Журналист в кармане. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика – 4

– В твой сегодняшний костюм шаромыги нужно добавить одну уточняющую деталь, которая всю эту видимость перечеркнёт и переведёт тебя из ранга негодного и пропащего человека, в ранг человека-героя. – Сказал Михаил и с таким зрительным нервом посмотрел на Клаву, что тому не то чтобы заробелось, а ему так испугалось, что он был не прочь всё оставить как есть. Но разве Михаил даст ему такую возможность. Конечно, нет. И Михаил озвучивает своё предложение, которое добавит геройского шарма во внешний вид Клавы.

– Тебе не хватает ссадины, либо небольшой гематомы на лице. – Не сводя своего взгляда с лица Клавы, Михаил прямо придавил того к земле ногами своим этим заявлением. – И ты сразу из жалкого человека, кого и не жалко оставить спать и отрезвляться в чулане в лучшем для домашних случае, или в собачьей будке по собственному опыту не в самом худшем варианте, превратишься в героического человека, при виде которого сердце начнёт разрываться у твоих близких. Если у них, конечно, – а это и тебе будет небезынтересно узнать, – есть к тебе сердечные чувства, а не они сами стояли за этим нападением на тебя. – А вот последний приведённый Михаилом аргумент нашёл отклик в сердце Клавы, в момент представивший своё появление в дверях своего дома.

Где он весь такой окровавленный и в его лице ярко отражаются все перенесённые им удары судьбы, которая сегодня особенно была к нему немилостива и пристрастна, и решила ставить ему палки в колёса с помощью своих подручных с кастетами в руках. А когда тебе на одном из перекрёстков жизни, как правило, на таких, где малолюдно, встречаются люди бравурной внешности, с такими же мыслями в голове, и что главное, не в одиночку, то разговор между вами сразу не выходит (ваши интересы и взгляды на вашу собственность диаметрально противоположны), и эти личности само собой добиваются взаимопонимания не вербальным путём, а другими способами.

Что, между тем, не так уж и страшно, если ты в руках держишь эспандер и на твоём месте такой как ты, Клава, бесстрашный. Но сегодня всё это судьба предусмотрела и вложила в руки этих подосланных собой людей кастеты. А тут уж силы не столь равные, и им удалось в качестве гола престижа зацепить бровь Клавы.

И вот Клава, с таким отчасти брутальным видом, но слегка в разорванном костюме, подходит к двери своего коттеджного типа дома, и дабы показать себя во всей красе, – да и самому ему видеть желается, как его такого необычного встретят дома, – ну и плюс, карманы в пиджаке вырваны с корнями, а значит, ключей вот так сразу не найти, вжимает кнопку звонка по самый корень.

Ну а там, за дверьми, как будто ошпаренные в один момент заметались, услаждая слух Клавы своей встревоженностью. – Значит я, ещё не пустое место, раз там так мечутся, услышав мой приход. – С усмешкой рассудил Клава и тут же в сердце упал от омрачившей его мысли. – А чего они там так мечутся и боятся моего неожиданного прихода? – вопросил себя Клава, чей приход и в самом деле был неожиданным. Он-то всем домашним, а точнее супруге Клаве, сказал, что будет только вечером, и раньше ужина меня не жди. Ну а судьба на его счёт имела свои планы (она, наверняка, больше, чем он знала) и, подослав этих людей с кастетами, вон как развернула всё в его жизни.

А как только Клава так подумал и сам в ответ испугался больше тех, кто в доме, то он не полностью сам, а только подсознательно, ещё сильней вдавил кнопку звонка. Ну а те, кто там, за дверью, ещё больше впали в собственный переполох мыслей, ног и мебели, вдруг попавшей под ноги. А кто-то так умудрился перепугаться, или же просто Клава очень ловко подловил на неожиданном моменте того, кто там поднимался, или спускался с винтовой лестницы, ведущей на второй этаж коттеджа, что спотыкнулся со своих ног и сейчас на всех парах скатывался по ступенькам лестницы.

– Неужели тёща?! – несмотря на сопровождавшие это падение звуковые успехи в деле сбития с ног тёщи, Клава недовольно нахмурился. А повод для этого был более чем. Его тёща, Артемида Сизифовна, не только из бытующих представлений и твёрдых взглядов тёщ на своих зятьёв, терпеть не могла Клавдия, а она всегда заявляла: «Это дело моего принципа», и тут же подвела под это дело странную аргументацию. – В натуре его терпеть не могу (ай-яй-яй, Артемида Сизифовна, откуда в вас всё это). И что б ноги этого шаромыги, и помяни моё слово, Клавочка, горя ты с ним хлебнёшь, не было в нашем доме. И точка. – А сама значит, в его отсутствие тут вышагивает своими ножищами и давит ими паркет, а своим широчайшего исполнения задом, к которому её природа не имеет никакого отношения, а всё это дело рук самой Артемиды Сизифовны, не знающей слова нет в деле хорошо покушать, продавливает диваны. А потом Клаве приходиться выказывать недоумение в ответ на вопросы Клавдия: «А почему наши диваны так быстро продавливаются и изнашиваются, раз мы с тобой здесь и не спим?». Ну а Клаве, чтобы быть что ли убедительней в своём непонимании, приходится идти на хитрость и отвлекать Клавдия от придирчивого рассмотрения этого вопроса самой собой.

– Я понимаю, к чему ты весь этот разговор ведёшь. – Говорит Клава и начинает демонстрацией самой себя сбивать Клавдия со всякой здравой мысли.

И только сейчас Клавдий понимает, что или кто за всей любвеобильностью его Клавы стояла – это его тёща, в его отсутствие продавливающая своим задом их диваны, а Клаве получается, что за неё отдувайся перед ним. Что ещё больше настраивает Клавдия против своей эгоистичной тёщи.

Но о тёще потом, а сейчас, как слышится Клавдию, тот кто-то, кто из-за двери, на всё тех же полусогнутых ногах добрался до входной двери, в которую так звучно ломился неизвестный, то есть он, и вначале, скорей всего, прислушавшись к шумам из-за двери, – надо же понять, кого в самом деле нужно опасаться, – так и не распознав незваного гостя, с дрожью в голосе спрашивает. – Кто там?

А эта нервность и дрожь в голосе супруги Клавы успокаивает его (значит, его боятся), и он с окрепшим голосом грозно вопрошает. – Я! А кто ж ещё? – А вот теперь уже его голос, хоть так и грозно прозвучавший, успокаивает его супругу, принявшуюся открывать замок, который не так легко открыть ещё дрожащими руками. Но вот она с ним справляется и дверь открывается, и она на пороге видит… Ой мамочки, – и Клава падает в обморок при виде такого героизма во всём себе Клавдия.

Но это всё происходит в самом спасительном для Клавы случае, а настрой за время отсутствия Клавдия Клаву тёща на неприятие его во всём, – он тебя, голубушка, обманывает уже своим существованием и нахождением рядом с тобой, не давая воплощаться в жизнь твоим имеющимся на эту жизнь мечтам и надеждам (отец-то сказал, пока он с тобой, то и рассчитывай только на одну себя; видишь, он даже и здесь его в расчёт не берёт), – что она всегда и делает, в его отсутствие приходя к ней (а вода и камень точит), то Клава захотев проверить на деле, так это или не так, невозмутимо посмотрит на Клавдия и даже не удивляется этим изменениям в его внешности.

И теперь уже Клавдий схватится за сердце, не увидев внизу лестницы свалившуюся тёщу, и ой мамочки, подкосится в ногах.

– Только не сильно. – По следам этого представления сказал Клава, и тут же, без всякого предупреждения и при этом очень резко, получает боковой удар в бровь. И Клава, само собой, не удерживается в ногах и в момент валится с них чуть рядом, на дорожку. И как пока что совсем не понимается Клавой, то он выпадает из реальности на какое-то своё знаковое время. И вот сколько длилось это время, то он этого уж точно сказать не может, когда по отношению к нему находился в своей туманной относительности, в так сказать, не стабильности. И за это время его выпадения из реальности, мир мог спокойно, без его вмешательства в собственные дела, несколько раз обернуться вокруг своей оси, измениться до неузнаваемости, а может даже и пойти дальше, и эволюционировать в обратную сторону.

Ну а если в своей частности, что только и замечается людьми, в основном живущими частнособственническими интересами, то пока Клава в своём временном безсознании упирался головой в землю, Михаил вполне мог, с удовольствием поглядывая на него сверху, выкурить сигарету, присев на скамейку и опираясь на него ногами для большего комфорта и удовольствия. А чтобы уж совсем ему было довольно сидеть, то он прикрыл Клаву всё той же газеткой и, глядя на неё, таким образом почитывал статьи из газеты, которые теперь косвенно и со своей ассоциацией касались лежащего под ними Клавы.

– Сегодня в одной из парковых зон города было обнаружено очередное, уже третье за последнюю неделю тело без признаков сознательной жизни. Что даёт нам основания утверждать, что объявился серийный убийца. Чья мотивация убийственных поступков пока что не выяснена. «Без понимания мотивов действий преступника, задача его поиска всегда осложняется», – сказал неназвавшийся представитель следственной группы, майор Б. Хм. – Задумчиво хмыкнул над прочитанным Михаил, многозначительно посмотрел на Клаву, головой выглядывающего из-под газеты и смешно для себя его вопросил. – Может им добавить новую улику? – А вот это обращение Михаила к Клаве приводит того в себя. И он с полным непониманием происходящего смотрит перед собой, затем видимо заметив боковым зрением Михаила, переводит недоумевающий взгляд на него и пытается понять, что с ним сейчас происходит.

– Вздремнул ты немного. – Говорит Михаил, сверху поглядывая на Клаву.

– И много я проспал? – спрашивает Клава, выбираясь из-под газеты и присаживаясь пока что туда, где лежал.

– Может и целую жизнь. Главное, чтобы не всё и не было поздно. – Михаил видимо специально говорит всякую непонятность, чтобы Клаве было сложнее на ноги встать.

А Клаве, в общем-то, не до всех этих доразумений, и он, взявшись рукой за бровь, пытается собраться с мыслями и удержать себя в состоянии покоя. Итак, пока Михаил не приходит к нему на выручку и за подмышки не поднимает его на ноги, и затем садит на скамейку.

– Дай, посмотрю. – Говорит Михаил, отнимая его руку от лица. – Для первого раза сойдёт. – Заглянув в лицо Клавы, сделал невразумительные для Клавы выводы Михаил, стоя напротив него. Но Клава не стал у него спрашивать, на что он тут ещё намекает (второго раза он точно не потерпит), да и не дал ему такой возможности Михаил, вдруг наклонившийся и принявшийся что-то искать вокруг скамейки. А когда человек что-то ищет, или демонстрирует поисковые действия, то тут о себе забываешь и начинаешь, спрашивая себя: «Что он ищет?», следовать своим взглядом за взглядом ищущего и не пойми что человека (даже в том случае, если он это потерянное ищет в тебе).

А Михаил, этот ищущий сейчас человек, само собой, держит всё в тайне и не торопится посвящать в свои планы Клаву. А всё потому, как думается Клаве, что он и сам не знает, что ищет. А, прежде чем что-то начать искать, нужно эту вещь потерять – вот такой прагматичный подход у Клавы к искомым вещам. А если его спросить о людях первооткрывателях, земель, истин и ещё чего-то такого земного, то у него есть на это такой ответ: они от рождения потерянные были люди, вот они себя и в первую очередь искали посредством всех этих первооткрытий.

Но эта его мысль оказалась преждевременной. Михаил в один момент вдруг задерживается на одном месте и, видимо заметив нечто похожее на искомое, опускает руку, чтобы приподнять найденное. И как сейчас видится Клавой, то Михаил не слишком избирателен в деле поисков, и его вполне удовлетворит осколок стекла из-под бутылки.

– И для чего оно тебе? – всё же интересуется Клава. Михаил смотрит на него и говорит. – А разве не ясно. – Михаил вновь начинает со своего придирчивого отношения к умственным способностям Клавы. – Если ты в сопровождении меня явишься домой и будешь в единственном лице в таком непревзойдённом виде, то, что о тебе и обо мне подумают твои близкие.

– Что? – непонимающе спросил Клава. А усмехнувшийся Михаил и не ожидал от него другого ответа услышать. – А то, что тебя в подворотне отлупили, и ты даже не смог дать сдачи. И только моё появление спасло тебя от больших неприятностей. И хотя тебя на глазах пожалеют, но это будет жалобная снисходительность к слабаку и трусу. Тогда как я буду смотреться в глазах твоих близких, а в частности твоей супруги, героем, спасших тебя от слёз и одинокого нытья по дороге домой. – Клаве же крайне не понравилась такая упомянутая Михаилом частность, и он потребовал от него объяснений, как это стекло изменит эту ситуацию в необходимую для него сторону.

– Всё просто. Твоя Клава увидит, что и я не избежал последствий ударов этой судьбы и решит, что ты не только в слезах посиживал в стороне, а ты вместе со мной принимал деятельное участие в приведение хулиганствующих элементов к ответу. А я это подтвержу. – Утвердил своё решение Михаил и этим куском стекла резанул себя от верхней брови левого глаза вниз до половины щеки.

– Ну как я тебе? – в злобном оскале, но с прежней усмешкой, вопросил Клаву Михаил.

– Лишь бы Клаве был никак. – Про себя затревожился Клава, увидев, как Михаил преобразился. И теперь, в этом кровавом, со шрамом ореоле, он выглядел так, как выглядят в приключенческих фильмах брутальные злодеи, берущие разных красоток на абордаж своей злодейской харизмой. И Клаве даже несколько передумалось идти с ним домой, а также захотелось взять стекло и добавить себе на лицо этой злодейской харизмы. Но он вновь на полшага от Михаила отстаёт и тот свистом останавливает такси, и они оставляют, прикипевшую к их задам скамейку.

Глава

4

Правило «По одёжке встречают, а по уму провожают» никто не отменял. И, поэтому, к походу в гости, а тем более домой, нужно подходить с умом.

– Так, прежде чем войти, я тебе должен сказать…– Остановившись у крыльца своего вполне себе приличного по стандартам Михаила дома, обратился к нему Клава с этим предваряющим вход в гости предупреждением. Но что он дальше скажет, то об этом Михаил догадывается, не раз уже в своей жизни проходя через вот такие гостевые этапы: вот так в вечерний просвет заявляясь в гости по настойчивой, между прочим, просьбе своего, буквально сегодня познакомились нового знакомого, что не мешало тому заверять Михаила в том, что он его всю жизнь знает и отныне они неразлучны. Где он по подходу к крыльцу своего дома или же к двери своей квартиры, интуитивно начинал соображать и понимать не всю свою независимость в этой жизни, и что за этой дверью есть кто-то, кто изо дня в день даже не покушается на его независимость суждения, а просто-напросто гнобит.

Но отступать уже несколько поздно, когда новый знакомый Михаила выказался перед ним столь величавым и с амбициями человеком. И он лишь ради душевного спокойствия домашних и соседей, кто чутко спит, а больше, конечно, не спит и соображает, по какому на этот раз поводу закатить скандал, – чует сволочь, когда я особенно чуток к ложным обвинениям, – предупреждает Михаила: Значит так, после первой не стоит связываться со свояком (он отсидевший своё, но всегда готов повторить), а вот тёще непременно стоит указать на её место в кладовке, – туда мы её хитростью заманим. Что же касается тестя, то он милейший человек, и мы его выставим в коридор, встречать обязательно припрущихся соседей, всегда очень крикливых, и сегодня, как я полагаю, растревоженных нашим шумным единоборством со свояком на руках.

Ну а насчёт своей супруги новый знакомый Михаила, то ли позабыл, то ли упустил её из виду, и как вскоре по открытию дверей в квартиру выясняется, то очень зря. И что-то из темноты прихожей прилетевшее в самую голову нового знакомого Михаила, ставит точку в этом их кратковременном знакомстве, складывая его в ноги. Ну а Михаил своё дело сделал, он проводил до дверей своего знакомого, а дальше он не напрашивался и быстро ретируется прочь.

Но сейчас, как вдруг краем уха слышит и выясняет Михаил, несколько другая история, и возникшие затруднения при входе в дом Клавы носят другого рода характер.

– Я тебе уже говорил, как мою супругу зовут. – Сказал Клава. На что Михаил угукнул и Клава продолжил. – И сам понимаешь, какие, больше недоразумения, чем сложности, накладывают идентичные имена на вместе проживающих людей.

– Только отчасти, – сказал Михаил, – а так мне, кажется, что в этом вопросе больше плюсов, чем минусов.

– Да, есть в этом деле свои плюсы. – Согласился Клава. – Но только больше для нас, а не для наших гостей и знакомых. Так что мы для большего удобства наших гостей изменяем свои имена на более отличительные что ли.

– А на самом деле для чего вы это делаете? – со своей хитростью и пониманием не простоты Клавы, спросил Михаил. А Клава вдруг покраснел в ушах и тем самым удостоверил Михаила в его подозрениях насчёт Клавы. А Клава ничего лучшего не придумал, как скрыть это своё смущение, напомнив Михаилу, под чьей крышей он сегодня будет находиться, и может даже будет приглашён к столу.

– Я всё понял. – Понуро сказал Михаил и тут же спросил Клаву. – Так как же мне тебя у тебя дома звать? А как позвать твою жену, если ты вдруг на длительное время отлучишься в винный погреб, а мне нужно будет показать спальню? – И Клаве видно, что Михаил неисправим, и он, махнув на него рукой, говорит. – Меня Нико, а супругу Мати.

– И откуда возникла такая потребность так назваться? – поинтересовался Михаил.

– Ну, сегодня…– Клава, а с этой поры Нико, хотел было всё объяснить со здравомыслящей, без всяких смешков точки зрения, но Михаил его перебил, спросив: «Так это у вас не первое переименование, как я понимаю?».

– Ну, да. – А Клава, то есть Нико (как всё-таки сложно привыкать к новому имени) и не поймёт, что его так удивляет. Сам поди что применяет разные ласкательно-уменьшительные словечки и именования к своим временным знакомым женского рода, кто и непонятно для Нико, по каким причинам иногда допускает до себя вот таких типов, как Михаил (наверняка, жалея их – у женского пола просто в крови жалость вот к такому неустроенному в жизни контингенту, и ему иногда требуется так себя жалостливо проявить, или снизойти), а тут для него всё это вселенская новость.

Но Михаил в своей упёртости и ханжестве не сдвигаем (первым кричит «держи вора» сам вор) и он начинает тут строить свои насмешливые предположения. – Я, как понимаю, то вы по каким-то значимым для вас датам делаете эти именные замены. Интересно было бы узнать, как вы вдохновляетесь. – А вот тут Клава срезает Михаила на его бахвальстве.

– Поспешу вас не обрадовать, господин насмешник. – Язвительно так заявил Нико, хотя для этого момента лучше подходит Клава. – В нашем репертуаре нет, ни Бонни с Клайдом, ни Цезаря с Клеопатрой, ни … – а вот дальше Клавы не хватило. И тут Михаилом могли сделаться два вывода, либо Клава не слишком эрудирован и начитан, либо … А вот это либо и для Михаила, живущего другими проблемами и мироощущением, было недоступно.

Впрочем, он не собирался разжигать ненависть в сердце Клавы и поэтому спросил его. – Так что значат ваши сегодняшние имена, как понимаю, отобранные вами к новой вехе твоей жизни, первому твоему выходу на работу. – Клава же успокоился и рассудительно, ровным голосом объяснил это так:

– Ник сокращённо от Никнейм, это сетевое имя, так называемый псевдоним, ещё неполновесное имя. Что как раз и отвечает мне, человеку, только вставшему на путь зарабатывания себе имени. Ну а Мати, это от Мата Хари. Без крепких тылов, а также без разведки, трудно продвигаться вперёд. – Михаил внимательно посмотрел на Клаву-Нико, и протянул ему руку для рукопожатия.

Когда же их новое понимание друг друга было так закреплено рукопожатием, они, наконец-то, выдвинулись к дверям дома. Где Клава-Нико несколько растерял в себе уверенности по приближению к двери, и когда они остановились у дверей, то он не стал тянуть руку к звонку, а в своей поддержке посмотрел на Михаила.

– Не тушуйся, я если что, то разговор поддержу. – Сказал Михаил как раз то, чего больше всего боялся Клава, вдруг испугавшийся остаться в тени своего напарника. А ведь сегодня его день и он должен сегодня сиять, как никогда не сиял до этого. Но уже ничего не поделаешь, и раз сложились так обстоятельства, то так тому и быть. И Клава-Нико глубоко выдыхает и нажимает кнопку звонка. И начинает тут же прислушиваться, не упало ли чего там, и не покатился ли кто-нибудь там по ступеням лестницы. Ведь сегодня для него знаковый день, и наверняка вся родня со стороны его супруги в курсе этого, и само собой не захочет пропустить мимо себя этот наиважнейший день. И только он за порог, как Артемида Сизифовна, ещё загодя всё от его Клавы об этом событии узнавшая, – вот видите мама, он не такой, каким вы его передо мной выставляли, и он не собирается на моей шее сидеть и подбираться к вашим деньгам, – тут как тут и только с виду желает ему всего хорошего.

– Ну-ну, посмотрим, – с таким многозначением качает головой Артемида Сизифовна в ответ на радостные сообщения Клавы, что не заподозрить её в том, что она больше, чем показывает знает, просто невозможно. Вот и Клава всё это замечает и с тревогой в глазах спрашивает её. – Мама, ты что-то знаешь? – А Артемида Сизифовна, надо обязательно заметить, до чего же упёртая и настойчивая в своей самоидентичности гражданка, как она говорит, голубых кровей, и она будет до последнего гнуть свою выбранную линию по дискредитации не своего выбора.

Не зря она своему папаше, Сизифу, ловкачу из ловкачей, в наказание была дадена, и он так и не осилил её характер, так до сих пор с нею мучаясь. Это у них семейное проклятие что ли, или такая генетика (мифологии и в современной жизни имеют место), ведь и Клава точно такая же, как и Артемида Сизифовна, закоренелая самобытность. И если она упрётся во что-то, то её никак не подвинешь. О чём прекрасно все в её семье знают, но ничего не могут, ни с ней, ни с собой поделать, раз за разом к ней подступаясь для того чтобы превозмочь её упорство (вот такое для их семьи наказание).

А Артемида Сизифовна, вот же наказание для своего отца, делает недоумённый вид и крайне удивлена таким предположениям со стороны своей дочери (один в один упёртости), которая о своих планах с ней не советуется и если что случилось, то ставит перед фактом случившегося.

– Ты меня ещё об этом спрашиваешь! – удивляется Артемида Сизифовна. – Когда я твоего охламона только тогда увидела, когда ты всё за него для себя решила, а теперь ещё удивляешься, что я к нему присматриваюсь. – Артемида Сизифовна с горечью разводит руки, указывая Клаве на её слишком поспешную самостоятельность. Ну а Клава, прекрасно зная, к чему ведёт этот разговор Артемида Сизифовна, еле удерживая радость на лице, через сжатые зубы ей строго говорит. – Можешь и не пытаться меня сегодня расстраивать. Не получится. – С чем она уходит на кухню, где начинает всё готовить к приходу Клавдия.

Вот почему даже здесь, на пороге дверей, ощущается исходящий из дома, и начинающий подвывающе действовать на желудок аромат вкуснятины. И видно не только по лицу Клавдия, но и по вытянувшейся физиономии Михаила, что они ощутили запах того, как Клавдия дома ждут. И, судя по ответному журчанию в их желудках и аппетитно вытянувшихся лицах, то его правильно дома ждут. И оттого хочется домой идти, и не засиживаться за полночь на работе, где бывает так, что тоже самое, что и дома есть – супы быстрого приготовления или быстрая доставка из какой-нибудь пиццерии.

А вот тут даже не принюхался, а тебя с порога обдало этим горячим ожиданием, и ты не просто в голове закружился от счастья и предощущения своей встречи со своей хозяйкой, а готов даже воздать вначале ей должное, а уж затем отдать должное пирогам (а то на полный желудок ко сну сразу клонит).

И Клавдий, одурманенный немного ароматом домашней кухни, позволил себе снисходительный взгляд в сторону угрюмого Михаила, явно прикручиневшегося и позавидовавшего ему, кого вон как ждут дома в отличие от него.

Но вот из-за двери доносится приближающийся шум шагов, похожий на постукивание каблучков (она и приоделась к моему приходу, потеплел в душе Клавдий), и Клавдий с Михаилом замерли в ожидании открытия дверей и их встречи. Где они за всеми этими головокружительными запахами домашней кухни и смущающими желудок ароматами, и позабыли о том, что они сейчас несут в себе – отвагу и всякое геройство, которое живо размазано на их лицах и частями распределено в костюмах. Но только они это упустили в себе, тогда как открывшая дверь Мати (Клава), в момент всё это за ними заметила и с округлением глаз испугалась.

А с этого момента … Даже не с этого момента, а в один момент, что никто из здесь находящихся людей, а особенно Михаил, кого это коснулось в первую очередь, и сообразить не успели, что сейчас происходит, – Мати, как разъярённая пантера (она была брюнеткой) в один прыжок сокращает расстояние между собой и Михаилом и, не давая ему опомниться или хотя бы понять, что сейчас происходит, набрасывается на него своими миниатюрными кулачками, которыми она начала барабанной дробью бить ему в грудь. А обалдевший от всего сейчас происходящего Нико, кто стоит в стороне в качестве зрителя, и кого пока никак не коснулась эта экспрессивность действий Мати, расплылся в радостной улыбке и с нескрываемой долей радости наблюдает за тем, как Михаил с каждым ударом Мати вгоняется в осадок, а не в усталость, как бы себя оправдать не хотел сам Михаил.