только для того, чтобы остаться чистеньким и выйти сухим из этой передряги».

Мужчина достал бутылку водки и, откупорив, налил в пластиковый стакан. «А, будь что будет. Есть у меня в запасе козырь – третий вариант, о котором никто даже и не подозревает. Именно он и спасет меня, подарит, наконец, спокойствие, долгожданный покой и безмятежность…»

«Переход от прозы к поэзии – один шаг, и душа требовала чего-то нового, того, что еще не происходило. Я, незаметно для себя стал писать стихи. Все, что накопилось за годы, вмещалось не на многочисленных страницах романов, а в нескольких четверостишьях. Я чувствовал, что скоро все будет кончено… я знал это и уже не страшился того, что произойдет в скором времени. Единственное, о чем я переживал, так это о том, что не успею записать все, что страстно желало вырваться из меня и излиться на бумагу, но в этом я ничем себе помочь не мог. Подобное от меня не зависело.

Никто не знает смысла потаенных

Слов, что говорим мы наяву.

Они, как искры от лучины,

Как исповедь, дрожащим звуком вырванным в бреду.

Все кажется легко и просто, как те

Висящие, из детства, в комнате часы,

Но мы не знаем механизмов

И то, что спрятано внутри.

Слова – загадка, мысль, пророчество…

Все то, что не дано постичь.

И это все дается Богом,

Но не привыкли мы учить.

И так проходят дни, недели, годы…

Все крутится, идет вперед, плывет.

На все есть объясненье словом,

И этим мир наш и живет.

* * *

Когда ты плох и слаб душою,

Не можешь оттолкнуться от земли,

Тогда покажутся седыми

Все самые прекрасные стихи.

Опутают клубком проблемы -

Без них никак уж не прожить,

И домик рухнувшей надежды

Уже не сможешь ты сложить.

* * *

Как жить?

Бывают в жизни трудные минуты,

Когда нуждаются в опоре и плече.

А иногда все чувства как пузырь раздуты

И внутреннее «я» готовится к войне!

Все в нашей жизни есть:

Любовь, романтика, томленье сердца…

Но и превратностей судьбы не счесть -

Стучишь, а все закрыты дверцы.

И не понять уже потом

Как быть, как жить и как себя вести.

И мысли сново ни о чем.

И с уст срывается: «Прости!»

Простить, понять, забыть, любить,

Обнять, утешить, дальше жить…

Опять вопрос: «Как жить?»

Как жить? Ошибок прошлых не творить!

* * *

Долги, опутав паутиной,

Потянут с силою на дно.

И ты, боясь ухмылок чинных,

Прячешь ото всех лицо.

И нет уже нигде спасенья

Сгибающейся от забот душе,

И часто думаешь ты не о деле,

А отдаешь дань памяти еде.

Ничто не вечно на картинах

Судьбы несущийся вперед.

Ты думаешь, все будет важно, мило,

А выйдет все наоборот.

«А в деньгах счастье!»

Вдруг скажет кто-то из родни,

И это будет чистой правдой

Ты это все как есть прими!

Опустятся тогда все ивы ветви,

Заплачут о судьбе такой,

И ты поймешь, что жил ты пусто,

Ведь ты, как все – простой!

Не будет больше куковать кукушка,

Не скажет больше ничего,

И ты возьмешь котомку в руку

Уйдешь, с сознаньем правоты сего.

И будет лес казаться глуше,

Ветвями заслоняя путь

И дождь пойдет, морозный, колкий,

И ветер будет в спину дуть.

Найдешь берлогу, брошенную всеми,

И станешь там спокойно спать.

Луна пересечет не раз всю Землю,

Но ты уже не сможешь встать.

* * *

Как жаль…

Как жаль, что близких мы теряем,

Как жаль, что не смогли мы все сказать,

Как жаль, что мы всегда гадаем

Про то, чего нельзя у них узнать.

А как легко могли мы это сделать:

Прйдти, обнять, взглянуть в глаза -

Тогда б они смогли поведать…

И на пол капнула слеза.

Потом бы мы поели каши,

Картошку, сало, хлеба из печи.

Ведь собрались бы за столом родные наши…

А над избой кружат, крича, грачи!

Родные не смогли собраться

И не было ни печки, ни еды

«А может быть, потом удастся?»

Но нет! И мы уже одни!

Как жаль, что близких мы теряем,

Как жаль, что не смогли мы все сказать,

Как жаль, что мы всегда гадаем

Про то, чего нельзя у них узнать.

* * *

Жена, как долго я не видел

Твой милый, добрый, нежный лик.

Уж всех вокруг возненавидел

И все мечтал, чтоб образ твой возник!

Увы, ничто такое не случилось,

Все было скучным и немым.

И будто вечность вся разлука длилась

И образ таял словно дым.

А дни мрачнее тучи проходили

Грозою плакал без тебя закат,

Но мы друг друга не забыли,

И я один во всем лишь виноват.

Но сердце вдалеке не может биться,

И это знают стар и мал,

А расставанье может вечность длиться…

Глупец! Как будто я не знал!

И все исчезнет, рухнув водопадом,

Все покорится треснувшей судьбе.

Вся жизнь покажется теперь мне адом,

Что не приснится и во сне!

Пока я жив – живу тобою,

Не нужен больше мне никто.

Дана ты мне самой судьбою

За что такое счастье выпало? За что?

Не высказать того, что накипело

За дни, что не был я с тобой.

Но любящее сердце вмиг согрелось…

Тебя люблю я всей душой!

Проходят быстро те мгновенья,

Когда мы были вдалеке.

Разлука вмиг уйдет в забвенье,

Когда скажу, шепнув тебе:

«Жена, как долго я не видел

Твой милый, добрый, нежный лик.

Уж всех вокруг возненавидел

И все мечтал, чтоб образ твой возник!»

«… Я был не таким уж и стариком по меркам собственных ощущений, и если вернуться чуть назад, когда я еще не был пациентом психиатрической лечебницы, то последнее место работы, куда мне удалось устроиться после года бесцельного блуждания по разным инстанциям и бирже труда, был городской Успенский Собор. Должность рабочего по комплексному обслуживанию зданий и сооружений для меня подошла как нельзя лучше. К тому времени я уже разбирался в электрике, сантехнике, мебельному производству и, как это было модно, – евроремонту. В бригаде с такими же умельцами на все руки Василием и энергетиком Антоном мы легко справлялись со всеми заданиями и поручениями, продиктованными свыше от самого митрополита, посредником между которым стоял наш непосредственный начальник Рябинин Иван Михайлович. Человеком он был аналитического склада ума, честным, уважительно относящмйся к своим подчиненным и справедливым во всем, чего бы ни касалось его внимание.

Проработал я там недолго, всего несколько лет и вот однажды после очередной ссоры с женой, когда все легли спать, во сне я увидел Богородицу – Ту, чья икона в соборе занимала главное место и к которой тянулись люди чтобы приложиться и помолиться не только из самого города, но и далеко из-за его придел.

… Она стояла словно в облаках и, сложив руки в молитве, долго так находилась, пока, наконец, не обратила на меня Свой взор. Посмотрев на меня, Она укоризненно покачала головой и растворилась в белоснежных девственных облаках.

Проснувшись в поту, я только через несколько дней понял то, о чем пыталась безмолвно сказать Богородица.

После скорой ссоры с женой, я попал в психиатрическую больницу, где пробыл долгое, очень долгое время, прежде чем написать то, что скопилось у меня в душе.

Вначале, я был помещен в больницу, находящуюся далеко за городской чертой, но чем меньше оставалось до окончания моих творческих излияний, тем больше я чувствовал грядущие перемены. Я уже дописывал последние строки, когда меня каким-то непостижимым чудесным образом перевели в психбольницу, расположенную в самом городе…

…второй раз я увидел Ее вчера…

… я заканчиваю повествование! Недосказанные мною моменты жизни так и останутся при мне, хотя и о них можно догадаться. Сейчас я отложу ручку и лягу на кровать немного отдохнуть. Мне это нужно, как глоток воды! Вряд ли я уже смогу встать, но такова воля и то, к чему я пришел за время работы в Успенском Соборе. Я рад этому и не сожалею ни о чем!»

Послесловие

Евграфий Порфирьевич открыл уже свой собственный дневник, найденный на дне самого нижнего ящика стола, под кипой бумаг и стал писать:

«… Понедельник. Последний день из бессонной недели, заставивший меня выпасть из рабочей и личной жизни. Сегодня рано утром по моему звонку в выходной день приходила жена Белова Игната Андреевича. Я лично встретил ее, тайно провел в свой кабинет, и мы обо всем поговорили. Обо всем, что меня волновало и казалось недосказанным. Именно ей и никому более я отдал «записки сумасшедшего» – личный дневник ее мужа – единственное, что от него осталось. С этим делом я успел как раз вовремя – она собиралась уехать из города отдыхать на весьма продолжительное время.

Поступившись правилами и врачебной тайной, я отдал личное дело больного Игната Андреевича в довесок ко всем исписанным тетрадям.

Предполагая реакцию «следователя» и его последующие действия зачем-то же ему ОЧЕНЬ понадобились эти тексты, я вызвал женщине такси, дал, хотя и пришлось долго уговаривать, находящиеся у меня личные деньги и отправил за вещами домой и на вокзал – подальше от этих мест, где будут разворачиваться дальнейшие события.

Теперь осталось только ждать! Именно это я и собираюсь сейчас делать!»

В дверь вначале уважительно постучали. Потом послышались голос Лизы, ее крики и какая-то возня…

Мощный, сокрушительный удар просто вынес закрытую на замок дверь вместе с петлями и косяком. Комнату стали заполнять люди в балаклавах. Их автоматы смотрели прямо в грудь заведующему больницей. Самым последним торопливой походкой, вошел и сам «следователь». Костюм-тройка, лакированные ботинки, кожаный распахнутый плащ… Он остановился у стола Евграфия Порфирьевича и выжидательно посмотрел тому в глаза.

– Хватит играть с нами, господин Клименко! Мы предупреждали вас, что все это может закончиться печально для вашей персоны!

– Кто это «вы»? Я не понимаю, что здесь происходит! Вы, вы не настоящий следователь! Прошу вначале предъявить документы…

– Хватит ненужных речей, Евграфий Порфирьевич! Я здесь не для этого. Мне нужен дневник Игната Андреевича и немедленно! Я знаю, что он у вас! – перебил человек заведующего психиатрической больницей.

– А вот в этом, вы, голубчик, совершенно не правы – он встал и подошел к окну – Его у меня нет! Вы опоздали. Причем где-то на полдня. Утром приходила жена покойного и потребовала, чтобы я отдал все тетради, принадлежащие ее мужу. В довершение ко всему отданному, я вручил ей личное дело моего пациента. Знаю, не должен был делать, но это моя личная инициатива, и не вам меня судить, если, конечно, собираетесь это делать!

Воцарилась тишина. Слышно было, как заскрипели зубы следователя, как сверкнули его глаза и как сжались кулаки в кожаных перчатках. Глубоко вздохнув, чтобы выровнять дыхание и снизить возрастающую агрессию, мужчина отошел обратно к выломанной двери и бросил через плечо:

– Этого забирайте! Жену Игната найдите!

Двое в камуфляже и черных масках подошли к Евграфию Порфирьевичу и взяли его под руки. Он бросил последний взгляд в окно и, вдруг что-то привлекло и задержало его внимание.

Прямо в саду, обнесенном трехметровым глухим забором, словно из фантастических фильмов, стал появляться двухметровый овал, переливающийся всеми цветами радуги. Больше всего своей формой он походил на «Да-да, именно портал… Радужный портал… Но что, как он здесь оказался? Что происходит?»

Овал и не думал растворяться. Он стоял, не распадаясь на атомы и не исчезая. Люди в балаклавах проследили взгляд Евграфия Порфирьевича, и один из них тронул себя за ухо: видимо там, под маской, располагался микрофон.

– Это началось! Мы опоздали!

– Все на выход! Живо! – раздались в коридоре приказы «следователя» – Эту девчонку тоже! Потом разберемся!

Последнее, что Клеменко увидел за окном и что заставило сжаться и содрогнуться сердце, было чудовищное существо, имеющее вид ящерицы, которое медленно вылезало из портала.

На улице послышались крики, выстрелы – видимо, «камуфляжников» хватало и там) и все завертелось, закружилось, напоминая сон шизофреника…

На улице Евграфий Порфирьевич насчитал уже три открывшихся портала и кучу выпрыгивающих и выбегающих существ. Солдаты пока неплохо с ними справлялись, но сколько еще продлится это удачное противостояние, не знал никто.

Заведующего больницей и его практикантку – помощницу Лизу погрузили во внедорожник, и машина резво тронулась с места, оставив после себя клубы пыли вперемешку с дымом и увозя людей в пугающую даль мрачного и ухудшающегося с каждым днем будущего!