Темь. В битве за истину

Утопленничков быстро освободили от упряжи, они бодро всхрапнули и ломанулись в лес.

– Ну, со скотиной разбрались, – с облегчением резюмировал Митромир, пожелав вступить в диалог с аборигенами. – А с нас – угощение честной братве Уваловой поляны! – и царственно принял радостные вопли толпы.

– Маг – он и есть маг, – ворчливо бубнил Никитич, собирая разбросанные на посадочной линии пожитки. – Нутром чую, до червонцев, мною спасенных доблестно, добирается…

***

Ясная звездная ночь, редкая для нынешней зимы, раскинула свой таинственный полог над карельскими лесами. Суматоха, вызванная триумфальным прибытием буйной команды, давно улеглась. Шалаши и хижины быстро восстановили, общий ужин был оживлен несколькими ящиками водки, выставленной Митромиром местной публике в целях достижения консенсуса, несмотря на горестные вопли Никитича. Впрочем, дед быстро утешился, когда ушлые коммерсанты презентовали ему внушительную флягу грибной настойки – тем более что благодаря изобилию карельских лесов она им почти ничего не стоила.

Местом ночлега всей компании Митромир избрал хижину, стоящую на краю поляны. Ее охотно освободил обитавший в ней толстенький субъект, смахивавший на перекормленного кролика. Причины его сговорчивости пояснил разбойничего вида леший, бывший на поляне кем-то вроде старосты:

– Побежал в бунгалию этого, как его… ну, которого ваш утопленничек в лесу порвал.

– В бунгалию? – удивился Антон. – Это что за сооружение?

– Это он так бунгало называет, – снисходительно пояснил всеведущий Леха. – И что, этот кролик не из брезгливых? Не боится усопших?

– А чего ему, – равнодушно ответил леший. – Банкир он. Бывший. А они не из брезгливых. Могут и в норе барсучьей жить, если денежкой приманить. Уж я навидался тут всяких. Зато ваша хижина попросторней будет, все и поместитесь.

Дощатое сооружение, более всего напоминавшее сарай, и впрямь было просторным, потому вся компания решила ночевать здесь, на разостланых звериных шкурах. Оно и безопаснее, и теплее, выразил общее мнение Никитич. Весняна тоже не возражала: понятно было, что в соседстве с компанией, собравшейся на поляне, не до стеснительности. Да и походная жизнь, богатая на разного рода увлекательные события, не оставляла времени на особые раздумья о разнице полов.

Уже поздней ночью перед хижиной пылал костер, в который были брошены два смолистых бревна. Огни костров рассыпались и по всей поляне: ее обитателям, взбудораженным шумным прибытием новичков, не спалось сегодня.

У костра засиделись Никитич, Митромир и местный староста-леший. Абориген охотно прихлебывал из деревянного кубка грибную настойку и рассказывал о житье-бытье публики, жаждущей перебраться в мир иной. Дед с магом слушали грустную повесть о взбудораженной России, бегущей неизвестно куда, и лишь вздыхали.

– Дак вот этот мужик-то, который в лес ломанулся, – вспомнил староста. – Ты, Никитич, знавал его? Подробно так ему выложил, кто он есть такой…

– Неизвестен он мне, – сумрачно ответил дед. – А узрить долю малую жизни кого-либо – дело нехитрое. Только не с каждым удается. Да и не к каждому хочется в жизнь лезть. Мало хорошего-то…

– Одного не пойму, – задумчиво продолжал староста. – Богатый был очень человек, слыхивал я тут… Олигархом его кликали. И власть немалую имел… Спрашивал я его, зачем ему иные миры. Так знаете, что ответил? Скучно, говорит, людишки кругом – грязь… Власти великой хотел над этой страной, но там, грит, своя банда, не пустят. Здесь все изведал, и куда себя деть – не знает. Ну, это надо же! Но я так думаю – неправду говорил. Или не всю правду.

– Это почему? – спросил Митромир. – Судя по твоему рассказу, народ здесь собрался не бедный. Многие, во всяком случае. И что, все говорят – скучно?

Леший придвинулся поближе, оглянулся и шепотом сообщил:

– Боятся.

– Чего? – одновременно спросили маг и домовой.

– Конца мира, – авторитетно сообщил леший.

Митромир и Никитич дружно захихикали. Леший обиделся:

– И ничего тут смешного! Вы что, не видите, каковы людишки стали?

– Ну, насчет людей, – Митромир подчеркнул это слово, – ты поаккуратней. Люди разные… А конца света ожидали столько раз, что и не сочтешь. Только в этом тысячелетии – уже не однажды, сначала на 2000-й год, потом по сказкам майя… Слышал о таких?

– Неа, – мотнул мохнатой головой леший. – Только и лесной народ в сомнениях. Не бывало такого, чтобы погода не день многажды шаталась от тепла к морозу. От дождя – к снежному бурану. И чтобы медведи не знали, залегать ли им в берлоги. А пятнистых зайцев видел? Тоже ведь не поймут, какую шкуру накидывать, летнюю, али зимнюю… И с каких это пор в лесах-то наших карельских земля вздрагивать стала?

– Когда это она вздрагивала? – подозрительно спросил Никитич. – Ну вот, в последние-то разы?

– Да тому дня два назад, – почесал затылок леший. – И буря тут пролетела средь ясна неба… Вмиг все почернело.

– Так то понятно, – отмахнулся Никитич. – То мы с Темными бились героически и доблестно, как в старину. Вот и у вас слышно стало, как мы их жесточайше побили.

– Да? – выпучил глаза леший. – Так, стало быть, это ваши деяния народ тут перепугали?

Никитич скромно приосанился, а Митромир озабоченно спросил:

– Кстати, а здесь, на поляне, Темные есть? И много ли?

Староста-леший махнул лапой:

– А кто их знает, кто тут Темный али Светлый… Тока у нас здесь перемирие, никого тронуть нельзя. Иначе камень заветный проход не откроет. Ни туда, ни оттуда не пропустит, коли вражда на поляне.

– То-то нас с дубинами встретили, – буркнул Никитич.

– Дак и прибыли вы не мирно, – парировал леший, – а с великим шумом и грохотом, народ поваляли. Да вот олигарха-то ентого ваш утопленничек еще в лесу загрыз, буйну головушку на кол посадил, ровно вора иль разбойника какого…

– На осиновый? – со знанием дела спросил Митромир.

– А ты откель знаешь?

– Так олигархи все – воры и жулики, – охотно пояснил маг. – И осиновый кол им просто необходим, чтобы не могли слезть с него. Живучи очень. Утопленничек-то знал этот народишко, потому и выбрал осину.

– Оно и для банкиров хорошо, – авторитетно сказал домовой. – У тех – вампирья порода, без осины никак.

– Очень пользительное сие дерево, – глубокомысленно согласился леший. – На нем такожде можно и чужеземцев развешивать – долго висят, не тухнут.

– Это каких таких чужеземцев? – не понял Никитич.

– Да являются тут в последние-то времена, лес валят не по закону и варварски, – отмахнулся староста. – Не по-нашенски говорят, ликом черны и воняют, однако. А теперь и желтолики да косоглазы появились.

– И здесь гастарбайтеры, – вздохнул Митромир.

– Наших-то, тех, кто лесом промышляет, мы попугаем, по чащам погоняем да покатаемся на них, они малость в разум приходят, понимают, что лес беречь нужно, – продолжал леший. – А чужеземцев – на осину… Что им втолкуешь? Беда только, что не успеваем, все новые прибывают.

– Ну, ты, однако, как наш сотоварищ вещаешь, – усмехнулся Никитич. – Скинхедом себя прозывает. Не любит инородцев. А они, поди, тоже люди…

– Я их сюда не звал, – насупился леший. – Коль пришли – пусть законы наши лесные соблюдают. И человеческие. И понимают свое место. Покуда же ведут себя как в государстве завоеванном, место им – осина.

– То знакомо, – вздохнул домовой. – И сюда Темь проникла…

– Вот то-то и оно, – резюмировал леший. – Ежели все собрать, то оно и выходит, что вроде как неладные времена приходят. Потому людишки… люди, – поправился он, бросив быстрый взгляд на Митромира, – и переполошились насчет конца света.

– А сколько в среднем здесь раньше собиралось народа перед открытием портала? – тоном бухгалтера осведомился Митромир.

Другого лешего этот вопрос поверг бы в ступор, но староста был тертым лесным жителем и бодро ответствовал: