Железное солнце с прищуром безумца
Рубит тени потухших деревьев.
Но бесполезно, они все длиннее,
Путают, ловят холмы, уклоны.
Вверх забираться на лыжах непросто.
Наст к вечеру стынет и крепнет.
Руки правильнее ног в подъеме.
В ложбине река, и ты, сняв лыжи,
Бредешь в снегу почти по пояс.
К берегу до темноты нужно выйти.
А там еще полтора километра,
И ты на месте. Дачный домик
Смешон, несчастен в белой постели.
Во сне, неотличимом от смерти.
Но бог и хозяин жизни явился!
Затопал по выстуженным половицам.
В хрустящий патрон вкрутил лампу.
Электричество всколыхнуло душу.
Скрипнула створка ржавой буржуйки.
Значит, смерть только приснилась.
Тепло заиграло в древесном теле.
Человек, он сердце всему дому.
Вот закипел на печке чайник,
Вот брякнула на столе посуда,
Вот принесло табачного дыма,
Призывно булькнуло из бутылки.
Человек и дом – в ночи их двое.
Не в раз засыпает печное пламя.
Но тебе не спится. Тихонько, чтобы
Дом не проснулся, ты неодетым
Выходишь на улицу. Вот оно, небо.
Далеки и, наверно, мертвы звезды.
Но прошлый свет на снегу оживает,
Нездешним тебя накрывает покоем.
И это умиротворение невыносимо!
Ты против черного неба навылет.
Ты против белого снега навзничь.
Ты против собственной жизни напрочь.
И вдруг перестает быть страшно.
Но замерз совсем, насквозь, настолько,
Что рук только дверь открыть хватает,
А ног – забраться в нагретую лежку.
Человек уходит, дом остается.
И остаются невыясненными вопросы.
Как преодолеть эту дерзость рассвета?
Как с утренней голодухи, с похмелья
Выйти к реке, вернуться к дороге?
Как заглушить всегдашнюю жалость
К терпящей холод мелочи живной?
Мыши в зимнем лесу сами страхи.