Когда прилетит ворон

Глава 12. Йоля

(Всё ещё вороны)

Ветка скрипнула, и тело ангела повисло в петле.

Ремень был широкий, и ангел висел, глядя на нас удивительно ясными, совсем детскими глазами. По его лицу катился пот. Ему не связали рук, и, уже теряя сознание, он потянулся к душившей его петле, но тут же сжал забинтованные кулаки и вытянул руки по швам.

– Давай! – Старший из воронов заметался: – Давай скорее вытягивай!

Солдаты подхватили его, вынули из петли и опустили на землю. Офицер набрал из бочки стакан воды и плеснул ангелу в лицо.

Глаза открылись. Блеснули тем же удивительно ясным светом. Окатили горячей волной, заполнили лёгкие, выплюнули вместе с гарью и пылью прямо на мозаичные плитки плаца.

А я оглядела похоронный зал.

Молча, по колено в воде, упираясь спиной в мокрые стены, не вздрагивая, когда кто-то, причитая, падал прямо в воду, шла крадучись то ли кошка, то ли человек.

– Научилась убивать ангелов? – голос шелестит за спиной.

Позолоченная маска с птичьим клювом совсем рядом. Только дотянуться. Почувствовать шероховатую поверхность.

Опуститься ниже. Обнять колени. Чтоб ни шага, чтоб ни одного движения. Чтоб застыть. Замереть.

– Но ты же хотела о смерти, – прошепчешь. – Ты же хотела. Думаешь, я не догадался, что ты ведьма. Собиратель снов. Бродяга. И что? Все сны из-под ног забрала?

Пожимаю плечами. Я уже давно перестала понимать, кто я и чего хочу на самом деле.

Его рука повисает в воздухе. Ладонь с рваной раной.

– Ты что, уходишь? Бросаешь? Тебя назовут предателем! – хочу сказать ему в спину. – Тебя найдут! Ты же знаешь. Отсюда не сбежать!

Но молчу.

Вижу, как ковбойская шляпа опускается на глаза. Он оборачивается.

– Почему мне не надо, чтобы ты летала? – засмеётся. – Нет ничего хуже бабочки или птицы. Летающий бродяга – вот невидаль!

– Почему? – шепчу. – Почему невидаль?

– Потому что люди всегда закрывают глаза заранее, так и не разглядев полёта. Увидят ведьму в небе – подумают, ворона!

Он тает прямо в вечернем тумане. Растворяется, сравнивается с мозаичными плитками, чеканит шаг где-то внутри площади.

А потом замирает, останавливаясь. Я вижу, как смотрит на меня.

– Да пошли вы все!

И позолоченная маска с птичьим клювом катится по лунной пыли прямо к моим ногам.

Теперь я знаю, чьи сны я буду смотреть долгими тёмными ночами.

Огонь в моих руках превращается в арбалет.

Огненные стрелы, огненный ветер, огненный дождь – это всё, чему я научилась в подземельях, где жила после Димки. (Или вместе с ним, ощущая его дыхание по ночам в холодных сырых стенах.)

Огонь рос внутри меня в одно время с одиночеством. Грел, прожигал насквозь, сжигал даже, иногда дотла, полностью, а иногда оставляя на ладонях руны.

Я училась читать их, как книгу. Училась чувствовать, ощущать, испытывать. Силу, слабость, волю, сущность.

Сквозь кожу я слушала мысли. Свои и чужие.

Слова, мысли расписывали кожу причудливыми узорами. Чем-то они были похожи на морозные узоры на окнах. Из той моей прошлой жизни, когда я ждала маму и пыталась разглядеть её сквозь морозные стёкла.

Теперь я ждала Димку. Не верила, что могла оставить его среди войны. Среди баррикад, взрывов, обломков.

Я искала выход. Но кротовые норы путали меня, водили за нос, проходы сливались в один длинный, почти бесконечный коридор. Я шла и оступалась. Стояла по колено в воде, слушала, как в груди стучало сердце, а там, за сырыми холодными стенами, звучали мысли. Слова. Фразы.

Свои и чужие. Незнакомые. На разных языках, которых я даже не знала.

Что могло быть с нами среди войны?

Когда тебе пятнадцать, ищешь не выход, а вход. Вход в жизнь, в мир, в эпоху.

Вход в то время, когда рассвет наступает сразу. Не брезжит, чуть приподнимаясь над морем, не дразнит, чуть вспыхивая где-то на самом краешке горизонта. А полыхает красным среди перины облаков. Проваливается на мягком, выглядывает тысячами лучей-глаз, пронизывает насквозь, как ветер, хватает за окоченевшие пальцы, разматывает шарф.

А ты всё время, в котором можно сказать:

– Хочешь, мы поживём вместе? Будем спать рядом, а сны будут сниться одинаковые. Или даже один сон на двоих, если захочешь? Купим вторую подушку. У меня есть весенние наволочки.

Надеешься на то, что можно молчать, расплываясь друг в друге и наполняя тела не собой, а ветром за окнами.

Думаешь, война – дождь, закончится же когда-нибудь.

Живёшь наступающей осенью или зимой. Мечтаешь о далёком море, о шуме набегающих волн.

Представляешь небо, облака в лужах.

Чувствуешь дыхание, считаешь звёзды, что раскинулись по коже сверкающим рисунком.

В шестнадцать всё ещё умеешь строить воздушные замки и тебе совершенно всё равно, что кто-то придёт и всё-всё разрушит.

Потому что есть Димка.

А с Димкой не страшно.

С Димкой в огонь и в воду. На те самые баррикады, под танк, под обломки, осколки.

– Мы больше не будем прежними! – говорю опять.

Я знаю, он слышит. Слышит сквозь серые сырые стены.

Глава 13. Сильвия

Йоля говорила, есть зелёная дверь.

На вид самая обычная, даже не поймёшь сразу, что она какая-то особенная.

Главное – увидеть её и рассмотреть на ней тысячи мерцающих глаз-огоньков. Отгадать, что это именно она. Та, что впустит тебя во что-то другое, особенное.

– Когда будет нужно, найди дверь, – говорила Йоля. – Найдёшь, и она всегда будет внутри тебя.

Мы были вдвоём в Zoom, и за окном стоял глубокий вечер.

Я кивала. Кивала, как будто понимала. А на самом деле, я прослушала всё, что могла. И теперь я стояла на площади и гадала, в какую же сторону мне шагнуть.

По какой бы дороге ты не шёл – рано или поздно будет развилка, а над развилкой тучи и вороны.

Это тоже Йоля говорила.

Всегда вороны, всегда. «Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – жизнь потеряешь, прямо пойдёшь – жив будешь, да себя позабудешь».

А если нет коня?

– Можно сфотографировать тебя здесь? – слышу вдруг за спиной. – Не каждый день видишь человека на распутье трёх дорог.

Оглядываюсь.

Невысокий, длинная чёлка. Глаза серые, почти как сегодняшнее небо.

Потёртые джинсы, чёрная майка навыпуск. На ногах кеды. На шее фотоаппарат, в руках скейт. Улыбается.

– Можно? – спрашивает опять и снимает фотоаппарат с шеи. – Ты не думай, я для серьёзных журналов снимаю. «Город – люди», слышала?

Киваю неуверенно. Не слышала я никогда о таком журнале.

Но на этой площади человек сто, а он подошёл только ко мне, и даже распутье увидел. Как?

– Я, кстати, Дима! – и протянул мне руку. – А тебя я знаю. Ты Сильва. У тебя канал на YouTube.

– Как ты увидел, что я на распутье? – пожимаю его холодную руку. – Скажи ещё, что и камень с надписью видишь?

Прищуривается.

– Догадался просто! – улыбается. – И кстати, я тебя уже сфоткал. Ещё до того, как подошёл. Не каждый день блогеров в городе видишь.

– Мне кажется, их пруд пруди! – хмурюсь. Не люблю знакомиться на улице.

Вот Йоля любила. Она улицу чувствовала. Ощущала. Без людей глохла, а я, наоборот, глохну от того, когда рядом толпа. Много шума, голосов, музыки.

– Хочешь мороженое съедим? – Димка тянет меня за руку. – Тут кафе рядом. Пойдём?

Совсем неожиданно для себя кивнула, и даже улыбнулась, и даже успела стаю воронов заметить на ступеньках у ратуши.

«Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – жизнь потеряешь, прямо пойдёшь – жив будешь, да себя позабудешь».

Куда же мы повернули тогда на той площади?

Кажется, мы пошли прямо. И кажется, Димка открыл именно зелёную дверь.

Сначала Браги я даже не заметила.

Кафе было маленьким, полутёмным, кто-то из посетителей играл на старом рояле в углу.

В проходе возились какие-то ребята в кожанках, устанавливали колонки, микрофоны.

– Неформат! – объяснил Димка. – Тут всё можно, так что не пугайся!

И сразу же подсел к каким-то ребятам за столик, бросив мне кратко:

– Я на минутку, окей?

Браги сидел на подоконнике. Тот самый художник с бабушкиной трубки.

Я даже глаза зажмурила на мгновение, открыла – нет, точно он. Сидит улыбается.

– С бегунами всегда так, – говорит вдруг. – Никогда не знаешь, куда он побежит в следующий раз. Особенно с теми, кто не по дороге бежит, а по времени.

– С какими бегунами? – удивляюсь.

– А ты оглянись! Не догадалась ещё, куда он тебя привёл, да? Удивляешься? Я же рисовал тебе схемы туннелей. Предупредить хотел.

– О чём предупредить? – Оглядываюсь. Вдруг кто-то слышит, как я разговариваю с парнем с бабушкиной трубки. Подумают ещё, что сумасшедшая. Но нас не замечали. Никто даже в нашу сторону не смотрел.

Димка хохотал с парнями, щёлкал фотоаппаратом.

Бариста шумела кофемашинами.

– О бегуне. – Браги повернул голову к окну.

Во дворе собирались музыканты, кто-то звал какого-то Сальву. Дождь барабанил по потемневшим стёклам.

– Это его время. То время, когда он стал бегуном.

– Зачем?

Художник пожал плечами.

– Я будущее рисую. Прошлое – это не моё.

– Будущее?

А не сон ли это?

Я посмотрела на свои пальцы. Сколько их? Шесть? Семь?

Я читала про состояние бардо. Это когда ты между. Между сном и не сном. Вроде спишь и в то же время не спишь. И вот чтобы точно знать, сон это или не сон, надо сосчитать пальцы на руке. Во сне их больше.

Шесть или семь? Десять?

Но на руке было пять пальцев. Я не спала.

Только сердце билось быстрее, словно я бегу. Но я стояла на месте.

Стояла и слушала, как смеялся Димка за столиком. Как бариста шумит кофемашинами. Как мимо постоянно ходят, толкаются, извиняются и толкаются опять. Улыбаются. Здороваются. И все-все вокруг знают друг друга, а я не знаю никого.

Никого, кроме Браги, художника с бабушкиной трубки.

Если бы можно было снять об этом влог. Если бы было можно. Только не поверит никто.

«Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – жизнь потеряешь, прямо пойдёшь – жив будешь, да себя позабудешь».

Мы точно пошли прямо.

«Кротовые норы»

Шёпот в ракушках-наушниках – наперебой, что нельзя разобрать ни слова.

Norwegian wood.

Мы идём куда-то вглубь поляны, прямо в высокую сухую траву, хотя только что шли по Кафедральной площади, только что стояли у скамеек в парке, только что покупали кофе навынос.

Я с удивлением крутила головой из стороны в стороны. Ни площади, ни часов на башне, ни оранжевых ромбиков In Caffe.

Только сосны упираются в хмурое осеннее небо. Серые тучи сбиваются в кучу, перешёптываясь и переглядываясь. Разбрасывают невидимые руки-ноги, расползаются, рвутся, оставляя белые дыры-ямы. Разбегаются по деревьям, ворча, сбиваются в новые кучи, опять рвутся, нитки трещат по швам.

– Куда мы идём? – спрашиваю наконец.

Хотя больше всего мне хочется спросить, где мы и как сюда попали.

– Мы ищем кротовые норы. – Димка оборачивается: – Слышала о таких? Раньше здесь были баррикады, а за ними гора с туннелями. В туннелях можно было прятаться, солдаты боялись туда соваться. В этих туннелях ходов как в лабиринте.

– Какие солдаты? Ты о чём вообще?

– Кротовые норы ещё никто не находил, – улыбается. – Только мы нашли. Мы с Йолей.

Я остановилась.

Norwegian wood в ракушках-наушниках.

Солнце просачивается сквозь решето серых туч. Тянет лучи-полосы прямо под носки кроссовок. Рассыпается по траве и листве.

Отражается в глазах.

– С какой Йолей?

Земля качается у нас под ногами.

Где-то вдали слышны крики, хлопки салютов.

Небо совсем рядом. Можно протянуть руку и потрогать его шершавый осенний бок.

– Бежим!

Нам навстречу уже бегут люди.

Падают, путаясь в высокой траве, встают и бегут снова. А многие так и сидят в траве, обхватив голову дрожащими пальцами и покачиваясь из стороны в сторону, как китайские болванчики.

– Что это? – спрашиваю. – Где мы?

– Добро пожаловать! – пищат наушники.

– Добро, добро!.. – миллионы солнечных глаз раскрываются прямо перед нашими лицами.

Вспыхивают голубым, застывают, вглядываясь в нас, юркают под одежду, в карманы курток и джинсов.

– Где мы?

Димка оборачивается:

– Скоро будешь дома!

– Но где мы? И кто эти люди?

Огромная зияющая дыра расступается прямо у нас под ногами. Я даже руками взмахиваю, чтобы остановиться и не шагнуть в неё сразу.

– Где мы?

– Кротовые норы! Внизу туннели. Прыгай! Иначе застрянешь тут со мной!

– Ты что, спятил? А ты?

– Я? – Димка улыбается. – Я вернусь. Я всегда возвращаюсь!

– Правда?

– Обещаю! – и касается лба кончиками пальцев.

Тайный язык. Наш с Йолей.

– Как?

Но он толкает меня в дыру.

Глава 14. Йоля

(Вороны)

Ветер.

Пронизывающий насквозь, бьющий прямо в спину. Подхватывает легко, несёт вместе с песком и пылью, с охапкой листьев, с дождём – в небо!

Упираюсь руками и ногами, пальцы тонут в перине сизых облаков, нависших над морем.

Отчаянный крик морских чаек.

Снова ветер.

Волны смывают с палубы людей-невидимок.

Окатывают песчаные замки на берегу, слизывают все следы.

И я вижу, как огромное небо опускается в море.

Ныряю в шипящие волны, упираюсь в дно – хожу, брожу, наконец-то сворачиваюсь калачиком.

Текучий камень Пангеи.

Ноги и руки – сплошной клубок. Я почти не чувствую, как кто-то приподнимает мокрую рубашку и снимает пропеллер. Отрывает почти с мясом, смеётся прямо на ухо, толкает в спину, дышит в затылок.

Солнце. Жёлтый воздушный шарик лопнул, и в руках только обжигающие лохмотья.

Сон разбивает меня на части.

Будто я стеклянный шарик со снегом, который стоял у нас на столе когда-то.

Вороны говорили: снам нельзя верить. Сны только путают, пугают.

Лучше ловить их до того, как проснулся, пока спишь, ничего плохого они не сделают. Не успеют просто.

Но здесь, в этих бесконечных кротовых норах, сны не поймаешь. Скорее они поймают тебя. За руку, за локоть, уцепятся за край куртки или повиснут на шее вместо фляги.

В темноте не различить.

Зато можно взлететь в воздух, наступив на осколок.

Можно повиснуть в воздухе или онеметь при важном разговоре.

Сны присылают ангелы. Это их оружие. Против нас. Против того, что мы пришли в туннели и обжились в кротовых норах. Сны могут свести с ума.

Что толку в сумасшедшем вороне?

Поэтому утром лучше проснуться не от того, что сны опутали тебя своими тайнами, а от того, что в небе вспыхнула ракета.

Но сегодня я чувствую, как сны раскалывают меня на куски. Будто я стеклянный шарик со снегом, который стоял у нас на столе.

Я пробую собрать себя, сложить, склеить, но пальцы не слушаются, крошатся, словно глиняные, рассыпаются.

Что может быть хуже сна?

Лунная тропа?

Тёмные квадраты?

Место, когда мы наступаем на собственные тени?

Обернуться нельзя. Только слушать. Только ждать.

Считать минуты, когда послышится шелест крыльев прямо над головой.

Ангелы. Вижу, как сбились в кучу. Спрятали под крылья огромные ясные глаза.

– Хранители! – кто-то из воронов щёлкнул затвором. – Шлёпнем одного для порядка!

Ангелы встрепенулись. Заметались по мозаичным плиткам, запищали и закричали все разом, скрылись среди каменных колонн.

– Лови быстрее! – голос офицера осип. – Они знают все входы и выходы.

Я прячусь, как ангелы. Мелькаю среди колонн, ныряю в мозаичные плитки, разбиваю колени и царапаю локти. Падаю на дно мелкими крошками, и вода идёт горлом, и я, кашляя, не зову на помощь, а только хватаю ртом воздух, как рыба. Бью невидимым хвостом, покрываюсь серебристой чешуёй.

– Зачем тебе ангелы? – Шляпа с птичьим клювом прямо перед глазами: – Тоже хочешь выйти отсюда?

Не слушаю, прицеливаюсь.

Красная точка пляшет по белым крыльям.

Я знаю: сон. Только сон, где я целюсь, но не стреляю.

Глава 15. Сильвия

Все пытаюсь понять, зачем Йоля это пишет. Для кого?

Да и что это за записки, в которых убивают ангелов? Они же бесплотные. Как их убить? Их ещё увидеть надо?

– Не всегда правда то, что видишь, – говорила Йоля.

Она вообще много всего говорила. Не вспомнить даже всего.

Ведь Йоля – как персонаж игры манга. Бери любого героя, одевай на свой вкус, создавай ему фон, мир, где он будет действовать, придумывай слова – и всё, уникальная авторская манга создана.

Может быть, Йоля тоже созданный кем-то персонаж? Хотя, конечно, это бред. Но с ней никогда толком не поймёшь, где правда, а где ложь.

И вполне может быть, что она играла с нами, а поэтому путала специально, чтоб мы вроде и знали о ней всё, но в то же время не знали ничего.

Хотя теперь я знаю, что кротовые норы есть. И это не выдумки. Кротовые норы – это туннели за площадью. Мы раз сто ходили по площади и не знали, что там норы. Скрытые дыры, которые даже и не заметишь, если не знаешь, что они там.

– Не всё правда, что видишь!

И что не видишь, наверное, тоже не всегда правда. Просто не догадываешься, что может скрываться под яркой обёрткой.

В туннелях то ли город, то ли временная петля.

Ты входишь в одном месте, а выходишь в другом. И между началом и концом этих туннелей совсем ничего. Только пустота, от которой звенит в ушах.

Только правда ли всё это?

Не снятся ли мне Йолины истории из папки? Не стала ли я их случайным героем, а?

– Ты, наверное, меня ищешь, да?

Димка сидел за столиком прямо в центре площади.

Та же длинная чёлка, те же серые глаза. Щёлкает фотоаппаратом направо и налево, как турист.

А рядом толпы приезжих, смеющихся студентов, экскурсии. И никто не замечает. Ни его, ни столика.

– Садись! Кофе угостить? Тут дают хороший кофе. Лучше, чем когда-то! – улыбается и машет мне.

Кажется, он улыбался даже тогда, когда толкал меня в кротовую дыру?

– Когда-то – это когда? – подхожу поближе. – Сколько лет назад? Двести? Триста? Откуда ты вообще здесь?

– Оттуда! – он машет рукой в сторону сквера.

– Только не рассказывай, что ты вампир или оборотень. Или живёшь на земле уже сотни лет!

– Вот ещё! – фыркает. – Шутишь, что ли?

Сажусь на пустой стул рядом с ним. Смотрю в объектив фотоаппарата, который он нацеливает мне прямо в глаза.

– Расскажешь! – говорю. – Или мне самой догадываться?

– Ты обо мне или норах? – он закрывает объектив ладонью. – Если обо мне, то я Дима. Мне шестнадцать, я люблю фотографировать красивых девушек.

Улыбается.

Прячет фотоаппарат в рюкзак.

– Если о норах, то они давно тут. Их лет сто назад здесь нашли. Во время войны в них прятались от бомбёжек. Обычные туннели, если не идти далеко вглубь.

– А что в глубине?

– Петли.

– Какие петли?

– Временные. Можно войти сейчас, а выйти в прошлом или в будущем. Хотя будущее только Браги проверял. Я так далеко не бегаю. Мне здесь больше нравится.

– Ты думаешь, я сейчас в твои сказки поверю?

– А это не сказки. Я вообще мог тебе всего этого не рассказывать. Просто ты тоже не из обычных.

– В смысле?

– Ты видишь меня и Браги. Ты даже кафе видела, в которое я тебя позвал. Ты из наших. Это точно.

– Вы что телепорты какие-то?

Смеётся. Допивает свой кофе.

– Нет, мы – бегуны. Мы можем бегать по времени.

– Как это?

Дурачит он меня, что ли? Рассказывает какие-то байки, как будто мне десять.

– Ну, мы можем перемещаться из одного времени в другое. Иногда надолго, иногда на несколько минут. Как захочется.

– А зачем вам такие забеги? Просто так?

– Ну, не совсем просто так. Мы ищем.

– Кого?

– Друзей. Воронов. – Димка опять достаёт из рюкзака фотоаппарат. Поворачивает объектив в толпу туристов у собора. – Я далеко не бегаю. Только сюда. Раньше этот город был теплее, многослойнее. Сейчас слишком серый стал, пустой.

– Ты жил тут?

– Да. Лет тридцать назад. Пока не началась война.

– Какая война?

– Наша.

Он встал из-за столика, повернул объектив в небо.

Стая воронов летит из сквера. Голод, несчастья, мор.

– Мы потерялись все тогда. – Он обернулся ко мне: – Надо было или выживать, или сражаться. В шестнадцать трудно сражаться, если против танка у тебя лишь кулак. Сложно остаться прежним.

– А зачем тебе вороны?

– Вороны?

Он больше не улыбался. И больше не щёлкал своим фотоаппаратом.

На ладонях я заметила шрамы. И над правой бровью тоже.

– Потому что мы все вороны. Ночью. Днём мы обычные. Но днём мы не видим друг друга, не узнаём. Только ночью.

– Как это вороны ночью?

– Плата за туннели. За то, что строили баррикады. За то, что не сдавались. За то, что убивали ангелов.

– Мистика какая-то. – Отодвигаю свой кофе, встаю рядом с ним.

– Не мистика. Обычное дело! Не всегда правда то, что видишь! Понимаешь?

– Так Йоля говорила, – говорю зачем-то. – Моя учительница. Она тоже говорила: не всегда правда то, что видишь.

– Йоля? – он с удивлением смотрит на меня. – Ты знаешь Йолю?

И я поднимаю кверху ладонь. Тайный язык. Да!

Теперь я словно выдыхала ненужный мне воздух, получая взамен другое, чьё-то чужое, особенное и поэтому такое ценное.

Я не могла рассказать об этом в видео, не могла показать в сторис. Я могла только размещать в инстаграм фотографии города и рассказывать в мини-зарисовках, как упоительно хороша осень.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Хугин и Мунин – пара воронов в скандинавской мифологии, которые летают по всему миру и сообщают богу Одину обо всём происходящем.

2

Свентокшиские горы – горы на юго-востоке Польши (польск. Góry Świętokrzyskie).

3

Штеттинский замок – одна из резиденций герцогов Померании, место рождения русских цариц Екатерины Великой и Марии Фёдоровны, супруги Павла I, теперь музей польского города Щецина.

4

«Разноцветная бабочка» (1946) – рассказ Андрея Платонова.