– На Курский!............ – приехал один и с четырьмя патронами. Сижу на конечной кольцевых троллейбусов, думаю: ни одного врага, ни одного врага, блядь, не достал. Но ты-то, Фейгин, на месте, сука?
Оставил машину в неположенном месте. А мне по подземному переходу через Земляной вал на ту сторону! О, и жвачку по ходу купил. Пусть хоть изо рта хорошо пахнет, коль от мыслей уж…
Как я люблю эти «сталинские» дома! Тяжёлые двери, высокие потолки, невъебенная величественность в лестницах с перилами.
Домофон:
– Вы к кому?
– Это Иванов Игорь, я к Фейгину Исааку Соломоновичу. Он знает.
– А, помню, – там консьерж такой нормальный весёлый пузатик. – Десятый этаж.
– Да, спасибо.
– Привет, Коль! Соломоныч у себя? – как-то угрюмо сегодня у короля спецодежды охрана выглядит, заметил я.
– Привет. Пойдём, покурим… – отталкивает меня от двери.
– Времени у меня мало очень, проводи лучше, а?
– Нет, пойдём покурим.
– А чё ты траурный такой, Соломоныч что ли умер?
– Да ни хуя, Игорёк, умер ты! – неожиданно.
Неожиданно револьвер оказался в моей руке. Выстрел.
– Коля, – мы с ним в одном классе учились. Всё на последних страницах своих ученических тетрадок супергероев рисовали. Мечтали стать художниками, мультипликаторами. Не получилось, вот, Лёня Плюха, наш же одноклассник, и на первом канале ТВ поработал художником… Завидую, конечно, белой завистью.
– Коля, блин. – я держу его на руках, – Коля!
Выстрел был, как громовой раскат в этом акустическом доме. Коля, мать твою!
Я уже не знаю, что делать. Сижу в чужой машине с сумасшедшим писто… револьвером в кармане, три патрона. Я и не сразу услышал, что кто-то скребётся ко мне в окно. На самом деле, деликатный стук полосатой палочкой по стеклу.
– Лейтенант Никифоров. Ваши права, пожалуйста.
– На, – а чего всего лишь лейтёха? – Слушай, лейтенант, ты молодой, может, поймёшь меня. Там с правами всё нормально?
– Да, а тех…
– Садись рядом, – я достал револьвер.
Что я этому менту могу обещать? Он обречён, и живёт до тех пор, пока… пока это позволяет моё оружие. Если эту фразу аккуратно вырезать и предоставить суду… Только над этим револьвером я не властен. И убивает он не тех, кого хотел бы я.
Осталось два патрона.
Я домой приволокся, разбитый, уставший, даже на окна не взглянул, что там горит свет. Открыл дверь:
– Ли! Ты же ещё неделю должна…
– Я соскучилась.
– Ли! Я люблю тебя.
– Иди в ванную, я ужин приготовила.
– Я сейчас быстро.
Я принял душ, почистил зубы, этот грёбаный Ломен положил на полочку. Да, достал, не купаться же мне с ним. Я обнимал и целовал Лильку, ужин подождёт, Ломен не намерен был ждать. Он горел страстью и обманутой яростью.
– Как у тебя здесь?
– Ну… – замялся я, а что ответить? – А у тебя-то как?
– Всё хорошо. Полёт нормаль… Это кто?
Я обернулся. Старик.
– Ты забыл в ванной на туалетном столике. Тут ещё целых два патрона, а время истекает.
– Я убил ни в чём не повинных людей. Ни одного врага я не нашёл. Я чуть не сошёл с ума, чуть не стал маньяком…
– Чуть – не считается! Ты принял условия игры? Так и выполняй их! Неужели ты думаешь, что я за тебя буду делать твою работу? Вот, ты его непростительно забыл. Вот, два патрона в нём.
Будь мужчиной. Доведи дело до конца.
P.S.: некоторые имена, географические названия, обстоятельства и проч. могут совпадать с реально существующими.
Пряничный домик
«Гензель и Гретель» (Hensel und Gretel) сказка братьев Гримм в моём вольном пересказе
Ганс Мюллер, по прозвищу Дровосек, разбился-таки на своём мотоцикле. Сколько ни укоряла его жена Лена за почти еженощное безрассудное лихачество – всё было не впрок. Ну и вот опять напились с друзьями пива в баре и помчались тарахтеть своими байками по ночным улицам Лейпцига.
И осталась Лена вдовой с двумя детьми без денег, без работы, которой никогда и не было, зато с долгами мужа. Не такими уж и большими, но для безработной вдовы с двумя детьми непосильно обременительными. Недолго горевала она о погибшем муже, о несчастливо сложившейся судьбе своей – что горевать бесплодно? Жить-то дальше как-то надо. Продала небогатый дом свой в Ройднице, доставшийся ей в наследство от непутёвого Ганса, продала старенький Фольксваген, слава Богу, долги покрыть хватило. И вернулась с детьми в Россию. Из неприветливой Чужбины в неласковую Родину.
В России в Петербурге из родных ей людей только одна сестра и осталась. Прежние однокурсники по ЛГУ, друзья и знакомые давно уж перестали быть знакомыми и друзьями. «Отчего так?» – поначалу недоумевала Лена. Но вспомнив, что русская душа – это сплошная загадка, недоумевать перестала. Сестра Тамара, хоть и приняла внезапных родственников без особого радушия, но приняла же? В личной жизни у Тамары как-то не сложилось: трижды была замужем, да мужья всё попадались – то больной неизлечимо, то не осмотрительный на стройке, последний и вовсе наркоман. Всех троих и схоронила. И жила теперь трижды вдова одна в трёхкомнатной квартире на Васильевском острове в элитном комплексе «Альба».
Две сестры, две вдовы – родственные души.
– Поживёте у меня, пока сама не устроишься, после сочтёмся, – сказала Лене Тамара.
Та была сестре безгранично благодарна, и с превеликим рвением бросилась на поиски работы. Но дни проходили за днями, недели за неделями, а достойная, ну или хотя бы не позорная, работа для выпускницы ЛГУ с высшим филологическим образованием всё никак не находилась. И вот, наконец, подвернулось что-то. Но нужно было съездить на месяц в Москву на стажировку.
– Да никаких проблем, Ленусь! Ты же знаешь, я – рантье, мне в офис по утрам торопиться не надо. Посижу с твоими отпрысками, обещаю, скучать не будут.