Последнее искушение свободой

Когда же она скрылась за дверью, Наставник повернулся ко мне и проговорил с иронией.

– Вот видишь… Как бы они не пытались скрыть свою женскую сущность от всех (и в первую очередь от себя), у них ничего не получается. Ведь природа неумолима и всегда придёт на помощь памяти: возьмёт да и проявит в самый, казалось бы не подходящий момент их женскую натуру. Вот так-то. И никуда им от этого не деться. Только мне всё реже и реже удаётся встретить такие природные натуры.

– А если бы она взялась и не проявилась эта натура? – спросил я.

– Ну тогда… Зачем нам такие?

– Какие – такие?

– Безосновательные. Запрятавшие свои основы так далеко, что и сами о них забыли, – сказал, как отрезал Наставник, поднялся с места и направился к дверям, словно чувствуя, что сейчас появится Умница. И как только он приблизился к дверям – на пороге появилась она.

– Вот, нашла, – всё с той же решимостью сказала она и направилась к столу, обойдя Наставника.

Последний, по всей видимости, изначально хотел не пропускать её, но её решимость стала причиной его нерешимости, и он безмолвно пропустил её. Вытерев стол, Умница заявила, что надо бы ещё и пол вытереть. С чем она собралась было идти назад, уже за этим аксессуаром работников сферы благоустройства. Но на этот раз Наставник решительно преградил ей путь и заявил, что на сегодня, в принципе, собеседование можно закончить, и что он ожидает её увидеть на втором туре тестирования. Умница же, потеряв свой строгий вид и, выразив свою радость, сказав – «до свидания», вышла из кабинета.

– Ну что ж, надо, наверное, сделать, небольшой перерывчик, – заявил Наставник.

– Что ж, я не против, – ответил я.

– А куда ты денешься, – засмеялся он, хотя я знаю – куда. В соседнюю комнату. А то Антон, наверное, заскучал.

– В запасник, так в запасник! – встал и я, принявшись собирать свои вещи, состоявшие из пары папок с вопросами. В то время, когда я уже собрался идти, в дверь кабинета просунулось широколицее лицо незнакомца.

– Простите, – было заявило оно. На что Наставник со сталью в голосе заявил. – Не прощу.

– Если бы не срочные обстоятельства, то бы я не посмел вас беспокоить, – появившись из приоткрытой двери, слегка сконфуженно продолжил, судя по его форме, охранник.

– Ну ладно, валяй, – слегка смягчившись, ответил Наставник.

– Да нас всех всполошил начальник транспортного отдела. Видите ли, как он говорит, на него напали в коридоре.

– Как это? – удивился Наставник.

– У меня конкретики мало, но я слышал… что когда он шёл по коридору, то какой-то незнакомец преградил ему путь, и ни с того ни с сего набросился на него с оскорблениями. При этом всячески ему угрожая, а в конце обещая отправить его петухом в курятник. Говорят, что начальника отдела прямо кондрашка хватила, то ли от неожиданности, то ли от наглости молодчика. В общем, кто его видел – говорят, что на нём прямо лица не было, а вместо него только маска, застывшая в изумлении. И ведь слова внятного от него не добиться, а пока разобрались, что да как, то и драгоценное время упустили.

– Да, неужели? Но насколько я знаю нашего транспортника, так это его обычное состояние. Ну да ладно, но почему у меня решили искать.

– Среди своих-то не надо искать, ну а «левые» в основном у вас отираются.

– Ну ладно, допустим. Ну и как же он хоть выглядел? – спросил Наставник.

– Да особых примет, в общем-то, и нет. Вроде молодой, одет в серый костюм. Ах да, ещё. Когда этот молодчик угрожал, то он почему-то держал в своей руке пятитысячную купюру.

Услышав это последнее упоминание про деньги, Наставник вдруг, что есть мочи разродился смехом, напугав этим своим поведением охранника. До меня, в свою очередь также дошла догадка, и я хоть не так экспрессивно, но тоже проявил через смех свою эмоциональность. Охранник, ничего не понимая, стоял и переводил свой взгляд с одного ржущего на другого смеющегося и наоборот. Отсмеявшись, Наставник поспешил успокоить охранника, заявив ему, что пусть он не обращает внимание на наш всплеск веселья – это к делу не относится, а что касается искомого, то такого у него нет. Но если он что-либо узнает, то обязательно свяжется с охраной и предоставит им всю нужную информацию. На этих словах Наставник выпроводил охранника и, повернувшись ко мне, заявил следующее:

– Я, пожалуй, давно так не смеялся. Значит, наш новичок всё-таки проявил себя. А ведь нам говорил, что спрашивать в компании у сотрудников чревато и поэтому нецелесообразно, ну а сам в это же время мучает нашего транспортника. Вот ведь какой нахал – вздумал нас обмануть. Впрочем, я решил ему дать ещё один шанс. Всё же интересно будет посмотреть на него ещё раз. А для пущего эффекта позову-ка я ещё сюда нашего транспортника, и тогда мы уж повеселимся. Так ведь?

– Не слишком ли жестоко будет для новичка. Ведь кто знает, чем это грозит?

– А, не переживай! Ничего с ним не будет. И вообще, не будь таким зажатым искателем правды. Запомни одну здешнюю истину. Пока ты находишься по эту сторону стола – для тебя нет никаких правил и запретов, для тебя не существует никаких нравственных ограничений и норм. Твоё желание – закон, и только ты решаешь, что можно, а что нельзя, и никто больше. Это они, с той стороны стола, пускай думают о правилах и приличиях. Мы же, по сути поймали за хвост одну из ипостасей истинной свободы, ограниченной только нашими понятиями о ней. И я, даже скажу больше, именно беспринципность и является той необходимостью, которая и приводит всё вокруг в движение. Ведь только обладая ею, ты сможешь разобраться и понять все неуловимые движения души человека, вскрыть скрываемое, найти в его дальних тайниках души то, что он пытался спрятать от всех (и в том числе от себя), и только с помощью её ты сможешь отделить зерна от плевел. Думаешь, создатель не в курсе всех этих непотребностей, творящихся здесь? Наверняка, он самый искусный знаток всех существующих видов грехов, к созданию которых он тоже приложил руку. Ведь не зная их, разве можно выносить о них суждение? А для того чтобы ему самому не пачкать руки, он и привлёк на эту службу дьявольское отродье, которое и выполняет за творца всю грязную работу. Так что небеса сами диктуют нам свою волю, а мы только являемся её послушными исполнителями. И для того, чтобы чётко следовать этим указаниям, нам и нужна никем не ограниченная свобода, которой пользуются и первые исполнители воли творца.

– Ну, это только ваши предположения, ссылаясь на которые, вы пробуете оправдать свои действия. Ведь легко сказать – на всё воля божья, и только он несёт за всё ответ, – попытался возразить ему я.

– А чья же ещё? Он, и только он дал нам моральное право не иметь никакой морали. Именно мы берём на себя этот груз ответственности за человеческую безответственность, ведь неизбежность будет лучше держать под контролем, чем имея её в свободном плавании. Так что мир должен быть нам благодарен, потому что мы не гнушаемся возиться в данном сегменте аморальности. Так что, если не мы – то кто?

– Вы это о чём, собственно, – не совсем поняв пространность речи Наставника, спросил я, и что интересно – этот его монолог почему-то до боли был знаком мне. Но где это слышал я, сейчас не мог вспомнить.

– Да ты всё прекрасно понял. И не надо из себя строить непонятливого. В общем, давай не порть мне день своими философствованиями, мне ещё сегодня предстоит немало убеждаться в бренности человеческой мысли. А с тобой, если ты захочешь, мы найдём ещё для этого время. А пока что откинь эти свои мысли и начинай пользоваться данными тебе благами. И вообще, меня интересует сейчас другое – надо бы узнать подробности сегодняшнего инцидента с нашим транспортником, – заканчивает он и, беря трубку телефона, начинает набирать номер.

Я же решив, что было бы неплохо выйти в коридор и проветрится, говорю ему, что пойду подышу свежим воздухом. На что он, не отвечая мне, просто машет рукой, отправляя меня восвояси.

Выйдя в коридор, я обнаруживаю там ожидающих своей очереди на собеседование ещё нескольких претендентов на работу. Всё же интересно, почему они казались мне все разные сами по себе, но в тоже время – так были похожи друг на друга. И ведь я не беру в расчёт тот требуемый дресс-код, одеваемый ими на себя по приходу сюда. Нет, здесь есть что-то другое. Ведь, по сути, их сближает и одновременно разъединяет общее стремление добиться цели здесь, у нас в компании. Может именно эта общность целеустремлений, в данном случае и становится тем выразителем, так делающим их похожими друг на друга. Кто знает? Но пока я шёл по коридору и размышлял об этом, то неожиданно наткнулся на выходящую из дамской комнаты Умницу.

Она видимо тоже не ожидала меня увидеть, но имея при этом более скорую реакцию, первая выпалила:

– А, это вы.

На что я ничего другого не найдя ответить, сказал:

– А это вы.

На что она, улыбаясь, просто сказала. – Как видите.

– А что, домой не торопитесь идти?

– Да вот, уже собралась, – улыбаясь, ответила, сказав мне, – Ещё раз до свидания.

И отправилась к выходу. Я же, не успев что-либо сказать, остался на своём месте и с улыбкой продолжал смотреть ей вслед.

– А вы даром времени не теряете, – неожиданно услышал я голос Лизы. Видимо, она тоже находилась там же, где и Умница и, выйдя оттуда, не могла не наткнуться на стоящего улыбчивого истукана, смотрящего вдаль на восток (просто небольшая ассоциативность с выходом, ведь по моему разумению его искать стоит только на востоке), вслед за уплывающей из виду Умницей. Этот истукан не сразу пришёл в себя, от неожиданности, вызванной появлением Лизы. Он поначалу только и смог, что промямлить пару слов.

– Я, это я.

Но таковы все истуканы, и за это их нечего винить.

– Да, я вижу, что это именно вы, – проговорила Лиза.

– А я ведь вас везде искал, – наконец придя в себя, ответил я.

– Конечно, учитывая, где мы встретились, видимо, это было последнее место, куда вы ещё не заглянули. Хотя, возможно, я просто упредила вас. А ведь мне даже представить смешно, чтобы было, если бы вы заглянули сюда, прежде чем… – Представив себе эту картину, прыснула со смеху Лиза. – В каких бы вы ракурсах застали, ничего себе особенно такого не ожидающих леди, и в мгновение вашего ока переставшими бы ими быть. Что скажите? – Строго посмотрев на меня, спросила она.

– Да вы всё не так поняли, – сказал я, но поняв, что опять двигаюсь не в том направлении, попытался срезать этот путь крутым маневром, – Я просто хотел сказать, что чувствую свою вину перед вами и хотел бы её загладить.

– Вы это о чём ещё? – с удивлением спросила Лиза.

– Я – про свою утреннюю сухость.

– Да перестаньте! Вы как будто живёте по каким-то заветам, существующих, разве что в вычитанных вами старинных романах. Утренняя сухость – это надо же так сказать, – с выражением сказав последнюю фразу, Лиза засмеялась.