Сокровище forever

– Клянусь, я сделаю это! Ради науки! – прокричал старичок и топнул ногой. Не обращая внимания на устремленные на него недоуменные взгляды, скрылся в толпе.

– Ты что-нибудь понимаешь? – в рабочей комнате «Белого гуся» растерянно поинтересовался у Вадьки Сева.

Тот только покачал головой. Потом защелкал мышью, выводя на экран изображение пекторали из Интернета.

– Но утка тут действительно есть! – разглядывая картинку, сообщил он. – И заяц тоже.

Глава 4. Официоз с тумбочкой

Девчонки обернулись на прокатившееся по толпе шевеление: «Губернатор приехал, губернатор…» – мимо, здороваясь то с одним, то с другим, продефилировала группа официального вида мужчин и женщин. Плетущийся в конце процессии Остапчук бросил несколько слов охранникам у занавеса, за которым скрывалась пектораль. Те немедленно сорвались с места и, стараясь не слишком привлекать внимание, выскользнули из зала. Остапчук повернулся, и Кисонька поймала его загнанный взгляд.

– Что случилось? – одними губами прошептала она.

– Губернатор приехал, а мэра еще нет, – так же одними губами ответил Остапчук. – Начну – мэр обидится, заставлю ждать – губернатор меня в порошок сотрет. Он и так злой. Его на входе демонстранты поймали и потребовали «восстановить исторический рельеф степей нашей области» – насыпать обратно все раскопанные за последние сто лет курганы, а нераскопанные – забетонировать и обнести колючей проволокой под током, чтоб ни один археолог не сунулся. Пришлось всех охранников из зала ко входам отослать – а то эти «закопщики» внутрь уже пробиваться начали! Еще сорвут мне презентацию!

Кисонька поглядела на него сочувственно.

– А вы время потяните, – предложила она. – Познакомьте пока губернатора… хотя бы… – она кивнула на Саляма, – с ним! Шеф детективного агентства «Белый гусь»! Звезда сыска, современный Шерлок Холмс!

Остапчук поглядел на Саляма с некоторым сомнением. Тот и впрямь вел себя странно: сперва вертелся на месте, как потерявший след пес, потом в упор уставился на какого-то старичка с внешностью безумного ученого из очень старых фильмов, потом снова завертелся… Едва не врезался в стол, но наконец успокоился и опять потянулся к блюду с бутербродами.

– Ладно, другого варианта все равно нет… – пробормотал Остапчук и деловито двинулся к Саляму.

Девчонки видели, как он остановился возле бородача, сказал что-то… Уже ухвативший следующий бутерброд Салям замер с выражением обиженного сенбернара на лице. Потом помотал головой, будто отвечая категорическим «нет!» только ему слышным голосам. Тяжко вздохнул, смиряясь… дрожащей рукой вернул бутерброд на блюдо. Постоял над ним, прощаясь. Глаз его не было видно за темными очками, но уголки губ трагически опустились… И он покорно зашагал следом за Остапчуком к губернатору. Было слышно, как бизнесмен представляет его, приговаривая:

– Звезда отечественного сыска, современный Шерлок Холмс…

На лице губернаторши мелькнул неподдельный интерес, толпящиеся вокруг люди начали протискиваться поближе, разглядывая Саляма, как некую диковину. С другого конца зала уже спешила Карина Артюхова из «Городских новостей».

– И больше не говори, что я «Белого гуся» не рекламирую! – улыбаясь, как налопавшаяся сметаны кошка, промурлыкала Кисонька.

Толпа у входа вновь заколебалась – прибыл запоздавший мэр.

Центробежные силы, распределявшие элиту города вдоль фуршетных столов, сменились центростремительными. Публика стянулась к отделяющему часть зала занавесу, перед которым возник счастливый Остапчук.

– Господин губернатор, господин мэр, дорогие друзья! Теперь, когда мы все собрались, хотелось бы сказать пару слов о том, как более сорока лет назад я, еще совсем мальчишкой, стал свидетелем открытия погребальной камеры скифского царя, в которой и было обнаружено бесценное сокровище – выполненная греческими мастерами золотая пектораль! Именно с этой находки началась слава великого археолога Бориса Мозолевского, которому мы обязаны многими открытиями…

– А поэт какой был потрясающий! – Рядом с Остапчуком появилось нечто, больше всего похожее на украшенную кружевными салфетками тумбочку. На крашеных кудрях цвета пожарной машины красовалась ажурная шапочка, сплетенная из красных, зеленых, синих, оранжевых нитей, дополненная свисающей на лоб бахромой золотых бусин! Квадратные плечи прикрывала пестрая вязаная шаль с кистями, а из-под цыганской юбки с алыми маками торчали отделанные серебром кавалерийские сапоги. Наслаждаясь всеобщим вниманием, «тумбочка» начала декламировать: – «Ее глаза слегка косили. Меня косили, не траву…» Между прочим, посвящено мне, – скромно добавила она и в доказательство свела глазки в кучку.

Потерявший дар речи Остапчук ошалело уставился на самозваную ораторшу.

– А я на это ответила следующими поэтическими строчками… – продолжала вещать «тумбочка». – «Ах, загадка для тебя моя душа напудренная, моя любовь, как и вино, кислящая и мутная…»

– Надо же, как оригинально! У других поэтов любовь, как вино, искристая или сладкая, – обалдело прокомментировала Кисонька.

– Это она просто такую бормотуху пьет, – прошептали ей на ушко так, что рыжая прядь зашевелилась от чужого дыхания.

Кисонька стремительно обернулась – на нее в упор синими глазищами глядел тот самый золотоволосый «эльф».

Очнувшийся Остапчук попытался снова привлечь к себе внимание:

– Сегодня золотая пектораль пусть ненадолго, но вернулась в наш город, фактически на ту землю, в которой она была найдена…

– Мозолевский как услышал мои строки – так прямо весь и вспыхнул, весь… зафонтанировал, – прикрывая глаза и прижимая руки к сердцу, взвыла поэтическая «тумбочка». – Но я была холодна…

– Как мороженая туша на прилавке… – снова шепнул Кисонькин сосед.

Девчонка невольно хихикнула.

– Моей единственной любовью была и остается поэзия… – взвизгнула тетка. – «Поэзия – откель ко мне пришла?» – возопила она, причем звучали эти пафосные строчки в стиле «Чего приперлась, дура?». И точно таким же тоном базарной торговки изобразила ответ поэзии: – «Откель пришла, откель пришла? Из подсознанья…»

– …блин, – в тон ей закончил «эльф».

Теперь уже хихикали многие.

– Этого Мозолевский вообще спокойно вынести не смог… – не обращая внимания, упоенно продолжила поэтесса.

Вокруг ржали уже без дополнительных комментариев.

– Он впал в такой восторг, что все свои дальнейшие находки посвящал только мне! А пектораль – ее он мне просто подарил! Так и сказал: «Эта пектораль – твоя!»

Остапчук сдался:

– Если вы, э-э… простите, не знаю, кто вы… но если вы знали Мозолевского…

– Как бескультурны наши бизнесмены! – грустно перебила его «тумбочка». – Не знать властительницу душ и умов, великую, непревзойденную поэтессу Раймунду Радзивиловскую!

– Мурка, – прошептал зловещий голос за спиной у девчонки, – слушай и не оглядывайся!

Девчонка нервно вздрогнула. Разгорающийся перед бархатным занавесом скандальчик мгновенно потерял для нее всякий интерес.

– Что случилось? – глядя прямо перед собой и стараясь даже не двигать губами, промычала она.

– Не знаю, что делать! – тихо выдохнул сзади Салям. – Вадька с Севой меня совсем не слушают, а вот-вот беда будет!

Мурка растерялась – беда? Какая?

– Я тут со всякими губернаторами разговариваю – и все время пью: то вино, то сок, то воду… – жалобно протянул Салям. – Можно мне в туалет?

Мурка едва не подавилась. Салям в своем репертуаре! Да и мальчишки хороши! Она повернулась, постучала ногтем прямо по скрывающей камеру пуговице Салямового пиджака и, привстав на цыпочки, прошептала Саляму в ухо, где прятался микрофон:

– Вадька-а! Имей совесть, своди Саляма в туалет!

Глава 5. Долгие поиски

– Ну дает Салям! – недовольно процедил Вадька. – Там пектораль открывать будут, а он туалет ищет!

– И если ему не помочь, сам, кажется, не найдет! – разглядывая плывущие по монитору, как в компьютерной игре, коридоры, невозмутимо сообщила Катька.