Это чистое кантианство, которое совпадает с тем, о чем говорили экзистенциалисты: смысла жизни нет, каждый поступок порождает смысл, и если не понимать этого, значит играть не по тем правилам, быть животным, а не человеком. В данной работе мы не ставим цель исследовать или сравнивать те или иные этические системы.
Без осознания греха не может быть этики. Но как осознаешь грех? Это дело личное, на этом только ученые, профессионалы могут построить этику. Обычный человек, к которому апеллируют ныне, может и не понимать этических течений и не интересоваться ими. Однако он человек. Как его определить? Безнравственных людей нет в принципе, абсолютно нравственных и святых тоже. Кто такой с этической точки зрения современный человек?
«Всемирный смысл жизни, или внутренняя связь отдельных единиц с великим целым, не может быть выдумана нами, она дана от века. От века даны твердыни и устои жизни: семья, живым, личным отношением связывающая наше настоящее с прошедшим и с будущим; отечество, расширяющее и наполняющее нашу душу содержанием души народной с ее славными преданиями и упованиями; наконец, церковь, окончательно избавляющая нас от всякой тесноты, связывая и личную, и национальную жизнь с тем, что вечно и безусловно. Итак, о чем же думать? Живи жизнью целого, раздвинь во все стороны границы своего маленького я, “принимай к сердцу” дело других и дело всех, будь добрым семьянином, ревностным патриотом, преданным сыном церкви, и ты узнаешь на деле добрый смысл жизни, и не нужно будет его искать и придумывать ему определения. В таком взгляде есть начало правды, но только начало, остановиться на нем невозможно – дело вовсе не так просто, как кажется» [3].
Самые сладкие стороны трех важнейших ипостасей духовного человека – семья, отечество и вера – не могли быть определены лучше.
Вл. Соловьев указывает, что в этом триединстве есть изъян, точнее, должен быть, иначе бы все жили согласно с идеалом о трех ипостасях. Раз не живут, есть изъян, а всякий недостаток порождает противоречия, споры, соблазны…
Человек в прошлые эпохи чаще всего сталкивался с моральным выбором в плотской сфере. Если представить, как жили люди до индустриализации, то убедимся, что они были тесно связаны со своими родственниками и соседями. До XV века даже благородные не одевали ночью ночную рубашку, а средний класс и неимущие жили в одной комнате одновременно четырьмя поколениями: дедотец-сын-внук и, соответственно, там же ночевали баба-мать-дочка-внучка. Далекие родственники, приезжая в дом к близким, жили вместе. Мораль была иная. Своровать деньги у соседа всегда считалось аморальным актом. Особенность меркантильного греха в том, что совершить его было трудно. Денег было мало, их хранили «за семью замками», в древнее время, выходя из дома, многие монеты прятали во рту за щекой. Но использовать другого человека в плотском мире было легко. Близкие родственники, наемные работники – это были те люди, которыми можно было пользоваться для своих плотских удовольствий. Право первой ночи – барин присмотрел себе крестьянку, хозяин воспользовался своей работницей… Воровать было нечего, кроме плоти, поскольку большинство людей ничего не стоило, только плоть могла быть как-то использована. Нравственность «находила» соответствующую лексику: не прелюбодействуй; живи нравственно; даже если видишь, что можешь воспользоваться кем-то в свое плотское удовольствие, не делай этого, поскольку это грех.
В первобытном обществе главными были, наверное, другие нравственные принципы, например, не отбирай у слабого еду, которая ему нужна для существования.
В современном мире секс, еда уже не так актуальны. В развитых странах пищи хватает, женщины защищены законом от посягательств сильной половины (и наоборот) независимо от того, кто этот мужчина: муж, работодатель, друг, родственник или сосед.
Появились новые возможности использовать других людей.
Нравственные убеждения не изменили вектор, но поменяли лексику: «Не укради!»
Не ешь первым из чужой тарелки! Не пользуйся телом ближнего, который вынужден терпеть и не может отказать. Не лги.
Заповеди – это не категорические требования рассудка. Это руководство к действию. Это принципы поведения. Они могут нарушаться. В это время как раз и возникает грех. Он рождается, когда нравственные принципы, которые человек признает, нарушаются им в силу некоторых причин.
Если причины оправдывают грех, значит человек безнравственный.
Если причины не оправдывают грех и человек понимает, что он сам должен отвечать за все то, что совершил, это нравственный человек.
Это самый сильный императив. Человек не может быть один. Ему нужны другие люди. Нравственность заключается в том, как человек оперирует ближними, поскольку каждый так или иначе использует близких. Близкими, конечно же, бывают и очень далекие люди. Можно быть здоровым, но разыгрывать роль несчастного, получать помощь от государства, красть у государства, значит – у ближних, всех налогоплательщиков. Можно просто красть у соседей, родственников и друзей!
С чужой точки зрения невозможно доказать, что крадешь у близких, как невозможно доказать существование Бога. В Бога можно только верить.
Грешен или нет, решай сам. А не решишь – узнаешь результат на Страшном суде, если веришь.
Эти «апокрифические высказывания» необходимо понимать просто, поскольку никакого другого смысла в них нет, ничего неясного не скрыто.
Эрозия гранитного камня морали
Современная этика предполагает, что каждый человек в той или иной форме зависит от выгоды. Каждый должен жить, чтобы получать выгоду. Это новая заповедь, на основе которой можно строить любые концепции. Могут возникнуть споры относительно любого проекта развития общества. Одно бессомненно: экономика страны должна развиваться так, чтобы валовой национальный продукт стабильно рос в среднем не меньше чем на 2 % в год. При отсутствии других ориентиров цифры начинают играть роль. Общество может развиваться как угодно: в сторону большей демократии, большей централизации, локализации, ориентируясь на развитие основных производящих регионов, культуры или спорта, но главное, чтобы выполнялся этот постоянный минимум – экономическая константа +2 % в год! Тогда можно забыть и о демократии. С этой точки зрения Китай равен США. Недаром обе страны называют локомотивом мирового развития. Такой подход может оправдать любые жертвы, которые приносит отдельный человек, предаваясь ежедневно мелким сладким порокам (зависть, подлость, высокомерие, ложь) не столько для личного наслаждения, а в качестве средства релаксации. Это, в свою очередь, воспринимается как закономерный этап на пути свершения главного труда человека работоспособного. «Без развитого, благополучного общества каждый человек – ничто» – так гласит основной закон современного государства, потому что, если обществу плохо, то и человеку не будет хорошо.
Теория относительности Эйнштейна изменила мышление современного человека. Принцип стал использоваться как средство. Человек нашел лазейки в нравственном законе, отыскал хитрые нетрадиционные выходы.
Движение относительно – это закон физики.
Прогресс тоже относителен, если согласиться со Шпенглером, который писал об относительности культур, о невозможности воспринять ушедшую культуру такой, какая она была на самом деле. Кстати, оба эти учения были созданы практически одновременно, в одно десятилетие.
Если время, масса, пространство относительны, культуры преходящи и относительны, тогда нужно признать, что и мораль тоже относительна. И не в отрицательном смысле: «ниже ницшеанской морали нельзя упасть», поскольку если не понимаешь Ницше, «последнего великого метафизика», – других метафизиков тоже не поймешь.
Индус, мусульманин, православный, католик, рыцарь Средних веков, художник Возрождения, философ и ученый Нового времени, современный «простой человек массовой культуры» – все эти люди имели и должны были иметь разную мораль. Плюрализм в моральных вопросах, видимо, так же допустим и необходим, как и в политических и сексуальных. Победа науки над культурой, о которой писал Пригожин [10], свидетельствует также и об исчезновении морали. Экономика, наука – это те виды деятельности, которые объединяют людей, культура же разъединяет. Культура умирает, зато торжествуют деньги и цифры. Средний китаец едва ли поймет Гете[2 - Гете – классик европейской культуры.], средний европеец не читает Цао Сюэциня[3 - Цао Сюэцинь – классический китайский писатель.], зато и те и другие хорошо разбираются в научных достижениях и бизнесе, соревнуются, конкурируют, крадут технологии, подсматривают и вынюхивают…
Мораль может быть разная, но грех один!
Или это только так кажется?
Дело не только в софистических способностях современного мышления, способного оправдать любое преступление, дело в принципе. В современной науке (философии, психологии, психиатрии) все чаще используются «квантовые» определения морали: моральные оценки в сознании (точнее, в бессознательной области) возникают практически одновременно с восприятием события. «Хорошо» или «плохо» человек оценивает примерно так же, как «горько-сладко, вкусно-отвратительно», он не думает над этим, а решает моментально. Квантование морали не опровергает теорию Фрейда о наличие сверх-Я, а только подтверждает, что человек – это существо сложное и, скорее всего, получает нравственные импульсы с разных сторон и в различных областях.
Ницше отмечал, что добро и зло в начале социальной эволюции человека были синонимами полярности высокое-низкое, а самая первая мыслительная работа заключалась в умении оценить, какой предмет сколько стоит. Можно спорить с Ницше по существу, но поэтически Ницше оценил моральную дилемму верно: «стоимость» = «конкретное значение» предмета. Каждый человек, если он не ученый и не занимается исследованием профессионально, схватывает любой предмет с первого взгляда. Для обычной жизни массовому человеку достаточно «морали с первого взгляда». Об этом пишут современные исследователи, изучающие поведение человека, вынужденного делать текущие моральные оценки: «Нравственные решения – это внезапные интуитивные оценки, как щелчок пальцами, которые возникают в нас и используют эмоционально-деятельную сферу нашего мозга» [11].
Квантовое отношение к морали решает моральный казус. Если человек в силу своей природы вынужден принимать моральные решения практически случайно и неосознанно (а в практической жизни у человека остается мало времени, чтобы потом останавливаться и пытаться глубже осознать, что произошло), значит, все решения порождаются сами собой и человек не в силах управлять ими. Он не может грешить-или-не-грешить, поскольку понятие «грех» не применимо к нему. Человек стал выше греха, точнее, ушел в сторону от греха. Все, что он может сделать, – это «правильно жить». Если человек видит, что его решения в большей части аморальны, но уверен, что эти решения возникают практически моментально и бесконтрольно как реакция на среду и сам себя занятый человек поменять не может, остается только видоизменить среду, избегать мест, событий, ситуаций, в которых необходимо будет принимать моментальные нравственные решения. Так человек создает мир, в котором ему легко жить, безгрешный мир занятого человека. Чтобы не грешить, современный человек научился убегать, прятаться от греха в безгрешном «аморальном» мире. Позитивная психология Салигмана, различные руководства по преуспеванию в жизни предлагают практические способы, как чувствовать себя еще счастливее, как стать убежденным оптимистом и добиться большего успеха.
Бегство от греха спасает в плохих ситуациях, однако вредит в хороших. Человеку мало жить и не грешить, ему еще нужно видеть и осознавать, что он живет не просто так, ради удовольствий, а ради добра. Вот это истинное Адамово наследство! Человек хочет быть идеалистом. Безгрешным идеалистом, который живет в раю! Это создает проблемы. Чтобы делать добро, необходимо совершать что-то конкретное, что, однако, в итоге может оказаться злом. Можно, конечно, делать добрые дела и одновременно – плохие, но тогда как раз и возникает осознание греха. Если такого осознания нет, тогда и добрых дел не осуществить. Однако это только абстрактная логика, а в жизни может происходить по-другому. Современная индустрия позволяет массовому человеку делать «не-логичное без-грешное добро, добро, которое всегда будет добром». Анонимное добро – самое лучшее, которое может сделать человек, потому что оно сделано другими руками, значит, сам человек больше ни за что не отвечает, а только будет получать выгоду и удовлетворение (как дивиденды от удачно сделанной инвестиции), поскольку содействовал, способствовал, участвовал в самом начале рождения этого добра. Будет радоваться, как инвестор, купивший акции Apple в 2004 году. Он был зачинателем добра, отдал частицу себя, свое семя в форме денежных пожертвований или некоторой социально-полезной личной активности…
В современном финансовом мире капитальную роль получили хедж-фонды, которые получают высокую прибыль, используя рискованную тактику инвестиций (с помощью различных стратегий небольшие деньги дают большую прибыль). Один из финансовых инструментов, которые особенно охотно используют хедж-фонды, – деривативы – контракт на покупку в будущем акций по определенной цене. Если цена окажется меньше оговоренной, покупатель понесет убытки. Если цена акций вырастет, покупатель получает прибыль. Особенность этой техники в том, что если акции падают в цене, инвестор в худшем случае теряет только определенную сумму, которую заплатил за сделку, но если акции вырастут в цене, нельзя увидеть даже горизонт возможной прибыли.
В моральном мире современного человека тоже появились свои деривативы, когда любой простой человек может получить наслаждение и удовлетворение от своего мелкого пожертвования точно такое же (а может, еще и большее!), как получают самые богатые люди планеты, делая свои многомиллионные пожертвования.
Однако стоит указать в этой моральной позиции на множество несоответствий. Человек относится наивно к своим убеждениям, к здоровью, к моральным ценностям, к тому, что оценивает как добро и зло. Если добро обратится в противоположность по какой-либо причине: порочная деятельность исполнителей, неверный выбор цели или места, времени и обстоятельств… анонимный добродетель от этого не может пострадать, поскольку помыслы были чисты и сам даритель лично ничего дурного в данном случае не делал. Нужно только вкладывать пожертвования в самые надежные проверенные временем фонды. Потом, конечно, могут возникнуть финансовые катаклизмы, как при финансовом кризисе 2009 года. Такие кризисы могут в любой момент возникнуть в благотворительном бизнесе. Законы рынка, могущество рекламы лишают смысла всякую широкую благотворительную деятельность, поскольку стремление к общему благу легко жертвует индивидуальным счастьем. Это эрозия счастья и морали, казуистика морали, возможность оправдать любой поступок, либо ссылаясь на обстоятельства, либо игнорируя сам поступок.
Можно представить ораторию, в которой Ницше и Достоевский размышляют о морали:
– Если Бога нет, то все позволено! – с горечью драматическим тенором несколько раз повторяет Достоевский, каждый раз делая ударение как получается.
– Да, да, да!.. – подпевает Ницше, постоянно соглашаясь.
Двум великим философам подпевает хор (атеистических экзистенциалистов):
– Бога нет! Бога нет!
– Вот так-так! Вот так-так!
– Ой-ой-ой!
– Ну и что?
– А то, что если Бога нет, можно жить и злом.
– Можно. Можно. Можно. Можно. Можно.
– Но зачем? Если Бога нет, какая разница как? Живешь злом или ради добра – сам решай, это будет твой личный выбор, – говорит предводитель хора.
Достоевский боялся, презирал и ненавидел пустую адскую бездну атеизма, Ницше, его современник, с ужасом бежал от пафосной церкви. Оба боялись, что в мире может быть очень плохо и что что-то может этот мир спасти.
Прошло целое столетие, совершились кровавые войны. Ничего страшного не случилось. Ничто этот мир не спасло и, по- видимому, не должно было спасти. Мир прошел через зло, как будто его не заметил. Костры инквизиции и газовые камеры трудно представить современному человеку. Это главный парадокс человечества, христианский парадокс, парадокс Нового и Старого Завета – все зло, которое совершило до него человечество, все прошлые грехопадения (Адамовы яблоки, которые съела Ева, Каин, убивший брата (соответственно, мы все произошли скорее от Каина и Сима, чем от Авеля), Авраам, который убил в своей душе сына ради Бога, и только Бог не дал этому «древнегреческому преступлению» реально совершиться) не имеют никакого значения для современного человека. Церкви нет, завет забыт, зарыт в прахе остатков жизни, похоронен, и каждый должен отвечать только за все свои грязные поступки, но так, как он сам понимает, что такое грязь, зло, преступление…
Мир не помнит танков Первой мировой войны, которые безжалостно давили сотни и тысячи солдат противника, не помнит первых газовых атак (хлор, фосген) на поле боя, где задыхались тысячи, не помнит газовых камер, концлагерей Второй мировой войны, миллионов задушенных, уничтоженных, сожженных, умерщвленных людей в Первой мировой, потом десятки миллионов во Второй. Мир не помнит и живет по-своему, хотя мы не забыли. История – это циничная арифметика. Мы говорим, что помним миллионы погибших в мировых войнах, но даже не думаем о миллионах умерших от голода и болезней в то же самое время в диких пустынях Африки. Теперь, в XXI веке, мы думаем об Африке, помогаем, стремимся наладить жизнь на этом континенте, чтобы не было войн, насилия, дикости. Неужели моральная оценка всегда должна быть сиюминутной? Видишь, что плохо, – значит там плохо, не видишь, значит всем хорошо.
С одной стороны, существует квантовое отношение к морали, но с другой – современные ученые пытаются исследовать первопричины возникновения морали, этических норм в процессе развития человека от низших ступеней к высшим. Моральные оценки в таком ракурсе – это эмоции, связанные с чувством брезгливости, когда человек инстинктивно «понимает», что есть нечто грязное и к нему не нужно прикасаться, как не следует приматам (в отличие, скажем, от стервятников, ворон) поедать разложившийся труп. Нравственность определяют гастрономическими предпочтениями и запретами через желудок, поэтому: что можно делать, что нет – равносильно тому, можно есть или нет. Запреты, впрочем, остались одни и те же. Запрет – это не мысль, это не оценка, это не работа ума, это скорее протест души как реакции организма. «Мы думаем, что брезгливость распространяется не только на объекты материального мира, но и на сферу духовных ценностей, – говорит Дэвид Пиццаро. – Ведь брезгливость есть не что иное, как потребность находиться в чистоте и безопасности, которая переносится на все сферы жизни. Желание выстроить вокруг себя «санитарный кордон» побуждает человека отгораживаться от грязи в прямом и переносном смысле. И эта установка во многом обусловливает этические взгляды. Психологи давно знают, что моральные ценности обусловлены эмоциями. Однако теперь мы определили, что многие этические убеждения диктуются отвращением – механизмом защиты, появившимся в ходе эволюции. В связи с этим мы полагаем, что нашли одно из самых глубинных и древних оснований общественной морали» [12]. В моральном аспекте современный человек регрессировал: он ведет себя как прачеловек, для которого мораль и этика – это не теория, а инстинкты брезгливости, отвращения, коренящиеся не в душе, а в желудке. Человек больше не оценивает свои прошлые поступки, а живет животной оценкой текущих: если не нравится что-то – не делает.
Казалось бы: ну и что? Какая разница, как поступать правильно: обдумывая, анализируя или действуя рефлекторно на уровне стимул – реакция. Если рассматривать только какого-то конкретного человека, тогда, может, и нет большой разницы, но общество – как совокупность отдельных людей, как живой социальный организм, создаваемый различными личностями, – может формироваться разными способами, всегда теряя что-то, упуская, но и приобретая взамен другое качество. Было что-то простое, прекрасное в древнегреческих государствах-полисах, было нечто грандиозное в римском государстве… Каждая эпоха приносит нечто такое, о чем хочется подумать. С точки зрения физики каждый человек определяется узким набором параметров: давление, объем тела, температура тела, химический состав, однако каждому понятно, что кукла, сделанная по тому же составу, с таким же внутренним давлением, температурой и объемом, в духовном мире абсолютно отличается от живого физического тела – человека – с подобными характеристиками. Важно, что происходит внутри этой структуры! Осознание греха отличает человека от автомата, куклы, животного.