Королевская кобра

Я посмотрела на ее спокойные черты и чуть не подпрыгнула, вспомнив – девятиликая рудракша дает покровительство девяти шакти Шивы – Дурги и остальных ее воплощений. Но зачем Малати покровительство Шакти Шивы? И случайно ли она оказалась именно в этом храме? Ведь Кали – тоже шакти Шивы. От кого моя подруга ищет защиты? Я взглянула на Малати, но она продолжала сидеть неподвижно, словно статуя.

Прикусив губу и задержав дыхание, я поднесла палочку к лицу подруги. Руки дрожали, и покрытый краской кончик снова начал выписывать штормовые волны.

– Дыши ровно и не волнуйся, – услышала я спокойный голос Малати. – Расслабь руку. Не получится сейчас, получится позже.

Прислушиваясь к советам подруги и к гомону остальных девочек, я вывела две не очень ровные, но уже не такие дерганные линии.

Солнце уже почти скрылось за верхушками деревьев и окрасило воду пруда в золотисто-розовый цвет. В него, словно начищенное медное блюдо, девочки рассматривали получившийся контур. Смотрела и я. Закат придал отражениям девчоночьих лиц неземную гладкость и свечение, словно наша кожа сияла изнутри. Именно сейчас казалось, что мы не те девочки, которых оторвали от родного дома, не те, что когда-то бегали босыми по улице. Что мы настоящие жрицы… или будем ими.

Кажется, не только меня посетили такое мысли, потому что мы вскочили почти одновременно и с воодушевлением принялись повторять танец.

Мы так усердно занимались, что едва не пропустили вечернее омовение. На этот раз в купальнях никто не брызгался и не смеялся. Уставшие, мы молча сидели, не желая двигаться. На молитву плелись уже сонные, но все равно в голове настырно крутилась мысль расспросить Малати о ее появлении здесь. Я об этом помнила вплоть до того момента, пока голова не коснулась подушки, после наступила сплошная чернота.

***

Громкий голос Пратимы вернул в реальность. Ночи словно и не было, и сейчас стены комнат розовеют не от зарождающегося, а от угасающего дня. Казалось, ресницы слиплись и не давали открыть глаза, а все тело ныло. С трудом я сползла с настила осмотрелась. Остальные девочки выглядели такими же хмурыми. Кто-то прихрамывал, кто-то крутил шеей, у меня же было ощущение, будто за спину повесили тяжелый тюк, и очень хотелось согнуться, но, помня строгость учительниц, распрямила плечи.

Боясь опоздать на утреннюю молитву, улитками поползли к купальням. Оступившись и едва не упав в прохладном сумраке коридоров, я схватила Малати за руку и вспомнила о чем хотела спросить перед сном.

– Расскажи, как ты сюда попала? – по-прежнему не отпуская ее руку и едва поспевая за быстроногой подругой, я плелась следом.

По прохладному дуновению поняла, что она повернулась ко мне – волосы взлетели темным облаком и мягкими волнами легли вокруг бледного овала лица. В пляшущем свете факела сверкнули белки глаз и зубы – Малати улыбалась.

– Я была слишком маленькой и не помню. Знаю только то, что рассказывали наставницы, – очередное движение воздуха – подруга пожала плечами.

– Все равно расскажи. Что знаешь, – не отставала я. Не знаю почему, но мне было очень важно узнать это.

– Однажды, – Малати таинственно понизила голос, а я затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово, – когда все ждали дождей, а они все не начинались. Жаркие ночи не приносили облегчения, и голова кружилась от запаха жасмина, цветущего в тот год особенно пышно. Служанка вышла на крыльцо храма, чтобы сбрызнуть его водой и хоть чуть-чуть освежить воздух, и нашла на ступеньках корзину с младенцем. Когда служанка наклонилась над ребенком, то откуда ни возьмись налетел ветер и закружил усыпавшие ребенка лепестки жасмина. Малышка смотрела на цветочный хоровод и улыбалась, и ветер становился сильнее, поднимая не только лепестки но и веточки. Желая оградить ребенка, служанка взяла корзинку, и раздался удар грома, а следом упали тяжелые капли долгожданного дождя. Женщина подхватила ребенка и побежала к жрецу. Когда священник ее выслушал, то решил, что это знак. Так меня оставили при храме и назвали Малати – то есть, цветок жасмина.

Я не сводила глаз с подруги и слушала затаив дыхание, поэтому ничего удивительного, что не заметила, как мы вошли в купальни и, запнувшись, свалилась в воду под всеобщее хихиканье. Вынырнула отфыркиваясь и потирая ушибленное плечо, но подруга, успев спуститься, снова окунула меня в воду. Под водой я извернулась и потянула ее за ноги. Потеряв равновесие и забрызгав все вокруг, Малати свалилась на меня. Мы дергали друг друга за ноги и за руки, выныривая, чтобы вдохнуть, и снова уходя под воду, хохотали во все горло, пока нас не вытащили и не велели одеваться. На молитву я уже шла бодрее – спина и плечи почти не болели, поэтому на урок танцев после службы пришла почти вприпрыжку.

– Сейчас проверим, как вы поработали над вчерашним движением, – как всегда, неизвестно откуда появилась Мохини и обвела всех внимательным взглядом. – Встаньте колонной, будто идете перед паланкином! Начали! – она подождала пока мы построимся и ударила палкой о пол.

Видимо, не зря мы вчера до темноты повторяли танец – глаза Мохини блестели, когда наши руки одновременно взлетали, и браслеты вторили им звоном. Даже губы у учительницы дрожали, словно она старается сдержать улыбку.

– Что же, молодцы, – взмахом руки она велела нам остановиться. – Вижу, вы с должным усердием отнеслись к моему заданию. Но это не значит, что все получилось идеально, – сурово сдвинув брови, Мохини обвела нас строгим взглядом. – Вы добились синхронности. Это хорошо. Но жрицы должны быть легкими, как мотыльки. Ваш танец должна сопровождать только музыка браслетов, а не топот, будто бежит стадо разгневанных слонов. Будем учиться прыгать! – она хлопнула широкими ладонями. – Начали!

Мы стали прыгать, а Мохини наблюдала.

– Легче! Выше! – командовала она, прохаживаясь между нами. – Вы легкие, вас тянет вверх, а не к этим плитам, – снова постучала палкой по плитам двора. – Если приложите достаточно стараний, то сможете танцевать не касаясь земли, как настоящие апсары. Что случилось? – Мохини обернулась на смешавшиеся ряды девочек и возникшую сумятицу – это, неудачно приземлившись и подвернув ногу, упала Малати.

Я тут же подбежала к подруге и помогла ей подняться, девочки толкались около нас и спрашивали у Малати больно ли.

Она отрицательно трясла головой, но при этом на глазах наворачивались слезы. Кажется, Мохини не слишком обрадовалась возникшей заминке. Сложив руки на необъятной груди и неодобрительно качая головой, она наблюдала, как Малати пробует встать на ногу, и я чувствовала на шее ее горячее дыхание.

– Садись и дай посмотреть ногу, – из-под сурово сдвинутых бровей Мохини смотрела, как я помогаю Малати опуститься на пол, и как она послушно вытягивает ногу.

Пальцы учительницы были крупными, наверное, толщиной с ногу Малати, и когда Мохини осторожно ощупывала щиколотку, то мне казалось, что кости вот-вот сломаются, как засохшие ветки под порывом ветра. Но все обошлось – Мохини ненадолго отошла, потом вернулась с куском узкого полотна и затянула ногу подруги.

– Ничего страшного. Но сегодня ты больше заниматься не будешь, – прогудела она. – Старайся не нагружать ногу и поправиться до начала празднества. А вы чего встали? – Повернулась к нам Мохини. – Продолжайте! Или тоже подвернули ноги?!

Толкаясь, мы поспешили построиться, и занятие пошло своим чередом.

***

Когда Мохини закончила урок, мы едва не падали от усталости. Хотелось просто лечь и не двигать ни отяжелевшей рукой, ни дрожащей ногой. Камизы у всех можно было отжимать и они неприятно липли к коже, а с пересохших губ срывалось прерывистое дыхание. Даже голова слегка кружилась. Но отдыхать было некогда, нас уже ждала Пратима.

Мы только сейчас поняли, какое это счастье, что на ее уроке можно просто сидеть. Да, возможно что нам снова предстояла кропотливая работа по изготовлению краски, но гудящие ноги и горящие ступни могли отдохнуть. Особенно это относилось к Малати – она все еще не могла ступить на ногу и в комнату вошла, опираясь на мою руку.

Урок Пратима тоже начала с проверки вчерашнего задания и, раздав коробочки с сурьмой, снова велела друг друга накрасить. Вчерашние старания дали свои плоды и почти у всех девочек лини получились ровными, хоть и разной ширины. Не хваля, но и не ругая, учительница обходила всех и качала головой.

– Что же, вы почти добились нужного результата. – она отошла и еще раз обвела всех нас взглядом. – При виде вас дух захватывает, вот только жаль, что не от красоты, – Пратима растянула губы и сверкнула крупными желтоватыми зубами. – Вам надо учиться твердо держать руку. Не важно, как в дальнейшем сложиться ваша судьба, но мастерство владения телом всегда пригодиться. Этому вы и будете сейчас учиться.

Не успели мы испугаться, что опять придется вставать, как Пратима раздала дощечки, краску и тонкие, удивительно мягкие кисточки.

– Сейчас представьте, что наносите мехенди и рисуйте. Той, у кого рисунок получится лучше всех, я перед праздником сама нанесу хну на руки и ноги.

Подстегиваемые желанием получить награду, мы старательно принялись за дело. Сами придумывали рисунки и, сосредоточенно сопя, выводили завитки.

– А зачем ты носишь этот браслет? – спросила я, когда, закончив очередной лепесток, я распрямилась, и взгляд упал на рудракшу Малати.

Подруга ненадолго застыла, потом осторожно отвела руку от своего рисунка и мрачно посмотрела на меня.

– Из-за тебя чуть не испортила узор, – проворчала она. – У меня не было матери, – Малати бережно поправила браслет. – А с этим браслетом я под ее защитой. Мать никогда не покинет свое дитя.

– Своей мамы? – я округлила глаза, придумывая, где бы мне достать такой же, чтобы и моя мама была рядом.

– Нашей общей матери – Кали. А она очень любит своих детей.

Почему-то показалось, что Малати мне врет, но расспрашивать дальше не смогла – подошла Пратима, и я снова углубилась в рисунок.

Глава 10. Праздник Кали

Наконец, день, к которому нас так долго готовили, наступил. Дожди еще не закончились, но изнуряющая и лишающая последних сил духота нехотя отступала. Дни еще плавились в жарком мареве, и если была возможность, то мы предпочитали прятаться в прохладе храмовых стен, где вода, стекающая по устроенным в полу желобам, давала ощущение свежести. Ночи же становились прохладнее, и мы с Малати, продолжая убегать из храма, одевались теплее из-за гуляющего по пустынным улицам ветра.

Нога подруги прошла, и Малати возобновила свои выступления. По мере того, как я делала успехи на уроках Мохини, подруга и меня привлекла к танцам, поручая несложные движения. И по-прежнему делилась заработком. Знатные мужчина и юноша появлялись еще несколько раз. Старший наблюдал за танцем и давал золотую монетку, порой пытался заговорить и выяснить где мы живем и почему взрослые позволяют одним танцевать на площади, а младший не сводил глаз с Малати. И с каждым разом отец уводил его со все большим трудом. А Малати, словно только их и дожидалась, сразу же уходила.

В этот раз я не пошла с подругой – берегла нанесенный Пратимой рисунок – поэтому Малати отправилась на площадь одна.

Принимая утреннее омовение, я любовалась прекрасными узорами, украшающими руки и ноги, и большими оранжево-коричневыми кругами на ладонях и ступнях. Благодаря им каждое наше движение должно быть видно издалека. Малати все еще не пришла, и я постоянно посматривала на прячущийся в тени вход. Время молитвы неумолимо приближалось, а я старалась придумать оправдание отсутствию подруги.

Ничего правдоподобного в голову не шло, а нас уже выгоняли из купален.

– И где же твоя любимая Малати пропадает? – прозвучал над ухом едкий голос Ратны. – Она пропустила омовение, сейчас пропустит молитву и не попадет на шествие. Посмотрим тогда, как ты без нее будешь справляться, – она многозначительно посмотрела на украшающие мои руки узоры.

В тот день, когда Пратима объявила, что сама нанесет мехенди той, у кого будет самый аккуратный и красивый рисунок, я оказалась лучшей. Но слишком старательно подруга отводила глаза, отдавая дощечку учительнице, чтобы поверить, что все произошло случайно.

Я горько вздохнула, сожалея о ее неосмотрительности, ведь она так хотела вырваться отсюда. А служанке вряд ли удастся обратить на себя внимание знатного господина.