Последнее искушение свободой
– Я, это я.
Но таковы все истуканы, и за это их нечего винить.
– Да, я вижу, что это именно вы, – проговорила Лиза.
– А я ведь вас везде искал, – наконец придя в себя, ответил я.
– Конечно, учитывая, где мы встретились, видимо, это было последнее место, куда вы ещё не заглянули. Хотя, возможно, я просто упредила вас. А ведь мне даже представить смешно, чтобы было, если бы вы заглянули сюда, прежде чем… – Представив себе эту картину, прыснула со смеху Лиза. – В каких бы вы ракурсах застали, ничего себе особенно такого не ожидающих леди, и в мгновение вашего ока переставшими бы ими быть. Что скажите? – Строго посмотрев на меня, спросила она.
– Да вы всё не так поняли, – сказал я, но поняв, что опять двигаюсь не в том направлении, попытался срезать этот путь крутым маневром, – Я просто хотел сказать, что чувствую свою вину перед вами и хотел бы её загладить.
– Вы это о чём ещё? – с удивлением спросила Лиза.
– Я – про свою утреннюю сухость.
– Да перестаньте! Вы как будто живёте по каким-то заветам, существующих, разве что в вычитанных вами старинных романах. Утренняя сухость – это надо же так сказать, – с выражением сказав последнюю фразу, Лиза засмеялась.
– Ну да, я как-то неловок в своих выражениях, – промолвил я.
– Я как-то не ловок, – вновь передразнила меня Лиза, не преставая смеяться, при этом пытаясь изобразить меня. Я же, приняв её эстафету, тоже засмеялся. Насмеявшись вдоволь, Лиза, вновь изобразив серьезность, и со всей этой самой серьезностью спросила меня, – Так кто же эта ваша знакомая пассия?
– Вам разве интересно? – спросил я.
– Мне, может быть, всё интересно, что интересно вам, – с упором глядя мне в глаза, ответила она.
– Ну, тогда я скажу, что она мне неинтересна, так как место для моих интересов уже занято. И я не отношусь к той категории людей, кто не видит, что у него делается под носом, чтобы искать где-то там вдалеке то, что тебе уже дано судьбой.
– Вот как… И вы всегда полагаетесь на судьбу, предпочитая плыть по течению?
– Я бы не сказал, что полагаться на судьбу – означает просто плыть по течению проторенного судьбой русла, для меня это скорее – придерживаться выбранного курса, что не так уж и легко.
– Ну вы и скользкий тип, на всё найдёте ответ! Так, как насчёт контрамарки? – прищурив глаза, спросила Лиза.
– А за вами я уже зарезервировал броню, – ответил я.
– Да неужели? Это уже становится любопытно.
– Давайте вечером после работы сходим в «Наше» кафе, там я уже сделал броню для нас.
– А, вот вы что имели в виду, а я-то думала… – разочаровано сказала Лиза.
– Но не всё же сразу – как же без интриги.
– Ну, тогда ладно. Посмотрим, чем вы меня удивите. Хотя кафе шаговой доступности – чем не фокус.
– Так для того, чтобы пойти со мной на край земли, вам ещё надо подготовиться.
– Что ж, логично.
– Ну, тогда после работы я вас там жду.
– Хорошо. До вечера, – сказала Лиза, и мы на этом расстались с ней.
Наконец-то вся та, присутствующая во мне с утра тяжесть улетучилась, и я с былой лёгкостью направился назад, в кабинет для собеседований. Заглянув внутрь, я увидел, что там уже идёт новый этап по тестированию кандидатов. Решив, что будет лучше обойти вокруг, и таким образом попасть в нашу потайную комнату, я двинулся в обход. Когда же я, оказался на месте, то не застал в ней кого-либо, и как выяснилось позже, Макс с разрешения Наставника отправился к себе в офис. Я же, предоставленный самому себе, поначалу попытался вникнуть в суть беседы, происходящей за стеклом, но потом, в виду малого интереса, перестал воспринимать происходящее там и принялся терзать свою фантазию, предлагая ей возможные различные сюжетные линии в развивающихся вечерних событиях, сопряженных с моей встречей с Лизой.
И ведь умеет же фантазия подыгрывать тебе, извлекая из своих недр такие поворотные моменты, которые своей крутизной так встряхивают тебя, подняв волны твоей волнительности, что даже в грёзах ты ощущаешь, как крепко перехватило твоё дыхание. Но разве фантазия может сама остановиться? Да ни за что на свете! Раз набрав разбег, она несётся во всю прыть по горизонтам твоей памяти, рисуя будоражащие ум умопомрачительные картины, что аж дух захватывает. Но самое интересное и завораживающее она оставляет на потом, изображая будущее в недосказанном, эскизочном варианте.
Пофантазировав с избытком, я решил не заменять ею реальность и стал наблюдать, что делается в другом помещении. Процесс интервьюирования протекал согласно существующему плану проведения собеседования. Стандартные вопросы с такими же стандартными ответами, и можно было сказать, что третья часть была калькирована с первой части, где разве что только часть присутствующих лиц поменялась. Хотя поведение Антона меня несколько озадачило. В него как будто вселился другой человек. Откуда взялась эта язвительность и какое-то неестественное высокомерное презрение, даже не знаю? Правда, в сущности, я ведь и не больно-то и знал его. Но Наставник, по всей видимости, остался доволен своим учеником, принявшим его понятие свободы. Но всё же меня волнует один вопрос. Почему при моём стажировочном участии Наставник отклонился от нормы и прибегнул к ситуационному собеседованию? Кто знает?
Между тем, время неукоснительно приближалось к концу рабочего дня, что не могло не радовать меня, да и, наверное, нет такого человека, который бы не радовался этому; разве что кроме отдельных владельцев высоких кабинетов. Но и они когда-то, в пору своей молодости, с нетерпением ждали заветного окончания работы, чтобы после неё быстренько заскочить в магазин и, захватив там чего-нибудь вкусненького, обрадовать этой мелочью своих домочадцев. Вначале из домочадцев была только одна, любимая жена, с порога бросающаяся ему на шею. Но ему не было тяжело – разве такая тростинка может быть тяжелой, да и любовь не надо снимать со счетов. Конечно, со временем появились детишки, и уже они, отодвинув маму, с визгом бежали встречать папу, крича: «Что ты, нам сегодня принёс!?». И он, доставая из карманов брюк какую-нибудь конфету, приводил детей этим в восторг, конечно, вслед за этим он получал от них серьезное наставление, чтобы папа строго настрого запомнил, что мы любим шоколадные конфеты. Упреки же мамы, что хватит их сладостями закармливать, пропускались мимо ушей и на следующий день, он запыхавшись, опять говорил: «Я вам что-то вкусненькое принёс», и дети, вновь несясь во всю прыть, чуть не сбивали его с ног. И нет ничего страшного в том, что это повторялось изо дня в день, ведь от этого радость нисколько не становилась меньшей.
Но вот дети выросли, обзавелись своими семьями и съехали на новое место жительство. Следом незаметно и жена выросла из своих женских юбок и джинсов, обездвижилась и, усевшись в мягкий диван, полностью погрузилась в чужую жизнь, льющуюся на неё из экрана телевизора. Теперь только хозяйский (в смысле, хозяин) кот изредка встречает его у порога, да и то, если почувствует запах рыбы. И вот нашему герою всё реже и реже хочется возвращаться домой, и он всё чаще и чаще задерживается на работе, чувствуя свою относительную нужность.
И теперь его прежнее нетерпеливое ожидание окончания рабочего дня, связанное с предстоящей радостной встречей, сменяется страхом прихода этого времени, и от этого ему теперь так ненавистен этот момент, и он зачастую срывается на своих подчиненных, почему-то так рвущихся домой. И только изредка звучащий в телефоне голос кого-нибудь из его детей, может преобразить его. И вот он, уже не тот, повёрнутый на работе старый брюзга. Этот голос молодит его, разглаживая его морщины, в его глазах появляется прежний, когда-то присутствующий блеск, и он тогда с важностью заявляет на весь отдел: «У моей дочери сегодня именины, так что я вас прошу сегодня меня не задерживать и сдать все отчёты вовремя». А ведь ещё вчера он и слышать не хотел, если бы кто-то попросил его отпустить пораньше. Но вот именины проходят, и вновь перед всеми появляется старый брюзга, и снова для всех наступают серые будни трудового дня – до конца.
Глава 11
ПереГнев
Я же, вновь проявив выдержку и дождавшись окончания рабочего дня (благо Наставник тоже придерживался концепции: делу время, а потехе час и не стал меня задерживать), спешно направился в кафе, для того, чтобы заказать столик. Ведь во время спонтанной встречи с Лизой, мне пришлось несколько преувеличить готовность моего заказа в кафе. И поэтому мне требовалось поспешить, дабы не оказаться не у дел. К моему облегчению кафе было практически пустым: в принципе, время ещё не способствовало его загруженности. Только за одним столиком восседал одинокий посетитель, который, впрочем, меня не волновал. Я было решительно направил свой шаг к стойке администратора, когда услышал в свой адрес до боли знакомый голос.
– Ай-ай, как не хорошо забывать старых друзей, – повернувшись в мою сторону, заговорил со мной одинокий посетитель. От неожиданности и смутного предчувствия, я замер на месте. Да что я, во мне всё остановилось. Этот голос, разве его можно с кем-то перепутать. И если внешность претерпевает изменения, то голос, – это твоя вечная данность, тот пространственно-временной определитель, служащий для твоей идентификации: он несёт в себе ни с чем не сравнимые индивидуальные черты. Что же касается его внешнего вида – то может он и взял человеческую оболочку, но для меня выглядел так же, как и на небесах.
– Чего встал, как вкопанный. Подойди, поздоровайся со старым другом, – ухмыляясь, продолжил Денница, а это, без сомнения, был он.
«Но что он здесь делает, и что ему нужно?», – пробежали в голове моей мысли, но времени соображать не было, и я, подойдя к нему, ответил, – Вы меня застали врасплох. Честно сказать – не ожидал.
– Ну, со мной только честно и надо разговаривать. Ты же знаешь. Да что ты стоишь. Присаживайся, поговорим. Я тут и столик для нас заказал. – Расплывшись в улыбке, заговорил он.
– Я бы с удовольствием, но у меня тут встреча вот-вот должна состояться, – сказал я, думая про себя: «Чёрт, надо же было принести его сюда. Теперь надо будет срочно перенести место встречи, и ещё как-то Лизе это объяснить».
– Ты там случайно не меня припоминаешь, а то что-то вид твой больно потерянный, – с издевкой спросил Денница.
– Да нет, просто всё так не вовремя.
– Не беспокойся. Поговорить со мной, да, пожалуй, и с Годом, всегда вовремя. А насчёт своей встречи, ты не беспокойся. Она немного задержится – как раз нам хватит времени поговорить.
Меня эти его предположения вовсе не обрадовали, и я было хотел задать ему наводящие вопросы, но мне позвонила Лиза и сообщила, что её вызвала Любовь, и в связи с этим она немного задержится.
– Надеюсь, подождёшь? – закончила она вкрадчивым голосом.
– Конечно, можешь не сомневаться, – потерянно ответил я.
– Вот видишь, всё выходит, как я говорю. А то вы все склоняетесь к тому, что я сею семена сомнения вокруг себя. Давай, присаживайся. – Сказал Денница и, заявив, – Чувствуй себя, как дома, – закатился своим дьявольским смехом.
Что ж, мне ничего другого не оставалось делать, как присоединиться к нему. Денница же, подняв руку и, как это делают в старых фильмах, щёлкнув пальцами, закричал: «Официант!!!». Что в свою очередь заставило меня, поежившись, вжаться в стул. Официант и без этого жеста странного посетителя собирался подойти к нашему столу, что собственно им и было проделано. Денница же, взяв предложенное меню, начал усердно изучать его. Потратив несколько минут на это, он отложил его и заказал стакан томатного сока, сообщив мне, что предпочитает общаться голодным. Увидев же, что я даже не притронулся к меню, он разразился тирадой.
– Ну а ты, я вижу, тоже не голоден, или может встреча со мной не способствует аппетиту. Что скажешь? – вновь засмеялся он.
– Я, оставлю себя на потом. Если вы не забыли, у меня здесь назначена встреча. Но, впрочем, принесите мне чашку чаю, – обращаясь к официанту, сказал я, который, получив столь скудный заказ, с недовольным видом удалился.
– Да, да. Всё верно. А ты, я смотрю, зря время не теряешь и придерживаешься моих рекомендаций, – сказал Денница.
– Вы это о чём? – растерянно спросил я.
– Но как же… Разве Лиза не вписывается в наш план? – с издевкой ответил он.
– Да мы просто вместе работаем.
– А я разве против? Вот и работайте, – невинно ответил Денница.
Как раз, в это время нам принесли наш заказ. При этом официант выразил всё своё недовольство, вместив его в выражение: «Ваш, заказ». Но разве чуткий слух Денницы, да и любого смертного, не уловит тот посыл официанта, который он отправил нам. Но Денница и ухом не повёл и было собрался сделать глоток из стакана, но почему-то отказался от своего намерения и, поморщившись, отставил его от себя. С чем он посмотрел вслед официанту, и так сказал, как только умел он один:
– Какая-то консистенция странная у этого сока, я так и чувствую человеческую примесь в нём.
Затем, как ни в чём не бывало, повернулся ко мне и, предложив не трогать чай ввиду того, что обслуживающий персонал слишком усердствует в своём рвении, и что только после мер профилактического характера, можно будет здесь хоть что-то пробовать. Не знаю, что он там почувствовал… Быть может, официант, посчитав, что только за зря тратит на нас время, и что при его мизерной зарплате, он тут вовсе не обязан корячиться, а от этих типов, как видно, чаевыми не разживёшься, тем самым решил вылить всю свою злобу в стакан сока, как это требует делать профсоюз официантов.
Что сказать? «Безумству храбрых поём мы песню». Но если бы знал официант, что знаю я, то он вряд ли предпочел бы быть не безумным. И зная о том, чем ему может вылиться этот поступок, холодная дрожь пронизывает меня. Хотя не каждый может похвастаться тем, что ему удалось плюнуть самому дьяволу в лицо, и что тот проглотил и даже не подавился. Так что, никто не застрахован от проявления человечности. И может в этом-то и есть угроза для той части небес, видящих в человеке угрозу для себя, и поэтому старающихся противодействовать влиянию человека на Года. Что же касается официанта, то возможно, у него ещё есть шанс, если кто-то не захочет огласки. Правда, зная человеческую натуру, пожалуй, скажу – у него нет шанса.
– Ну что, как тебе здесь? Как встретил тебя здешний мир? – продолжил Денница.
– Как вы и говорили, меня встретили, согласно вашему предположению. Только тщеславие нынче всё больше выставляет вперёд своё мнимое безразличие. И мир всё больше принимает безличие. Ему больше не требуются личности, анонимность – вот на сегодня, главный двигатель прогресса. А ведь мир имеет значение только лишь до тех пор, пока он ассоциируется с личностью.
– Хм… Смотрю, ты уже набрался понятий от него, от этого мира человека. Ну, да ладно. Лучше скажи, как сам-то, как обосновался?
– Да, вроде бы всё хорошо.
– И сразу же решил броситься в крайности.
– Вы это о чём? – недоуменно спросил я.
– Да я ничего не имею против! – усмехнулся Денница. – На то ты и прибыл сюда, чтобы опытным путём разобраться со всеми местными реалиями. Вот только меня всегда удивляла эта человеческая черта. Вот он всё стремится сюда попасть, в этот новый для него мир, а попав, сразу же ищет способы уйти от реальности. И благо на этой ниве, он, как никто в мире, преуспел. Чего только он не придумал для того, чтобы мир виделся им не таким, какой он есть на самом деле. И ты, как человек, что сделал в первую очередь на ниве познания? Конечно же, бросился в крайность и пошёл исследовать действие тонизирующих средств. Выходит, человеку сначала нужно пасть, а уж потом пробовать подняться. Видимость дна создаёт человеку опору его жизни, без этого он не так крепко стоит на ногах, ему нужно видеть свою основу. Так, что ли? – спросил меня Денница.
– Я думаю, в этом есть своё зрелое зерно, – сказал я и после паузы добавил, – А вы, я смотрю, моралист.
– Ха-ха, – засмеялся Денница, а ведь это, наверное, и так. А как мне не быть им, раз мне приходиться разбирать такого рода дела. Здесь поневоле приходиться быть в курсе современных тенденций в области нравственности, которые хоть и определяются сверху, но пока эти директивы доходят до человека, то подвергаются весьма большим изменениям в своём трактовании. Вот тут-то мне и приходиться доносить до конечного получателя всю суть морали. А что касается тебя, то скажу, что в начале своего пути, всё же было бы неплохо узнать, как работает хотя бы твой физический аппарат, необходимый для вставания на ноги, а уж потом начинать искать дно.
– Ну, для этого есть естественные рефлексы и инстинкты.
– Ах, вот оно как! И ведь не поспоришь. Я смотрю, человек поднаторел в логических объяснениях и оправданиях своих поступков. Да, что там поднаторел, он несказанно вырос, правда только в своих глазах. Ведь оглянись вокруг – тут и там только и слышны величавые словосочетания: супермен, мегачеловек, а ведь это говорит как раз об обратном. Но разве он сам может за собой заметить это. Человек всегда был грешен, и даже он сам, что интересно, признавал это. Сейчас же, по сути или по решению того же человека, не существует греха, а есть всего лишь погрешности. И ведь куда не плюнь, – повысил голос Денница, в тот же момент поглядев на проходящего мимо официанта, – везде погрешность. Пить можно, но с погрешностью в промилле, еда – уже не еда, попробуй в ней найти естественный элемент, а вот погрешность – без труда найдёшь. И пора бы уже вписывать в таблицу химических элементов новый – эту самую погрешность. И ведь когда схватишь за грудки какого-нибудь мудреца-счетовода, то он мгновенно найдёт себе другую, модную ныне отговорку. Заблуждался, видите ли, он! Вот и смотришь за человеком, и что видишь? Видите ли, там он не согрешил, а лишь совершил погрешность, тут он не блудил, а всего лишь заблуждался. Так и не живёт он, а всего лишь проживает. Что же касается меня – сам человек есть погрешность между мной и Годом. Убери человека, и я буду равен Году, вот почему он так держится за человека. Человек – это только декларация Года, отражающая его общие подходы к жизни, а вот я-то и являюсь основным правовым актом, выносящим решения по нему. Впрочем, я люблю человека, ведь благодаря ему, я получил шанс добиться признания. Ведь Год распылил свою энергию на этот вид жизни, и из-за человека обнажились все его слабости, – задумавшись, закончил свой монолог Денница.
В этот момент, в кафе с громким смехом закатилась шумная компания, состоявшая из трёх молодых девах и двух степенных господ жизни. Видимо, часу затишья пришёл конец, и посетители небольшим потоком стали заполнять существующие свободные бреши в зале кафе. И можно сказать, что кафе, наконец-то, заработало в полную силу. Шумная компания, не обращая ни на кого внимания, сразу же направилась в дальний уголок, чтобы там продолжить своё веселье. Мы, молча взглядом проводили компанию до места, и Денница, как будто вспомнив что-то, продолжил свой диалог.
– Знаешь, ведь проблема контрактников заключается в том, что они лишились своей движущей силы, сексуальной энергии. И теперь они не люди, а ходячее ГМО, не имеющее будущности. Вон, посмотри на этого борова, – указывая мне на одного наиболее дородного типа, сидящего в шумной компании, сказал Денница и продолжил, – разве он на что-то способен, кроме того, что бы отслюнявить купюру. Они давно уже променяли свой божественный дар на искусственные заменители, богатство и славу, думая, что это и есть главный источник привлекательности. Но это только дымка, не имеющая под собой главной основы жизни – сексуальности. Но между тем, обманка всё же играет свою роль, притягивая к себе жаждущих, и даже иногда заставляет биться сексуальность у тех, кто её не имеет, пока всё не кончается большим «П-пуф»! – Громко сказал, глядя на борова, сидящего в веселой компании, Денница, при этом хлопнув перед собой в ладоши. – А ведь эта энергия должна работать, и я могу найти для неё куда более лучшее применение, чем тратить её на человека! – С горячностью проговорил он, и вдруг, ни с того, ни с сего (хотя, быть может, он понял, что проговорился и решил отвлечь меня), спросил:
– Кстати, ты не встречал Атеиста?
– Вы для этого решили встретиться со мной? – демаршем ответил я.
– Ха-ха, – засмеялся он и продолжил, – Ты же знаешь мои возможности. Так разве стал бы я из-за такой мелочи распыляться?
– Ну, тогда вы должны быть в курсе дел, – в том же ключе продолжил я.
– Может, мне захотелось узнать лично от тебя, что да как. Как он себя чувствует, что думает?
– Ну, в таком случае, вам будет куда интересней лично с ним пообщаться, тем более, это неотвратимо. Или боитесь вмешательства других сил?
– Да ты, я смотрю, не изменился и всё также дерзишь. – Усмехнулся Денница. –Может, потому ты так и говоришь, что знаешь, мою тонкую натуру, способную понять каждое движение человеческого естества. А насчёт других сил, – а это, как я понимаю, ты имеешь в виду Года, – то я должен тебе сказать одну вещь. Разве всеобъемлющее не живёт в каждом из нас? Подумай об этом. И мы с Годом тоже субстанции вечного и были когда единым целым, но так надобно было судьбе, и существование человеческого мира потребовало этого разделения. Год сокрыт от всех, я же в отличие от него, открыт и доступен для всех. Я не приветствую тайн и таинств, так любимых им. Ведь тайна – это наиболее дорогой товар, который не каждый может себе позволить, да ещё, чтобы быть допущенным к ним. Сколько требуется вложений сил и средств для этого и не сосчитать. Я же прихожу и не требую предоплаты. К каждому клиенту у меня свой индивидуальный подход, да и мои рассрочки расплаты куда более привлекательны, чем у Года. Так что говоря местным языком, мой менеджмент работает куда более эффективней, чем у моего оппонента. Ну, да ладно. Ну, а что ты скажешь по поводу своей кандидатской работы? Нашёл для себя подходящую тему?
– С этим пока проблема. Ещё не знаю, на чём остановиться.
– Смотри, только на своей подруге не остановись. – Сказал Денница, но увидев моё серьёзное лицо, отозвал ответ, – Ладно, шучу. Ну, хорошо, помогу тебе, есть у меня перспективная тема. Как раз тебе подойдёт.
– Надеюсь. – Ответил я.
– Значит, слушай. Вообще-то, я сам люблю подобные разработки, ну да ладно. Так вот, рассмотри необходимость и влияние желчности на творческий потенциал человека.
– Но каким образом? Разве у меня есть для этого возможности? – спросил я.
– Насчёт этого – не беспокойся. Я тебя обеспечу материалом для исследования. От тебя только требуется наблюдать и анализировать факты, что же касается пропорциональности применения ингредиентов желчи, то это я возьму на себя.
– И где вы планируете это мероприятие провести?
– Всё уже запущено, и на следующей неделе вы с мисс-Любовь отправляетесь в командировку в нашу северную столицу, а то местные морды уже поднадоели, – сказал Денница, чем меня неприятно удивил.
Мне не нравилось, что он уже за меня решил, и ещё больше вызывало заботу его повсеместное влияние здесь на земле.
– Там, я думаю, для тебя будет более обширное поле для изучения местного культурного сообщества, мнящих себя интеллектуальной элитой страны. Но когда заходит речь о так называемой (это была любимая присказка Денницы, так как он не был согласен с установленным Годом порядком вещей, в особенности именования существенности – он этим своим выражением пытался высказать своё обособленное мнение по поводу этого) интеллектуальной собственности – держись от их, с ног сбивающей нахрапистости, подальше. А я скажу – вся эта, так называемая интеллектуальная собственность, есть моя собственность. Я её создал, и если не полностью, то уж приложил свою руку точно. И пусть кто-нибудь попробует со мной поспорить по этому поводу. Так вот, вы поедете с мисс-Любовь и посмотрите на местных креативщиков, что на этот раз очень точно отражает их суть – ведь какие из них творцы. Мне даже смешно было бы услышать данный эпитет по отношению к творцу. Так и слышится: Эй ты креатор, хреново что-то сегодня креативишь! – Закатившись от смеха, закончил Денница.
Между тем кафе заполнилось людьми, и в нём уже не было так тихо. Шум разговоров, фоновая музыка, хоть и заполнили собою помещение, но необычный смех странного посетителя, не мог не обратить на себя внимание, как посетителей, так и обслуживающего персонала. Но Денница не обращал ни на кого внимания и продолжал,
– Обрати своё внимание на так называемую либеральную прослойку общества, которая, в принципе, тоже причисляет себя к интеллектуальной элите страны. Они, отказавшись от главного жизненного ограничения связывающего человечество – любви, считают себя достигшими высшей степени свободы. И вот, не имея любви, они наполнили себя желчью и живут в построенном на фундаменте ненависти, собственном свободном мире. И ведь что они в первую очередь сделали, эти поборники свободы – даже не гадай, не отгадаешь! Они очертили рамки, поставили ограничители, где распространяется их свобода, они создали свою формацию свободного общества, в которую остальным вход заказан. Не всякий по их мнению, готов нести это бремя свободы, другими словами, достойных мало, и только рекомендации избранных, могут служить тебе пропуском в это общество достойных. Но разве можно их винить за это, ведь человек дорвавшись до чего-нибудь, всегда берёт то, до чего у него дотянуться руки, и даже с запасом.
