Несвоевременный человек. Книга первая
Но нехорошее предчувствие в итоге их не подвело и Люцифер, с пилой в руках ещё жутче и опасней выглядящий, да так, что и помыслить нет сил, чтобы что-то ему возразить и сказать против, как ими и ожидалось, не отпустил их прямо сейчас, а сделал предложение, от которого им было невозможно отказаться. И хотя они уже в своих головах проигрывали некоторые сценарии того, как Люцифер будет ломать их психику, например, отдаст команду раздеть Горелого. – Давайте будем уважать чужой труд. – Срезав пилой пуговицу с пиджака Горелого, скажет Люцифер. – Люди старались, шили этот прекрасный костюм, – и не важно, что его носитель недостоин и пуговицы с этого костюма, правда, он считал иначе, раз его купил, – а мы его за раз испортим. А я ведь в некотором роде раскройщик и мне близка романтика создания полновесного костюма. – Люцифер, таким образом, обозначит задачу перед Иваном и Гаем, и им деваться будет некуда, как только начать стягивать с Горелого костюм. Что не так легко сделать после того, как Горелый так в себе смертельно расслабился и прилип к штанам липким выходом своего испуга в момент встречи его головы с молотком, а к рубашке прилип тем, что у него ещё при жизни лоснилось от жира.
Но Люцифер, как и его идеологический сторонник и мифологический прототип из ада, никогда не поведёт себя столь для человека предсказуемо, и он на самое жуткое воплощение самых страшных фантазий прибывшего к нему на перевоспитание человека (по сути Люцифер это такой наставник, кто методом кнута наставляет оступившегося человека на путь истинный), всегда найдёт куда как ещё более страшное и извращённое наказание.
– Берите его за руки, и покрепче! – отдаёт команду Люцифер. И хотя Ивану и Гаю до нервного истощения страшно, Иван всё же решает поинтересоваться у Люцифера, а зачем Горелому такая их поддержка сподобилась. На что и на Ивана Люцифер мог бы так посмотреть, что тому и так бы стало всё ясно, но Люцифер явно находился в добром расположении духа, – никак встреча со старым знакомым его так взбодрила, – и он не стал ронять Ивана в самые бездны своего страха, и он со специфическим в этих местах юмором, что для Ивана и Гая совсем не явно, объясняет это своё решение тем, что покойники иногда попадаются такие чувствительные, – особенно это происходит в тех случаях, когда человек при жизни был бесчувственной скотиной, а Горелый таким и был, – что они от малейшего прикосновения циркулярной пилы подскакивают с места, чтобы, скорей всего, ожить и так не мучиться после смерти. – Им всю жизнь говорили, что после смерти их будет ждать заупокой, а тут вон какие дела. Бл*ть, опять обманули. Никому верить нельзя. – Артистически за кого-то так выразился Люцифер, затем застыл в одном положении и тихо проговорил. – И бывает так, что оживают.
Ну а когда на тебя так смотрят исподлобья и сокровенно, и замогильным голосом говорят, – а это указывает на то, что Люцифер знает, что насчёт всех этих запредельных сферах говорит, – тот нет никакой возможности во всё, что сказал Люцифер не поверить, даже если ты сразу не собирался верить во всю эту чушь. – Он что, за дурачков нас держит. – В едином порыве про себя и всё за Люцифера решили Иван с Гаем, только он заговорил. Правда сейчас они и не думают возмущаться, а беспрекословно берут с разных сторон за руки Горелого, и видят, как Горелый на них посматривает со своего положения и как им кажется, посмеивается. А вот что вызвало такое его довольство, то ни Иван, ни Гай разгадать не могут. Может ему смешно смотреть на эту их человеческую наивность, решивших, что у них сил хватит удержать его на месте, когда он решит подскочить с места и удариться в бега, для начала посшибав их с ног. – Вот же глупцы, – вот точно так выражалось лицо Горелого, – разве вы не знаете, что человек после смерти становится в несколько раз сильней. А я и при жизни мог вас одной левой уложить, а уж после смерти, то тут без особых вариантов.
И Гай с Иваном видимо о чём-то таком догадывались, и они, переглянувшись между собой, крепко накрепко вцепились в Горелого и решили держаться за него сколько есть сил. Ну а как только Гай с Иваном ухватились за руки Горелого, то со стороны Люцифера до них тут же донёсся жуткий звук заработавшей циркулярной пилы – для чего она заработала было не трудно догадаться. А как только Иван с Гаем проявили такого рода сообразительность, то они на все требования своего любопытства никак не реагировали, каждый со своей стороны вцепившись взглядами в удерживаемую руку Горелого. Что, в общем-то, в основном и удерживало каждого из них на своих просевших ногах. И теперь они ещё об одном догадались – вот для чего Люцифер отдал им эту странную команду. Он, как оказывается, предусматривал вариант с их неустойчивостью стояния на своих ногах. А так они, и себя, и если что и Горелого придержат. Тут ведь и люди подготовленные и так сказать, взращенные на всех этих патологоанатомических частностях, не всегда могут опереться на свою подготовленность и запросто подкосятся на своих ногах, а что уж говорить о людях неподготовленных и не собирающихся так себя испытывать – у них и выбора нет особенного, кроме как умом тронуться и упасть в обморок, даже не видя, что там, на столе, происходит – воображение всё дорисует и доскажет.
При всём при этом не была исключена возможность того, что кто-то из тянущих в обе стороны и в частности, свою сторону, руки Горелого, не окажется, либо сильней, либо слабее, что ведёт к одному итогу – Горелый будет перетянут на одну из сторон. И тогда даже себе представить будет страшно, что случится с тем, на кого Горелый всем своим громоздким и крайне не дышащим телом опрокинется и завалит собой. О чём видимо вовремя сообразили обе тянущие на себя руки Горелого стороны, и Иван с Гаем, переглянувшись между собой, поняли, насколько они спаяны в одно целое, и что от их взаимовыручки будет зависеть, удержатся они на ногах или кому-то из них придётся встретиться лицом к лицу, в фигуральном смысле, с Горелым.
Между тем со стороны Люцифера до них донёсся голос самого Люцифера. – Ну что ж, посмотрим, что в тебе, Горелый, есть такого особенного, за что ты себя так от всех остальных выделял. – На этих словах Люцифера, Иван с Гаем в предощущении того страшного действия, к которым эти его слова ведут, хотели бы заткнуть уши, но их руки были заняты, и им только и оставалось, как зажмурить свои глаза, чтобы хотя бы постараться ничего не слышать. Что очень трудно сделать, а новичкам и вовсе невозможно. Так что как бы они не зажмуривали свои глаза, всё равно все исходящие со стороны Люцифера звуки достигали их ушей и сообразно их соображению понимались.
– Всё-таки как-то это удивительно, вчера лицом к лицу видеть перед собой человека и при общении с ним, вроде как неосознанно, фигурально, через словесное общение заглядывая в его душу, пытаться разгадать его, а сегодня, вот он, уже лежит перед тобой и ты, можешь уже буквально раскрыв его, заглянуть во внутрь него. Правда, этого уже не обязательно делать, чтобы распознать его как человека. Наверное, оттого-то люди при встрече со мной отводят в сторону свои глаза, боятся, что я раньше положенного времени загляну в них, и по преставившимся мне данным смогу прочитать, сколько им осталось этого времени, а они уж точно смогут заметить по моим глазам вынесенный им судьбой приговор. А люди как бы они не были любопытны и не стремились всё про своё будущее прознать, всё же предпочитают жить в неведении этого будущего. – Видимо Люцифер таким образом себя настраивал к работе. После чего он глубоко вздохнул и со словами: «Ну что ж, заглянем внутрь», – включает циркулярную пилу и, вцепившимся что есть силы в руки Горелого Ивану с Гаем, приходится внутренним криком заглушать эти жуткие звуки, доносящиеся со стороны Люцифера.
Но вот, кажется, звуки работы пилы затихли, и Иван с Гаем, мокрые и продрогшие от пробившего их озноба, сквозь слегка приоткрытые глаза посмотрели в сторону друг друга и, убедившись в том, что каждый из них находится ещё на месте, немного приободряются и начинают прислушиваться к тому, что происходит со стороны Люцифера. Оттуда же, первое, что различимо для них понятливо звучит, так это звук отложенного в сторону, на один из столов, рабочего инструмента Люцифера, циркулярной пилы. После чего до них доносятся, до дрожи во всём теле, страшные в своей домысливаемости звуки костяного скрежета, что ещё ознобливо терпимо, но вот когда оттуда зазвучали хлюпающие звуки, – а Иван с Гаем сразу себе вообразили, какая часть человека могла послужить источником этих звуков, – то у них у самих в голове начало закипать то, про что они сейчас подумали.
– Хм. – Звучит голос вроде как задумавшегося Люцифера – интонация его голоса наводит на такие мысли. – Я так и знал. – Уже утверждающим голосом заговорил Люцифер. – Пустой, как и есть пустой человек. – Здесь как почувствовалось Ивану с Гаем, Люцифер переводит свой взгляд на них и обращается к ним, как сразу же выяснилось, с риторическим вопросом. – А что это значит? – спрашивает Люцифер и сразу же даёт ответ на свой вопрос. – А значит то, что вся его жизнь была подчинена восполнению этого своего недостатка. И, пожалуй, будь наша судебная система более прогрессивной и продвинутой, то она бы смогла учесть этот факт его жизненной предопределённости. Ну не мог он иначе себя вести, когда внутри всё так пусто и требует себя восполнить. Это людям, так сказать, великодушным, на ком природа не с экономила и даже сверх души отмерила, хорошо чувствуется, и им делиться своим благодушием только в радость, тогда как людям пустотелым приходится на всей этой душевной радости вечно экономить и скупиться. Ну ладно, с этим разобрались. – После небольшой паузы сказал Люцифер, и как поняли зависимые от него и от его действий невольные ассистенты Иван и Гай, то сейчас наступит новая пятиминутка нечеловеческих страстей и боли – Люцифер, как им услышалось, опять взял пилу.
И точно, совсем скоро раздался рёв работающей пилы, и вслед за этим им стало чувствоваться, что и Горелый уже не столь крепко оказывает сопротивление – его руки начали поддаваться растяжению. И как только Люцифер вновь закончил свою работу и отложил в сторону пилу, то Иван с Гаем, стоило им только приоткрыть глаза, как они тут же чуть из себя рвотой не вырвались при виде того, что им увиделось и послужило причиной такой податливости рук Горелого – Люцифер прошёлся пилой по его грудной клетке (а ведь мог бы простым скальпелем), и так сказать, срезал соединяющие нити между сторонними частями Горелого. А Иван с Гаем, даже краем глаза заглянув во внутрь Горелого, потемнели в своих мыслях от страха. Пока же они пребывали в шоковом состоянии, Люцифер под всё те же невыносимые для ушей хлюпающие звуки возился где-то внутри Горелого. И только когда Иван с Гаем каждый для себя уже решил, что на этом всё, с меня хватит, он берёт слово и разряжает обстановку напряжения за этим столом.
– И здесь, как я и предполагал, – проговорил Люцифер, – внутри всё черно от сажи его чёрной души. А наличие чёрной души, с остатками сажи внутри, о чём говорит? – Люцифер вдруг обратился с вопросом к Ивану, лицом к которому он находился. Ну а Иван и не понял о чём его спросили, а он можно сказать, только что очнулся из забытьи, когда к нему с вопросом обратился Люцифер. Но Люциферу и не нужен его ответ, он просто таким образом размышляет, а затем делает для себя выводы из своей работы. – А такая чёрная душа говорит о том, что Горелый был умерщвлён не молотком, а из него заранее, с помощью выжигающего внутренности средства, вынули стержень жизни, а уж затем, так для всех оформили с этим молотком. – И вот тут-то, когда Люцифер так фигурально обозначил причину смерти Горелого, Иван с Гаем окончательно приходят в себя и с некоторой долей удивления, – типа ты слышал, что он сказал о стержне жизни, – переглядываются между собой. Дальше, скорей всего, между ними последовал бы немой монолог-обсуждение сказанного Люцифером, но донёсшийся звук со стороны входа в отделение, ступающих на ступеньки лестницы тяжёлых шагов, перевёл всё их внимание в ту сторону и на этом все их переглядывания закончились – и только Люцифер всё продолжал увлечённо копаться в Горелом.
Тем временем идущие таким, сравнительно тяжёлым шагом люди, спустились по ступенькам вниз и, судя по приближающимся звукам, направились именно сюда, к ним. И только было Иван с Гаем невольно создали себе визуальную картинку тех, кому могли принадлежать эти шаги, как входная занавеска отодвигается и в помещение секционной входят двое людей, своим внешним видом совершенно не обманувших ожидания Ивана с Гаем.
Иван с Гаем ожидали увидеть людей тяжеловесных, несговорчивых, достаточно суровых и, пожалуй, склонных к насилию, и они их увидели – в отделение вошли два, естественно во всём чёрном, пасмурных типа, ежистой наружности, с пронзительными, исподлобья взглядами на мир. Правда, к этому их ожидаемому виду вошедших людей, можно добавить весьма примечательную, характерную для них вещь – эти, с хмурыми взглядами на жизнь люди, создавалось такое впечатление, оформившись в это своё определяющее их жизнь я, окончательно зафиксировались в этом своём итоговом положении, людей решений. И судя по их волевым лицам и целеустремлённым взглядам, то они пришли сюда проводить в жизнь какое-то из уже принятых кем-то решений. Но они видимо не учли одной существенной вещи, что имеет важное значение там, в жизненных сферах, то оно не обязательно будет так же значимо здесь, где определяющим началом является чья-то смерть. И стоило только Люциферу отвлечься от своего дела и оторваться от Горелого с частью его в своих руках, то эти незваные гости на одном месте вмиг застопорились при виде Люцифера в ореоле мистического, и со свойственной каждому из них невозмутимостью начали реагировать.
Так тот тип, кто находился справа по отношению к Люциферу, вдруг стал не столь хладнокровным типом и его лицо, а в частности веко правого глаза стало подёргиваться при виде всего того, что вытащил из Горелого и держал в руках Люцифер. Что было только частью его проблем, ведь потеря связи с левой ногой, где она теперь болталась под ним, грозила ему куда как большими осложнениями. Что же касается его напарника, то он казалось, что был непоколебим и его ничем нельзя было пронять и сбить со своего целеустремления, и он как был убеждающе твёрд в своём взгляде на окружающее, и как смотрел, так и продолжал презирающе любую опасность смотреть своими холодными глазами во внешние пределы, в том числе и на Люцифера, представившегося ему в таком адском обличие – у более хладнокровного напарника было достаточно неплохое воображение, источником которого были не только его природные данные, но и его багаж знаний.
Между тем Люцифер окинул изучающим взглядом незваных гостей и с непримиримым к незваным гостям выражением лица, хотя не без свойственной ему иронии, обратился к ним с вопросом. – Никак пришли узнать об условиях своего, не за горами, размещения. Верно спрашиваю?
– При случае и об этом поговорим. – Как отрезал, сказал более хладнокровный тип с тёмным выражением лица, особую впечатлительность которому придавал проходящий шрам через левый глаз. – Сейчас нас в первую очередь интересует другой вопрос.
– И как, я понимаю, не требующий отлагательств. – Ответил Люцифер, вкладывая в Горелого прихваченное ранее.
– Всё верно. – Сказал более хладнокровный тип.
– Я вижу, что вы парни серьёзные и с вами, наверное, сложно спорить, не будучи вооружённым, – Люцифер на этих словах положил руку на лежащую на соседнем столе пилу, в результате чего напряг обоих своих собеседников, которые даже дёрнулись по направлению своих грудных карманов, – и поэтому я скажу. Давайте ближе к телу. – Люцифер не зря так детально определяющее выразился – рассматриваемый вопрос явно касается его специфики работы, и значит, он всё верно сказал. А то, что он пошёл им навстречу, то к этому его склонила ответная реакция незваных гостей, выказавших, что они пришли не с пустыми руками и были явно заряжены чем-то огнеопасным.
– Это Горелый? – задал вопрос более хладнокровный тип.
– Я в именные частности не вдаюсь. Так легче. А для меня он существует под своим инвентарным номером. – Ответил Люцифер. – Так что вам самим придётся проводить опознавательные мероприятия.
– Тогда посмотрим. – Сказал более хладнокровный тип, направившись к столу, с Горелым на нём. Подойдя же к столу он не без отвращения посмотрел на то, что из себя представлял Горелый, после чего он кивнул своему бледному напарнику и тот, не подавая виду, что ему нетерпеливо здесь находиться, подошёл к своему напарнику и, остановившись рядом с ним, придерживая руку у своего носа, принялся смотреть перед собой.
– Что показало вскрытие? – вдруг спросил Люцифера тип со шрамом.
– Как минимум, что он человек. – Со свойственной себе ироничностью ответил Люцифер (Каждый патологоанатом обладает специфическим чувством юмора и так сказать, тот ещё остряк. Что уж поделать, когда без этой характерной качественности, крайне тяжело, а подчас и невозможно оставаться в здравом уме, не скатившись в окончательный пессимизм, при их-то профессии).
– А как максимум? – последовал вопрос со стороны типа со шрамом.
– Что он человек с активной жизненной позицией, за которую он и пострадал. – Ответил Люцифер.
– А точнее, Людвиг. – А после этого обращения к Люциферу типа со шрамом, все, а в частности Иван и Гай, совсем по другому посмотрели на всех участников этого диалога. И у них в головах наряду с открытием для себя настоящего имени Люцифера: «Так его вон, как оказывается, зовут!», – и того, что тип со шрамом и Людвиг знакомы между собой и гораздо ближе, чем они с ним, начали нарождаться один за одним вопросы исследовательского характера, всё касающихся природы знакомства этих по своему необычных людей. При этом все эти вопросы зарождались у них на фоне одного и того же убеждения – что-то тут явно нечисто и попахивает тайной. – Но вот какой? – то на этот вопрос никак не находилось ответа, а нахождение тех прилагательных в которые будет обёрнут ответ на этот вопрос, никак не приближало их к ответу на вопрос. А они, эти прилагательные, все как на подбор были загадочного и мрачного качества.
Между тем ведущийся диалог между Людвигом и типом со шрамом, чьё настоящее имя явно столь же мрачно и окутано тайной, что и весь его вид, – Сумрачный человек для него самое то, – мигом за него сообразил Гай, – не делал никаких остановок и всё шёл своим путём.
– В нём, как и предполагалось, пусто. – Дал ответ Людвиг.
– Вот как. – Безразлично сказал Сумеречный человек, хотя интонация сказанного предполагала наличие удивления. – Тогда я нахожу необходимым убедиться в этом. – Сказал Сумрачный человек и, не дожидаясь от Людвига ответа одобрения или ещё чего, а явно решив действовать на своё усмотрение, погружает одну из рук во внутренний карман своего пиджака, откуда вскоре вынимается небольшая, изящного вида коробочка. После чего эта коробочка помещается на соседнем с Горелым столе, и Сумрачный человек, раскрыв неё, вынимает из неё типа химической пробирку и плюс к ней небольшую щёточку, на подобие той, которая имеет своё применение в руках криминалиста.
Вооружённый таким образом Сумрачный человек разворачивается к столу с Горелым на нём и, приблизившись на максимально близкое расстояние к столу, делает поверхностный осмотр всего того, что ему представилось на столе и в Горелом. Затем он погружается руками в него и как вновь зажмурившимися глазами поняли Иван с Гаем, то он там начал брать пробы. При этом они даже и помыслить себе не могли о том, чтобы задаться хоть какими-то вопросами – с меня хватит всех этих тайн и загадок, – примерно так себя на тот момент чувствовали они.
А когда вдруг каждого из них по очереди взяли за запястье той руки, которая держала в себе руку Горелого, то они в умственном оцепенении и пошевелиться, ни телом, ни мыслью не могли, совершенно не соображая, что сейчас с ними происходит. Хотя видеть они могли, как Сумеречный человек, так сказать, прокатал по ладони их руки щёточкой, и результат снятия образца погрузил во всё ту же пробирку. Затем он так убедительно посмотрел на Ивана с Гаем, что их пробил холодный озноб, и зловеще для них проговорил. – Надеюсь, что вы проявите благоразумие и никуда не пропадёте. – Отчего Ивану с Гаем сразу же захотелось в какое-нибудь никуда пропасть, да в ту под землю провалиться.
– Странно, а зачем всё смешивать в одно. Ведь тогда никакой точности расчётов не получится достигнуть, а прямо коктейль какой-то только выходит. – Иван всё же сумел преодолеть сковавший его мысленный ступор и так про себя поинтересоваться. Но на этот всё и дальше этого, ни он, ни Гай не пошли, – они пришли в себя уже где-то там, на одном из этажей поликлиники, – и даже не спешили друг к другу обращаться с вопросами о том, а что там, в патологоанатомическом отделении, на самом деле было. Да и вообще, было не принято заводить какие-то разговоры и дискуссии на тему посещения этого отделения. Ведь это отделение всегда было окутано мистической тайной и завесами недоговорённостей, а когда о нём заходила речь, что было крайне редко и то только в случае необходимости, по работе, то люди знающие, или только раз туда заглядывающие по величайшей просьбе главврача, с особым трепетом отзывались о нём, и то только в том случае, если уж не было никакой возможности уклониться от этого разговора.
И, пожалуй, не сложно понять Ивана и его, на автопилоте совершённый поступок, – в один прыжок под кушетку, – когда даже не он, а его подсознание опознало раздавшийся из-за двери голос, до сумерек души жуткого типа, которого они с Гаем, не сговариваясь, так и прозвали, Сумрачный. – Наверняка, меня ищет. – Это единственное пришло в голову, и мог подумать Иван, когда услышал голос Сумрачного, а как только додумал, с какой целью он его ищет: «По взятым соскобам с рук какую-то связь обнаружил между мной и Горелым, и в связи с этим у него возникли ко мне вопросы!», – то и спешно мотивировался на своё укрывательство под кушеткой. Правда когда Иван так скоро укрывал себя под кушеткой, то он всё же успел на ходу озадачится выходящим из его домысливаний вопросом-возмущением. – А какая к чёрту связь, когда я его только сегодня в первый раз увидел?! – Правда ему сейчас на него не ответить, так как из-за двери всё ближе и громче раздаются голоса людей.
– Сейчас разберёмся. – Вновь звучит голос Сумрачного после небольшого замешательства – Иван некоторым образом догадался, с чем оно могло быть связано – рылись, сволочи, в документации, оставленной им без присмотра на столе. – Жаль, что их за этим делом не застал Резус. – Совсем невозможно понять, кого Иван пожалел в этом своём размышлении. Хотя продолжение внесло некоторую ясность. – Было бы интересно посмотреть, как обе стороны отреагировали, встреться они в коридоре и, войдя в конфликт, начали противопоставлять друг другу. – Пока Сумрачный со своим компаньоном не открыли дверь и не вошли в палату, Иван моментально сообразил насчёт развития тех событий, которые повлекла бы собой неожиданная встреча между этими типами и дежурным персоналом больницы.
– Посмотрел бы я на тебя, когда ты наткнёшься на этих типов. И будешь ли ты всё таким же отвязным и бесстрашным, как с нами. – С жёсткостью в памятливом взгляде посмотрел Иван на зашедшего в отделение Резуса и, обнаружившего, копающихся на дежурном столе людей неизвестного типа и наружности.
– Это ещё как понимать?! – в удивлении громко вопросил всё вокруг Резус. Ну а Сумрачный и его компаньон, не так живо, как хотелось бы Резусу, отрываются от своего занятия и, переведя на Резуса оценивающий взгляд, на время своей оценки задерживаются на нём. После чего Сумеречный, голосом, располагающим к должному пониманию себя людей любой направленности, даёт ему ответ. – Как хочешь, так и понимай. – После чего осаженный и потерявший на время дар речи Резус, хлопая глазами, смотрит по сторонам, а буквально, на тех врачей и санитаров, с кем он завернул сюда, чтобы чаем с бутербродами перекусить – а тут вон оно что, что-то мало необъяснимое и аномальное творится.
Ну и Резус, заручившись поддержкой со стороны хотя бы того, что он здесь не один и если что, то будет кому сбегать за помощью, уже более непримиримым тоном голоса заявляет этим непрошенным гостях и захватчикам. – Я понимаю, что вы господа нарываетесь на неприятности. – Сумрачный на это раз не может сдержаться от выражения своей эмоциональности и слегка кривит рот в усмешке. После чего он упирается взглядом в Резуса, отчего тому становится так не по себе, что прямо сейчас захотелось выйти по уважительной причине, но Резус вынужден себя сдерживать, стоя не сдвигаемо на месте. И тут этот мрачный тип спрашивает Резуса.
– Слушай, – обращается к Резусу Сумрачный, – как эта штука, что болтается у тебя на шее, называется?
– Стетоскоп? – невольно взявшись рукой за стетоскоп, в некотором недоумении дал ответ Резус.
– А для чего он нужен? – задаёт вопрос Сумрачный.
– Слушать. – Отвечает Резус, продолжая не понимать, к чему ведётся весь этот разговор.
