Силуэт

В пропахшем карболкой свежепобелённом приёмном кабинете санчасти начмед указал Даниилу на кушетку. И пропел хрипловатым баритончиком куплет из популярного кинофильма:

Мы приземлимся за столом,

Поговорим о том, о сём

И нашу песенку любимую споём!

Затем раскрыл дверцу стального сейфа, выкрашенного синим колером, и достал литровый прозрачный флакон с плотно притёртой конусовидной пробкой. Содержимое составляло половину ёмкости. По всему видно, что флакону скучать в заточении долго не приходилось.

Разливая спирт по гранёным стаканам до половины, капитан уточнил:

– Ты разводить будешь или запьёшь опосля?

– Зачем же продукт портить? – прищурился так, словно уже совершил глоток, Даниил. – Как начальство, так и я.

Чокнулись и выпили, обжигая досуха гортани, за победу над Германией. В суровом молчании помянули погибших. Закусывая говяжьей тушёнкой и по-домашнему вкусным армейским хлебом с припёком, Даниил рассказал о своих новостях. Заодно не преминул поведать и о минувшем.

После комиссования из действующей армии по болезни Маляренко вызвали в облисполком и назначили заведующим отделом здравоохранения во вновь организованный Советский район. «Там будет твой трудовой фронт. Больницу надо строить взамен старой. Райздравовский опыт у тебя есть. Так что принимайся за дело», – скомандовал главврач Исаков.

Приказы начальства, тем более в военное время, не обсуждаются.

Советский район, центром которого являлась Сосновка, раскинулся на северо-востоке области, занимая таёжно-степное пространство и пёстро разбросанные многочисленные участки возделанной земли, пригодной для выращивания пшеницы, ячменя и овса, а также культивирования сои. Травяные угодья давали корм коровам и овцам. Лесные массивы являлись постоянным источником древесины для строительства.

Население в большинстве состояло из переселенцев и их потомства. Основной костяк приходился на украинцев. Даниил был в их числе. Шестнадцатилетним подростком отправился из приднепровской Черкащины с семьёй дядьки по материнской линии Матвея Маляренко на Амур. За плечами школа-семилетка в родном селе Кошмаке. Грудь волновало огромное желание повидать белый свет. Плодородные чернозёмы на приусадебных участках худо-бедно кормили крестьян. Учитывая, что колхозные амбары были выметены подчистую ретивыми сборщиками зерна, уполномоченными партией на сбор средств для индустриализации, домашняя корка хлеба не давала помереть. Однако хотелось лучшей доли, новых возможностей для роста. Конечно, жаль было покидать отца Сергея Захаровича, инвалида Первой мировой войны. Мать Степанида Корнеевна дала жизнь семерым детям, из которых Даниил был старшим. Разумеется, его руки нужны в дому, но родители перечить не стали.

Приехали на Дальний Восток, стали обживаться на станции Завитой. В две мужских силы вскоре воздвигли дом, благо для переселенцев стройматериалов здесь не жалели. Дядька с подборной лопатой пошёл на топливный склад швырять уголёк для паровозов. Даниил устроился в прокуратуру секретарём ворошить бумаги. Два года помогал служителям Фемиды блюсти законы. А затем прискучило сдувать пыль с папок, плодить новые «дела». Тем более что прокурор отбил охоту к работе своей любимой поговоркой: «Дайте мне человека, а статью закона я ему подберу». Людские страдания и слёзы тронули сердце начинающего правоведа.

Вскоре покинул Даниил дядькин дом и отправился в Благовещенск. Поступил в фельдшерско-акушерскую школу. Хотелось не карать людей, а исцелять от различных болезней. Через три года в составе краснознамённой группы отличников учёбы получил «красный» диплом. К тому же, будучи старостой группы, успел стать членом ВКП (б). Перспективы открывались заманчивые. Серьёзный молодой человек получил назначение на пост заведующего Благовещенским районным отделом здравоохранения. В двадцать четыре года – это не пустяк. И не беда, что для командировок по сельским медпунктам приходилось искать попутный транспорт. Порой оказия оборачивалась ездой в кузове грузовика, а то и на тряской телеге. В распутицу выручали длинные ноги. Пешком отмахивал иной раз по просёлкам за день до полусотни километров с гаком.

Кормился скудно, какие в ту пору были столовые да рестораны в колхозах и совхозах? Хорошо, добрые люди приглашали к столу. В летнюю пору спал порой на сеновалах, в стайках, слушая вздохи жующих сено коров и лошадей. Своего собственного угла в Благовещенске не имел, ютился в общежитии молодых медиков. Народ собрался холостой, весёлый, не обременённый лишним имуществом и запасами продуктов. С утра успевали до похода на службу заправиться жидким чаишком из утробно булькавшего в кухне титана. Обед заставал врасплох, и, если удавалось раздобыться тарелкой супа, картошкой-толчёнкой, украшенной маленькой, в детскую ладошку, котлеткой и стаканом киселя – о большем и не мечталось. Остатки обеденного хлеба с куском колбасы шли на ужин.

Украинскому хлопцу, выросшему на материнских харчах, яблоках, сливах и грушах из собственного садочка возле хаты, подобная «перемена климата» обернулась боком. Как тут было не заработать не только несварение желудка, но и чего похуже? Впрочем, по молодости лет об этом не думалось. Подумаешь, рези в животе! Хлебнул горяченького – и вперёд!

Однако заведовать благовещенским райздравом долго не пришлось. Над миром распростёрлась грозная тень войны. Германия зарилась на украинские чернозёмы, бакинскую нефть, собиралась двинуть свои механизированные полчища до индустриального Урала. На Дальнем Востоке ждала своего часа Квантунская армия японцев. Каждый штык в Красной армии должны были держать обученные и сильные руки. В августе 1939 года Верховным Советом СССР был принят новый Закон «О всеобщей воинской обязанности». Статья 12 разделяла командный состав РККА на четыре группы: высшую, старшую, среднюю и младшую.

Так очутился Даниил Маляренко вскорости в воинской части, расквартированной в Возжаевке. Как медику со средним специальным образованием, присвоили новобранцу звание военфельдшера. А это как раз средний начальствующий состав. Надел новоявленный командир френч с двумя кубарями на зелёных петлицах воротника. Летнюю пилотку цвета хаки зимой сменял суконный шлем с шишаком, получивший немало прозвищ, серьёзных и не очень. Старослужащие помнили прежние названия, бытовавшие с Гражданской войны: «ерихонка», «богатырка», а затем «фрунзевка» и, наконец, «будёновка». Острословы именовали сей предмет из-за вытянутого вверх остроконечного шишака «громоотводом», и даже додумались до «умоотвода». В народе же, а затем в литературе и искусстве закрепилась «будёновка», прослужившая в иных частях верой и правдой до окончания войны.

Работы в тыловой армейской части военфельдшеру хватало. Новобранцам хворать не полагалось. Готовились к надвигавшейся войне. Учились оказывать медпомощь в полевых условиях. Требовалось срочно освоить применение обеззараживающих и обезболивающих средств и лекарств. При необходимости важно было владеть скальпелем.

Все эти премудрости Даниил постигал под командованием начальника медсанбата военврача третьего ранга Куткового, с которым успел сдружиться. Штат батальона был укомплектован с расчётом мобилизации и отправки на фронт в первые же дни войны.

И грянула война!

Перед формированием подразделения, готовящегося к переброске на запад страны, весь строевой состав проверяла строгая медицинская комиссия. Отбирали стопроцентно здоровых солдат и командиров. Под пулями и бомбами заниматься исцелением старых болячек будет недосуг.

– Вам, товарищ военфельдшер, с язвой желудка не только на фронт, в действующую армию нельзя, но и тыловая служба противопоказана, – подытожил председатель комиссии. – Увольняем подчистую. Уверен, со своей специальностью вы на «гражданке» пригодитесь.

Кто ж думал, что эта закавыка сохранит жизнь комиссованному военнослужащему. С огромной горечью узнал Даниил немного погодя страшную новость о гибели санитарного поезда, из которого был списан. Узловая железнодорожная станция подверглась жестокой бомбардировке фашистской авиации. Погибли многие бывшие сослуживцы.

Именно накануне этого горестного события Маляренко направили в Советский район.

Так сурово вошёл в жизнь Даниила новый период самостоятельного существования. Сверстники давно обзавелись семьями, растили детишек. Захотелось и ему домашней обустроенности, семейного уюта. В двадцать семь лет это просто необходимо. Новая работа беспощадно забирала время и силы. Строительство районной больницы приносило массу хлопот. Приходилось самому выбираться в тайгу с бригадой лесорубов. Зимой на морозе махать топором, греться у костра, ночевать в щелястом бараке, хлебать из общего котла. Однажды подхватил воспаление лёгких. В ботинках и немудрено, не у каждого унты или валенки. Какой уж тут уют…

Однако молодость брала своё. В поисках бухгалтера для больницы съездил Даниил в Куйбышевку-Восточную. Там-то и познакомился с весёлой и общительной Ниной. Девушка после окончания десятилетки мечтала поступить в университет и выучиться на химика, но война круто повернула стезю. Пришлось поступить на курсы счетоводов. Требовалось помогать матери кормить двух младших сестрёнок. Отца в семье не было по причинам, которые мать утаивала от дочерей. Люди в ту пору пропадали порой бесследно. Заточение «без права переписки» наглухо отрубало минувшую жизнь. Дознаваться причин репрессий – себе же вредить.

В отделе кадров курсового комбината Маляренко познакомился со списком выпускниц. «Выбирай любую, все красавицы-холостячки», – добродушно посоветовал директор. Пробежавшись по графам успеваемости, Даниил остановил внимание на обладательнице отличных зачётных оценок по всем предметам бухгалтерской науки Нине Фокиной. Побеседовали. Невольно залюбовавшись кареглазой стройной девушкой, Даниил красноречиво стал уговаривать поехать работать в Сосновку. В чём и преуспел. Получив благословение матери, отправилась Нина в новую жизнь с чемоданчиком скромного приданого. В круговерти дел молодые люди находили часок-другой для встреч, привыкли друг к другу. Через год общения решили соединить свои судьбы. Свадьбу не играли, учитывая сложную обстановку и скромность личных средств. Райисполком выделил молодожёнам половину дома-пятистенка. И стали жить-поживать.

Молодая семья, несмотря на потрясения грозных лет, сплотилась в общих заботах. Тем более, в положенный срок родился сын. Назвали Егоркой, стали пестовать, помогая друг дружке. Яслей и детсада в Сосновке в ту пору не было. Приходилось полагаться на собственные возможности. Выручали порой соседи, молодые незамужние медички. Детвора военных лет была предоставлена самой себе. Те, кто на своём ходу, с утра пропадали на дворах и улицах. Малышня обреталась по домам.

Вот и новорождённый Егорка разделил участь своих сверстников, коих назовут впоследствии «дети войны».

Убывая в Возжаевку за медикаментами, Даниил опережал события. Обычный канцелярский ход вещей предполагал вначале сдачу построенного объекта. Затем следовала постановка на баланс. Потом уже выделялись средства на содержание штата и поступающих больных, число которых округлялось до разумных пределов. Исходя из общих соображений, определялась медицинская часть расходов.

Но народ уже и сейчас нуждался в лечении. Больница будет готова к зиме, не иначе. Коробка строения стояла готовая вчерне. Требовалось раздобыть мебель и специальное оборудование. Те же печи для дровяного отопления без кирпича не поставишь, а его-то как раз и не хватало. Единственная транспортная сила – конь Гнедко. Зимой сани, летом телега. Под седлом бегать возраст не позволяет, сивина высветлила гнедую масть. Казалось, он и подковы-то поднимает с трудом, не то что поклажу, требуемую в хозяйстве.

Хворый люд не вникал в подобные расклады и шёл к Маляренко за помощью. Образование позволяло Даниилу практиковать по терапевтической части. Узких специалистов в штате, кардиологов или, допустим, урологов – раз, два и обчёлся. Фельдшерские центры по району разбросаны не густо, в ином селе и медпункта не сыщешь. А найдёшь, так нужных лекарств кот наплакал. Своими средствами не обойдёшься. Одна надежда на добрых людей. Вот и пришлось отправляться в Возжаевку. Спасибо бывшим сослуживцам, не позабыли Маляренко.

Ближайший поезд в сторону Поздеевки придёт через два часа. Оставив тяжёлый рюкзак в камере хранения, Даниил отправился в магазин. Купил Нине любимых ирисок «Кис-кис», ванильных пряников и пару баночек крабов «Снатка». В промтоварном отделе взял фланельку на пелёнки, целлулоидную погремушку и соску с колечком. Выпил шипучего квасу в скромном станционном буфете. В сквере подле вокзального здания сел выкурить «беломорину» и обдумать обратный маршрут. Решил обязательно навестить в Верхнебелом старого товарища Ивана Ивановича Головко, заведовавшего фельдшерским пунктом. Надо узнать, как идут дела и чем требуется поддержать заслуженного лекаря. Жил Головко по-холостяцки уединённо. «Некогда мне пелёнки полоскать», – отшучивался бобыль. Всю энергию тратил на пациентов. И надо сказать, в колхозе имени Ильича мало кто хворал подолгу и бюллетенил за счёт трудяг-односельчан.

Скорый поезд «Москва-Владивосток» покрыл расстояние от Возжаевки до Поздеевки за полчаса. Даниил спрыгнул с подножки общего вагона на перрон и с рюкзаком за плечами двинул на привокзальную площадь. Увы, ни машин, ни гужевых попуток не оказалось. Раньше, в довоенное время, отсюда до Сосновки ходил автобус. Но с началом войны маршрут отменили.

«Ну что ж, пешком, так пешком, дело привычное», – невесело пошутил Даниил. Оставалась надежда, что на пятидесятикилометровом отрезке от железной дороги до районного центра его подхватит кто-нибудь. Июльские дни длинные, светлые. Топай себе по дороге от кустика до кустика, от мостика до мостика. Считай деревеньки, которых будет по ходу всего-то три.

Солнце спускалось к линии горизонта. На свежачка отмахал единым духом шесть километров. В кочковатой пойме открылась панорама Верхнебелого. Имя селу дала речка, струящая аквамариновый поток из болотистых северо-восточных низин к широкой и полноводной Зее в её нижнем течении.

Изба Головко стояла в центре поселения, рядом с фельдшерским пунктом. С умом поставили местные колхозники эти два строения. Ночь-полночь – далеко ходить фельдшеру не требуется, если нужда какая возникнет. «Наш Эскулапий кого хошь на ноги поставит», – довольно балагурили ильичёвцы. И действительно, медикаментозное врачевание Иван Иванович освоил по всей номенклатуре имеющихся в поселковой аптечке снадобий. Он выписывал журнал «Сельский врач» и был в курсе новаций народного здравоохранения. Скальпелем владел уверенно. Удалить аппендикс или грыжу трудовую – тоже не проблема. На более серьёзные полостные операции не покушался. Тяжелобольных отправлял в город за сотню километров. Больница в Куйбышевке-Восточной выручала безотказно. Но всё-таки куда легче будет после ввода в строй районной больницы.

Даниил отмахал вдоль улицы с полверсты, минуя амбары зернового двора и животноводческие постройки. Вот высокая изба с красным флагом над входом – это сельсовет. Белый крест на дверях – фельдшерский пункт. За ним пряталась в черёмушных купах усадьба Головко, обнесённая почерневшим от времени штакетником. В палисаднике бушевали георгины и гладиолусы, мальвы и чернобривцы. Сама изба – типичная украинская мазанка под драночной крышей, в три окошка на улицу – белеет за черёмухами. На гибкой ветке крайнего дерева сидела, свесив голые ноги, незнакомая белокурая девчонка. Подол сиреневого платьишка нагружали рясные чёрные кисти. Раньше никто посторонний не лазил в садочке Ивана Ивановича, побаиваясь строгого хозяина. Да и зачем лазить, если в селе на задах огородов в изобилии произрастают дикие яблоньки и кусты черёмухи?

– Почём ягода? – вместо приветствия шумнул Даниил, снимая лямки рюкзака и ставя его на лавочку возле калитки.

Сборщица плодов перебралась с ветки на ствол, ловко соскользнула и встала, придерживая подол с добычей на весу. Длинные худенькие ножки с загорелой кожей украшали коросты на коленках. Удлинённое личико с большими голубыми глазами выражало скорее любопытство, нежели испуг. Губы, перепачканные черёмушным соком, сложились яркой пуговкой.

По всему видно, девочка не из пугливых.

– Счас деда позову, – сообщила она пришельцу и шустро высыпала добычу в тазик, стоявший под кустом. Подол украшали фиолетовые пятна. Очевидно, девочка ещё не знала толком, что черёмушный сок не отстирывается нипочём.

Мелькнув босыми пятками, верхнебельская Дриада взбежала на невысокое крыльцо, откинула марлевую занавеску с проёма и скрылась внутри избы. Вскоре появился невысокого роста и средней комплекции хозяин в соломенном бриле на голове, облачённый в белый халат.

– А где белая шапочка, доктор? – не теряя шутливого настроя, поинтересовался Даниил. – Приём на дому ведёшь? Одевайся по полной форме в таком разе.

Головко приложил ладонь козырьком ко лбу, защищаясь от заходящего солнца.

– Тю-тю-тю, помогай, Боже! Никак ты, Данил Сергеич?

– Он самый, друже мой Иван Иванович, – выразил почтение гость.

Последовали крепкие мужские объятия.