Обманувший дьявола

– Нет, не проспал, – отвечая на вопрос, продолжила старуха. – Да уж больно беспокойный сон ему, видать, привиделся. Она отдернула руку от Андрея и, адресуясь уже к нему, добавила: – Все бормотали вы: «Пров, Пров, найди Прова».

Озноб Андрея сменился холодным потом. Утерев лоб, он опасливо покосился на старуху и с усилием выдавил из себя:

– Спасибо, что разбудили.

– Чего-чего, а уж разбудить здесь всегда разбудят, – простонал сонный голос из соседнего купе.

Глава 8

Поезд медленно подполз к перрону и остановился, как будто окончательно выдохся. Андрей выскочил из вагона на перрон. Прошедшая ночь далась ему слишком тяжело. Он не был уверен в том, что старуха говорила правду, что она действительно хотела всего лишь разбудить его. Вполне возможно, она была одной из тех, кто преследовал его. Вряд ли теперь можно было говорить о галлюцинациях. Галлюцинации не занимают полки согласно купленным билетам и не ведут разговоры с соседями по купе.

Всю оставшуюся дорогу Андрей прилагал нечеловеческие усилия к тому, чтобы не заснуть. Но, как будто назло, сон стал одолевать его. Несмотря на неудобные позы, достойные экспоната кунсткамеры, которые он принимал, чтобы хоть как-то поместиться на прокрустовом ложе. Несмотря на то, что он тер глаза и щипал себя за руку. Сон все равно наваливался на него. И Андрей чувствовал, что остается беззащитным перед неведомой опасностью.

Так что теперь он постарался быстрее покинуть вагон, чтобы не остаться там невзначай один на один со старухой и ее не менее подозрительной внучкой. Вокзальная платформа была мокрой. Но дождя не было. По-видимому, он перестал как раз перед прибытием их поезда, потому что у многих встречающих были в руках закрытые, но не сложенные еще как следует зонты.

Из прорехи в тучах выскользнул робкий солнечный лучик. Андрей счел явное улучшение погоды добрым знаком. Он доехал от нового вокзала до Петровской и вышел из автобуса. Легкая, почти пустая сумка, перекинутая через плечо, не тяготила его. И он решил пройтись по центру Таганрога пешком.

В южном приморском городе осенью и зимой как-то по-особенному грустно. Такую грусть принято называть светлой. Она не гнетет. Напротив, хочется упиваться ей больше и больше. Ей нельзя насытиться. Она наполняет душу легкостью и гармонией, как будто заполняя в ней оставленные жизнью трещинки и выбоины. Андрей шел по тихим центральным улочкам Таганрога, глубоко вдыхая влажный, пропитанный дождем и пахнущий прелыми листьями воздух. Это был город его детства. И сейчас возвращение в него было особенно приятным. Как будто он выполнял возложенный на него свыше долг. Он забыл о своих кошмарах, странных происшествиях последних дней, таинственном Прове, вокруг которого столь неожиданно закрутилась вдруг его жизнь.

Еще несколько поворотов, и он будет на месте. Вот и трехэтажный дом, где живет бабушка Валя. Андрей вошел во двор, поднялся по обточенной временем лестнице подъезда. Здесь ничего не менялось десятилетиями. Казалось, он не был здесь не два года, а всего несколько часов. Что он просто вернулся с прогулки по городу. И только дорожная сумка на его плече напоминала о том, что он приехал издалека.

Впрочем, для бабушки Вали время, наверное, шло совсем по-другому. Она встретила Андрея так, как будто не видела лет десять. И только в этот момент он понял, как она одинока. Его психическая болезнь и странные происшествия, ее сопровождавшие, наверняка были для него божеским наказанием за то, что он забыл про старушку.

– Внучек, – встретила она его, – а что так долго добирался? Я тебя ждала раньше. Звонила на вокзал. Сказали, что поезд пришел вовремя.

– Прогулялся по городу, – пробормотал Андрей. – Хорошо у вас. А у нас все затопило, залило дождями.

– И у нас все время лило. Недели две, наверное. Только перед твоим приездом дождь и прекратился. Как специально подгадала небесная канцелярия, – объясняла старушка, пока он раздевался. – Обедать будешь?

– Угу, – кивнул Андрей.

Внезапно он понял, что очень голоден. Он поел вчера, перед уходом на вокзал. Прошло больше суток. Не смертельно, конечно. Да и не хотелось ему. Со всеми этими… приключениями. Слово «приключения» далось ему нелегко. Андрей долго подбирал его. Но сейчас все казалось уже не столь отвратительно жутким.

– Давай, давай, раздевайся, – торопила его бабушка Валя. – Чего стоишь?

– Да куда куртку-то лучше повесить? Сюда?

– Да куда твои глаза глянут. Ты здесь дома, – глаза старушки подернулись вдруг влагой. – Эх, нет с нами моей сестрички Танюшки. Все прошло. И не вернуть теперь уже никогда…

– Бабушка… – ком стоял у Андрея в горле.

Он хотел сказать, что понимает, как ей тяжело, но не смог.

Глава 9

После обеда и горячей ванны настроение его улучшилось. И хотя в глубине сознания все еще беспокойно дрожал и бился безотчетный страх, он уже мог рассуждать здраво. И задача его согласно этому здравому рассуждению состояла в том, чтобы навестить одну старушку (эта часть программы уже была выполнена), сходить на кладбище к другой и по возможности успокоить нервы двумя неделями отдыха.

И все-таки одна мысль не давала ему покоя. Точно незаконченное дело – неприятное, гадкое, но от которого никуда не деться. Так бывает, когда, преодолев себя, вы приходите к зубному врачу, измученные болью, а он ставит вам временную пломбу и дает талончик на послезавтра. И три дня над вами висит этот дамоклов меч. Боли уже нет, но и спокойствия тоже. Неизбежность новой нервотрепки не выпускает вас из своих цепких объятий ни на минуту.

Андрей чувствовал сейчас нечто подобное. Ему абсолютно не хотелось говорить с бабушкой о Прове. Но он понимал при этом, что не сможет уехать, не задав ей этот вопрос. Причем он даже не знал, какой ответ хотел бы услышать. Что она не знает никакого Прова? Это завело бы его в тупик. Все закончилось бы как-то просто и буднично, почти не начавшись. Если, конечно, навязчивые видения перестанут его мучить.

А если она знает о каком-то Прове? Что тогда? Понятно, что все будет зависеть от того, кем окажется этот человек. Вполне возможно, что было бы лучше и не знать о нем. Но без этого он не сможет считать цель своей поездки полностью достигнутой. В общем, круг замыкался.

Андрей сидел, глубоко погрузившись в старое, продавленное и от этого ставшее бездонным кресло, и чувствовал, что тонет в своих мыслях. Они накатывали на него волнами одна за другой. Все по-своему убедительные. Конечно, бабушка не знает никакого Прова. Зачем спрашивать? Ни с того ни с сего. Что она подумает? Глупость какая-то. И уже в следующую минуту: а если все же знает? А он не спросит. Нет, обязательно нужно выяснить. Но очередная мысль тут же стирала следы, оставленные предыдущей. А хоть бы и знает она какого-то Прова, так что? Кем он может быть? Сапожником с соседней улицы, умершим еще до войны? Другом детства его бабулей? Что изменится, если он об этом узнает? Что это ему даст? Абсолютно ничего. Ничегошеньки. Промучившись так с час, Андрей понял, что спросить все же нужно. Если он хочет избавиться от потока сменяющих друг друга навязчивых мыслей. Бабушка как раз закончила свои дела на кухне и вошла в комнату.

Прежде чем он смог задать свой вопрос, Андрею пришлось долго и подробно рассказывать о своих делах на работе, о сослуживцах, о том, ждет ли его повышение, как складываются их отношения с Юлькой и здоровы ли его родители. Бабушка все спрашивала и спрашивала, а он говорил и говорил. И его собственный вопрос уже казался ему абсолютно ничтожным на фоне этого фундаментального блока информации.

Нет, он нисколько не обижался на бабушку. Напротив, отвечал на ее вопросы с готовностью и во всех подробностях. Это было самое малое, что он мог для нее сделать. Казалось, его жизнь интересовала ее гораздо больше, чем его самого. К тому же ее расспросы оттягивали тот момент, когда он должен будет задать свой единственный короткий вопрос. Почему он так боялся этого? Он не мог объяснить. Его страшил не столько вопрос, сколько смутное и нехорошее предчувствие относительно ответа.

Наконец бабушка Валя удовлетворила свое любопытство. По крайней мере, до следующего утра. Воцарившаяся в комнате тишина после бесконечных перекатов его собственного голоса неприятно поразила Андрея. Чувствуя, что отступать больше некуда, он тоскливо обвел глазами комнату. Как он не заметил, что уже стало смеркаться? За окном была синяя чернильная темнота, вспарываемая время от времени вспышками желтого света автомобильных фар.

– Ну, а у тебя как дела? – выдавил Андрей, давая себе несколько секунд на то, чтобы еще раз обдумать никак не дававшийся ему вопрос.

– Какие у меня теперь могут быть дела, – вздохнула старушка. – Жива – и слава богу. В моем возрасте большего желать нельзя.

Андрей напряженно наморщил лоб. Он не любил подобных рассуждений. Впрочем, исправить бабушкин пессимизм вряд ли было возможно. И он, выглянув еще раз в окно, как бы невзначай спросил:

– Слушай, а ты не знаешь никакого Прова?

– Прова? – голос бабушки дрогнул.

– Да, – подчеркнуто равнодушно подтвердил он.

– А ты откуда о нем слышал? – как-то подозрительно осведомилась старушка.

К горлу Андрея вновь подкатила вчерашняя тошнота. Только теперь он понял, что все это время, сам того не сознавая, хотел, чтобы бабушка сочла его вопрос странным, удивилась и отмахнулась от него. Глупое желание. Подобное развитие событий не избавляло его от кошмаров и странных встреч. А самое главное – исчезла бы последняя надежда выяснить источник всех бед. И все же он почувствовал тревогу, когда баба Валя восприняла его вопрос настолько серьезно. Андрей вздохнул, как будто удивляясь ее реакции, и бросил небрежно:

– Да вспомнил просто. Бабушка мне что-то о нем говорила.

– Да? – удивилась старушка. – И что же?

– Да не помню я, – искренне возмутился Андрей.

Он не стал уточнять, что бабушка попросила его разыскать Прова. Причем всего пару недель назад. Иначе говоря, спустя три года после смерти.

– Мне о Прове рассказывал отец перед самой своей смертью, – вздохнула его собеседница. – Мы тогда жили Митрошине, а Танюшка уже работала в Курске. До этого отец никогда о Прове ничего не говорил. Мне, по крайней мере. Да он вроде и сам им только в последний год своей жизни заинтересовался. На свою погибель. А я тогда еще девчонкой была. Его не стало, когда мне двенадцать было.

– Прова? Кого не стало? – не понял Андрей.

– Отца моего, – грозно взглянула на него старушка, – твоего прадедушки.

– А Пров-то кто такой? – возмутился Андрей, чувствуя, что начинает раздражаться.

Нет, он злился не на бабушку, а на самого себя. Отчасти за то, что вообще затеял этот разговор. Отчасти за то, что, возможно, разгадка его психоза была так близко, но он никак не мог ее добиться.

– Кто этот Пров? – повторил он настойчиво.

– Мне непонятно, – задумчиво протянула баба Валя, устремив старческий, с прищуром взгляд в темноту окна, – откуда Танюшка могла знать о нем? Может быть, отец все же рассказывал ей о Прове и раньше? Когда я была еще слишком мала, чтобы что-то понять? А потом уже решил…