– В Одетту. Потом в Одиллию. Потом в Жизель, – усмехнулась Зоя Павловна, – Возьмешь костюмы Матвейчук – костюмерша их подгонит. Сперва отрабатываем сольники и дуэты из «Лебединого» для сегодняшнего спектакля – партию ты знаешь. Потом перерыв, немножко погоняем «Жизель» на завтра – и вечером выходишь в «Лебедином». – и повторила, – Придется много, очень много работать. – круто повернулась на каблуках – стройная, изящная, с отточенной балетной походкой.
– Я тоже умею много работать! – отчаянно крикнула ей вслед бледная от унижения Ритка, – Я умею работать лучше Могилевой!
Зоя Павловна обернулась.
– Вот и работай! – очень спокойно порекомендовала она, – Пока вот отсюда… – и она уперла тонкий палец Ритке в лоб, – …не отвалится та звезда, которую ты слишком рано нацепила!
И она зацокала каблуками прочь. Балетмейстер помялся – и пошел следом. Директор пожал плечами и доверительно спросил:
– Знаете, чем отличается наш театр от дурдома? – и сам же ответил, – В дурдоме хотя бы директор нормальный! А я с вами уже давно рехнулся – еще когда Матвейчук примой становилась! – и он скрылся в своем кабинете.
Опасливо покосившись на Ритку Настя бочком-бочком двинулась прочь. Ее схватили за плечо – и с силой шарахнули спиной об стену. На голову выше Насти, Ритка нависла над ней. Настя вдруг почувствовала, что даже под натянутой поверх толстого свитера курткой покрывается ледяным потом – лицо Ритки, с оскаленным ртом и злобными, сузившимися в щелочки глазами, просто до безумия походило на морду гиены, которую Настя как-то видела по телевизору (потом старалась ходить в туалет только с девчонками – ей казалось, что гиена караулит в темных коридорах театра и стоит выйти одной из репетиционного зала, накинется и сожрет). Накинулась…