Ермак: Начало. Телохранитель. Личник

– Добре! Давай-ка, Тимофей, покажи, как тебя с шашкой обращаться научили, – приказал старший Селеверстов, продолжая смотреть на меня какими-то удивленно-задумчивыми глазами.

Я принял уставную стойку с шашкой и по командам Никифора показал «развязывание рук» и различные крутки.

– Хорошо! Молодец, Тимофей! Все как надо выполняешь. – Селеверстов разгладил усы. – Теперь посмотрим, как ты пешим лозу рубишь, а потом верхами. Ромка, воткни вот здесь четыре лозы, а ты, Тимофей, пройди с рубкой направо и налево.

С этим заданием я также легко справился: все четыре лозы были срублены под углом сорок пять градусов и воткнулись рядом в землю с оставшимися стоять основаниями. Когда разрабатывал руку после ранения, то на дворе Алениных за месяц перерубал весь сухостой, имитируя конную дорожку и более сложные комбинации: рубка на две, три и четыре стороны как имитация боя с двумя, тремя и четырьмя противниками соответственно; рубка камыша и яблок на подкидывание, их рубка в подкидывании с оборотом назад, в бок на один и на два удара. При этом все упражнения выполнял из исходного положения «шашка в ножнах», благо шашка, которая носится режущей кромкой клинка вверх, позволяет наносить удар сразу после ее выхватывания из ножен. Самураи с их кендо отдыхают!

Как мне помнилось из информации своего времени, самураи во время Русско-японской войны были поражены той скоростью, с которой казаки осуществляли удар, выхватывая шашку из ножен. По мнению многих из тех, кто остался жив, «с этими русскими самураями невозможно сражаться, они разят быстрее смерти». При этом настоящий мастер фехтования на катанах должен был уметь побить противника одним только движением: за несколько секунд успеть выхватить катану из ножен, ударить противника и вернуть оружие в ножны. При этом считалось хорошим тоном за это краткое время еще и успеть отряхнуть с меча кровь противника.

Дед Афанасий, наблюдая за моими потугами быстрее освоиться с шашкой, исправлял небольшие ошибки, ставя мне удар, учил древнему казачьему «танцу» с одной и двумя шашкам, а за неделю до смерти отдал мне свою шашку, сказав, что ему она также от деда досталась. Это была шикарная черкесская шашка терс-маймун в богато отделанных ножнах. Судя по рисункам и гравировкам, и шашку, и кинжал, которым я отправлял на тот свет хунхузов, делал один мастер. Пара была просто великолепна. Я был поражен красотой этого оружия, а Тимохина сущность визжала от радости от такого подарка.

Сегодня со мной была казачья, как я ее называл, «рабочая шашка». Она мне была более по руке. Расту еще! Жаль, йогурт «Растишка» не дают в этом мире!

– Хорошо удар поставлен. – Никифор посмотрел на отца. – Батька, может, посмотрим, как Тимофей рубиться умеет?

– А давай! Тимоха, против Никифора выйдешь на учебных? По голове и кистям не бить. До трех пропущенных ударов.

– Давайте попробуем, дядько Петро.

Я взял затупленную учебную шашку и оценивающе посмотрел на Никифора, который разминал кисть, вращая другой учебной шашкой.

«Учебная-то учебная, но даже если плашмя ею получишь, мало не покажется, – думал я, прикидывая, как построить бой против Никифора. Тот на полголовы выше, руки длиннее, привык рубить. – Что ж, будем резать, как длинным ножом на противоходе. Армейский ножевой бой спецназа я еще не забыл».

Никифор встал в правостороннюю стойку, перенеся всю тяжесть тела на левую ногу, сохраняя отвесное положение корпуса. Его клинок в согнутой в локте правой руки смотрел мне затупленным острием куда-то в область глаз. Я принял такую же стойку.

– Начали, – подал команду атаман Селеверстов.

Никифор сделал быстрый выпад в мою сторону, нанося колющий удар в район груди. Я отшатнулся назад, разрывая дистанцию, а когда Никифор стал возвращаться в исходную стойку, нанес режущий удар в выставленную переднюю ногу казака. Как я и ожидал, к такой «подлости» Никифор был не готов – все же строевых казаков больше учили рубиться на коне. Я сделал еще подшаг в сторону Никифора и, отводя предплечьем левой руки его кисть с зажатой шашкой, одновременно обозначил удар снизу-вверх от паха к шее, а делая шаг назад, «рубанул» наискось, легко задев правое плечо и грудь Никифора.

– Стоп. Убит! – Старший Селеверстов поднял руку, останавливая Никифора, который попытался что-то сказать. – Еще раз! К бою! Готовьсь! Начали!

Никифор нанес рубящий удар справа в висок, я же, увидев начало его удара, сделал, приседая, шаг вперед и вправо и, скрутившись телом на 180 градусов, обозначил круговой удар назад по ногам Никифора, еле успев остановить шашку перед его правой ногой. После чего быстро встал из приседа.

– Стоп! Никифор, а ты без ног остался! – Атаман сплюнул. – Еще раз! К бою! Готовсь! Начали!

В этот раз Никифор не стал нападать первым, а ждал, когда я попытаюсь нанести свой удар. Я не стал его разочаровывать и, в движении вперед перекинув шашку в левую руку, поменял стойку, после чего «резанул» Никифора по локтю правой руки, случайно попав в локтевой нерв. Выдав матерную тираду в три колена, Никифор выронил шашку и схватился за негнущуюся в локтевом суставе правую руку, продолжая что-то шипеть сквозь стиснутые зубы.

– Чего стоишь? Добивай! – будто кнутом стегнул меня по ушам крик атамана.

– Дядько Петро, я нечаянно! Просто случайно в нерв локтевой ему попал!

– Причем тут чаянно-нечаянно! Ты что, Тимофей, не понимаешь? Сопляк, прости меня, Господи, лучшего рубаку станицы уже три раза «убивает»! Это что, нормально?

– Батька, да случайно все это. Просто Тимофей не по правилам рубится! Так не делает никто!

– В бою, орясина, ты тоже будешь просить по правилам драться? Тебя уже три раза на тот свет Тимофей отправил. Что, Никифорушка, засопел обиженно, или я не прав?

– Да прав, батька, только Тимоха неправильно бьется…

– А ты что скажешь, Тимофей? Этому тебя тоже дед научил?

– Левой рукой шашкой биться дед учил. Он мне часто правую руку привязывал к телу, чтобы я в течение дня все левой рукой делал. И этому удару левой рукой в локоть после перехвата шашки дед научил. Только он говорил, что эту ухватку можно применять в бою один на один и когда больше никто схватке не помешает. А вот удар в ногу и потом крестом, после отвода вооруженной шашкой руки у Никифора, и приседая по ногам, я здесь придумал. Он же меня выше и сильнее. Тут только быстрота и хитрость спасти меня могли.

– Вот, Никифор, учись у младенца. Как он тебя срубил? Молодец, Тимоха! А ты чего рот разинул? Тоже учись!

Подзатыльник от отца заставил Ромку закрыть действительно разинутый в удивлении рот. На его глазах его приятель Тимоха только что три раза победил в рубке на шашках его старшего брата, которого в станице считали лучшим фехтовальщиком и который был для Ромки чуть ли не богом в воинском деле.

– Да! Удивил ты меня, Тимофей! – Атаман Селеверстов засунул большие пальцы рук за наборный пояс и стал покачиваться с носков на пятки и обратно. – Удивил! Это надо же! Молокосос опытного казака как тушку разделал! Ладно! Тимофей, давай на конную дорожку по рубке лозы. Посмотрим, что ты верхами умеешь. Обратно пойдешь по кругу, покажешь джигитовку.

Вот это для меня уже было испытанием! Тимоха был, конечно, отличным наездником, а вот у меня еще не все получалось. Но отступать было некуда. Вернувшись к коновязи и отвязав своего коня Чалого, я, не касаясь стремян, впрыгнул в седло и выехал на начало дорожки по конной рубке лозы. Опустив левой рукой поводья и толкнув Чалого ногами, переводя его с места в карьер, я правой рукой выхватил шашку, привстав на стременах и наклонив корпус чуть вперед. При этом в моей голове почему-то по кругу крутились две строчки песни из советского фильма 70-х годов «Я, Шаповалов»:

А ну-ка шашки подвысь,
Мы все в боях родились!

Мах вправо-вниз, влево-вниз, вправо-влево, вкладывая в удар и вес тела, потом переброс шашки в левую руку – и оставшаяся лоза была дорублена. Я остановил коня и повернул его назад. Перекинув шашку в правую руку и вложив ее в ножны, я с гордостью посмотрел на дорожку. Вся лоза была срублена идеально. Большинство срубленных прутьев лозы воткнулись в землю рядом с основанием. Такого результата у меня еще не было ни разу. Но теперь для меня самое трудное – джигитовка!

Как сын XXI века, за эти полтора месяца, что уже садился после ранений на коня, никак не мог привыкнуть к тому, что на коне можно вытворять акробатические номера. Хорошо хоть, мой Чалый Тимохой был выезжен отлично и при джигитовке шел спокойным и ровным галопом.

Эх, была не была! Вперед! Я с места послал Чалого в галоп и, дождавшись, когда он пойдет ровно, держась обеими руками за переднюю луку седла, соскользнул с седла с левой стороны, повиснув с боку Чалого и опираясь правым предплечьем на подушку седла. Поймав мах коня, когда его передние ноги коснулись земли, сам также оттолкнулся ногами от земли и мгновенно вспрыгнул в седло. Дальше с правой стороны, свесившись вниз к земле, достал срубленный и воткнувшийся черенок лозы. Потом махом развернулся в седле спиной по ходу движения коня и вернулся в исходное положение. В заключение джигитовки повел коня к барьеру и рву, перепрыгнув через них. После этого вернулся к Селеверстовым и, остановившись перед ними, спрыгнул, как положено, с левого бока коня и, взяв Чалого под уздцы, доложил: «Господин атаман, рубку лозы и джигитовку закончил!»

– Кхм… Закончил! А почему только с одной стороны соскок и поднимание с земли сделал? – Селеверстов с улыбкой в глазах грозно нахмурил брови.

– Дядько Петро, бицепс правой руки после ранения еще в норму не пришел. Не смог бы я правой рукой подтянуться.

– Тьфу, дурак я старый, после твоей схватки с Никифором совсем забыл, что у тебя рука-то прострелена! А ты и не напомнил! А что еще за бицепс?

Блин, опять косяк. Надо следить за своим языком. Тем не менее бодро я доложил:

– Фельдшер Сычев мне объяснил, что в плече у человека две основные мышцы: сгибательная, которая по латыни называется бицепс, и разгибательная – трицепс.

– Вот, учитесь! – Атаман повернулся к сыновьям. – Тимоха у нас по латыни понимает.

– Нет, дядя Петро, не понимаю. Просто запомнил, что Сычев говорил.

– Ну, фельдшер у нас известный говорун, особенно если ханшина выпьет. Ты стрелять-то с больной рукой сможешь?

– Конечно, смогу, дядя Петро. Она у меня уже не болит, только сила в ней еще не вернулась до конца.

– Тогда давай-ка верхами на место для стрельбы, и три выстрела по мишени. Конь-то выстрелов не боится? Патроны есть?

– Не, Чалый выстрелов не боится, приучен, и патроны есть – пять штук. А куда стрелять-то?

– Ты чего, забыл, Тимоха? Вон, видишь, мишень стоит. – Атаман указал на щит, сколоченный из жердей, размером где-то два на три метра. – Это как бы конная фигура, а попасть надо в белую полосу, желательно посередине. Это как бы грудь врага.

Я пригляделся и увидел на щите слабо видимую белую полоску сантиметров в сорок, которая шла посередине щита сверху и заканчивалась, не доходя метра до земли.

– Какое до мишени расстояние от нас? – вмешался в разговор Никифор.